Е. Мустангова: «В центре творчества Булгакова — роман “Белая гвардия”... Лишь в этом романе обычно насмешливый и язвительный Булгаков превращается в мягкого лирика. Все главы и места, связанные с Турбиными, выдержаны в тоне немного снисходительного любования героями. На первый план выдвинуты их чисто психологические “общечеловеческие” черты. Этими человеческими чертами Булгаков прикрывает социальный облик своих героев. Через любование ими он хочет заставить читателя полюбить всё то, с чем его герои неразрывно связаны. Но, приглядевшись повнимательней, замечаешь, что пропасть между “высокими” и “низкими” героями “Белой гвардии” чисто условна. Турбины, по существу, те же обыватели, опоэтизированные автором. Революция врывается в жизнь Турбиных грубым толчком, нарушающим уютный строй их жизни...

Да, конечно, утверждать, что Булгаков дал обобщающие типы белогвардейцев, — значит делать тенденциозную натяжку. Но идеология романа нисколько не меняется от того, что герои не типичны.

Весь роман ярко и талантливо протестует против тех “случайных” и враждебных сил, которые разрушили уют и тихость турбинских гнёзд и связанную с ними культуру.

Впрочем, следует оговориться: идеология или, вернее, психология автора не совсем совпадает с психологией его героев. Автор стоит над героями, и любование ими — любование снисходительное. Ему как будто кажутся немного смешными и наивными их волнения, их пафос. Они ему очень милы и очень близки, но автор умнее их, потому что он видит за “временными неприятностями” нечто более важное.

Важно, что ощущение бессмертности своей культуры делает временным, преходящим, незначительным в глазах Булгакова “такие мелкие события”, как классовая борьба, в которую оказываются втянуты его герои.

Отправная точка, определяющая эмоциональное и стилистическое лицо романа “Белая гвардия” и рассказа “Дьяволиада”, лежит в социальной природе автора. Выше головы не прыгнешь. Советский матерр1ал “всерьёз” недоступен Булгакову, так как вся революция в его восприятии — “пошлая оперетка” (слова Таль-берга из “Белой гвардии”)».

ЕЛ. Яблоков: «С автобиографическим персонажем романа “Белая гвардия” связан мотив усталости и мечты об отдыхе. Ощутив историю как хаос, стихию, осознав собственную неспособность влиять на ход “больших” событий, Алексей приходит к идее войны за домашний уют; среди мотивов его поступков на первый план явно выходят индивидуально-личностные факторы. Повествователь комментирует это следующим образом: “Башни, тревоги и оружие человек воздвиг, сам того не зная, для одной лишь цели — сохранять человеческий покой и очаг. Из-за него он воюет, и, в сущности говоря, ни из-за чего другого воевать ни в коем случае не следует”. Данная мысль своеобразно перекликается с известным суждением из “Войны и мира”: “Личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из-за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дела, а руководились только личными интересами настоящего. И эти-то люди были самыми полезными деятелями того времени.

Правда, в эпохи национальных потрясений мысль о предпочтении “личного” — “общественному” звучит не слишком нравственно; по крайней мере, автор “Войны и мира”, высказав свой тезис в теоретическом плане, не очень-то активно “внедряет” его в образы своих любимых героев. Что касается Булгакова, то он в финале романа вкладывает в уста Алексея слова, звучащие как предельное заострение толстовской мысли: “Покорнейше благодарю. Я уже испытал достаточно”; “Ах, все равно... Но лишь бы прийти ещё сюда, в странный и тихий домик, где портрет в золотых эполетах”».