«У-у-у-у-у-у-у-у-у!» - этими странными звуками начинается повесть М. Булгакова. В них слышатся боль и страх погибающего существа, способного оценить (как это ни покажется странно) и «негодяя в грязном колпаке» из столовой «Нормального питания», который плеснул кипятком и обварил левый бок собаки, и поваров: «например, покойный Влас с Пречистенки. Скольким он жизнь спас!» Булгаков показывает Москву так, как может ее увидеть дворовый пес не случайно: «Что они там вытворяют в нормальном питании - уму собачьему непостижимо. Ведь они же, мерзавцы, из вонючей солонины щи варят, а те, бедняги ничего и не знают. Бегут, жрут, лакают!» Собака, живущая в ужасных условиях, способна сострадать людям, оказавшимся в таком же, как она, положении. Шарику жаль машинисточку, получающую по IX разряду «четыре с половиной червонца», которая «дрожит, морщится» от столовской отравы за 40 копеек, но ест. «Вон она, вон она!!! Бежит в подворотню в любовниковых чулках. Ноги холодные, в живот дует, потому что шерсть на ней вроде моей, а штаны она носит холодные, так кружевная видимость... Жаль мне ее, жаль. Но самого себя мне еще больше жаль. Не из эгоизма говорю, о нет, потому что мы действительно в неравных условиях. Ей-то хоть дома тепло, ну, а мне... Куда пойду? У-у-у-у!»

Монолог Шарика очень важен в завязке повести. Практически писатель вводит читателя в атмосферу жизни послереволюционной Москвы. А то, что эта неприглядная картина дана глазами собаки, делает ее еще более ужасающей: голод, воровство, нищета, болезни, жестокость, унижения.

И когда появляется «загадочный господин» и манит собаку куском колбасы, умный пес оценивает и себя, а вместе с собой и весь «мир голодных», сводя все к обобщению: «Рабская наша душа, подлая доля!»

Вирусом «раба» заражены все: и Шарик, и машинисточка, и повар, и швейцар, и пациенты профессора, и даже члены «жилтоварищества». Автор это постоянно подчеркивает.

Так изображает Булгаков столицу государства, в котором строится «новое общество» «новых людей». Профессор Преображенский, не сочувствующий советской власти, тоже одержим идеей «улучшить человеческую породу». Его идея потерпела крах. Почему?

Шарик «наследует» худшие черты Клима Чугункина. Вместо доброго пса возникает зловещий, тупой, агрессивный Полиграф Полиграфович - порождение своего времени, который прекрасно вписывается в социалистическую действительность и даже делает завидную карьеру: от существа неопределенного социального статуса до заведующего подотдела очистки Москвы от бродячих животных.

Очень символично появление Полиграфа Полиграфовича на свет. Операцию профессор со священнической фамилией Преображенский производит во второй половине дня 23 декабря, а очеловечивание пса завершается в ночь на 7 января, поскольку последнее упоминание о его собачьем облике в дневнике наблюдений, который ведет ассистент Борменталь, датировано б января. Таким образом, весь процесс превращения собаки в человека охватывает период с 24 декабря по 6 января, от католического до православного Сочельника. «Новый человек» Шариков появляется на свет в ночь на 7-е января - в православное Рождество. Происходит новое рождество, только не Господне. Полиграф Полиграфович - воплощение не Христа, а дьявола, «обезьяны» Бога. «Новорожденный» берет себе имя в честь вымышленного «святого» в новых советских «святцах», предписывающих праздновать всей страной День полиграфиста. Можно с полным правом сказать, что Шариков и воспитывается на советской полиграфической продукции - книгах с изложенными в них догмами марксизма, которые дал ему читать Швондер. Что же вынес из этих изданий Шариков? А только одно - «взять все и поделить». Связь Шарикова с потусторонними силами зла подчеркивается и в сцене, когда какой-то «нечистый дух вселился в Полиграфа Полиграфовича, очевидно, гибель уже караулила его и рок стоял у него за плечами. Он сам бросился в объятья неизбежного и гавкнул злобно и отрывисто:

- Да что такое, в самом деле? Что я, управы, что ли, не найду на вас? Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть!

- Убирайтесь из квартиры, - задушенно шепнул Филипп Филиппович.

Шариков сам пригласил свою смерть. Он поднял левую руку и показал Филиппу Филипповичу обкусанный, с нестерпимым кошачьим запахом шиш. А затем правой рукой, по адресу опасного Борменталя, из кармана вынул револьвер». «Преображение» закончено, совершилось полное превращение доброго и умного Шарика в злобного Полиграфа Полиграфовича. Вооруженный револьвером Шариков опасен, он выступает яркой иллюстрацией знаменитого высказывания Никколо Макиавелли: «Все вооруженные пророки победили, а безоружные погибли». Вполне очевидно понимание Булгаковым безысходности сложившегося в России положения. Действительно, террор и сила большевиков обеспечили им крепкие позиции, и только в фантастическом мире Булгакова оказалось возможным обезоружить Шарикова и путем сложной хирургической операции возвратить его в прежнее состояние, вернуть к жизни собаку, ненавидящую лишь котов и дворников, а не весь мир. В реальности разоружить большевиков уже не мог никто. Опасность в лице Шарикова, грядущая машина «по очистке» оказалась пророчеством Булгакова, писатель как бы предсказал кровавые чистки 30-х годов, уже среди самих коммунистов, когда одни швондеры карали других, менее удачливых. Шариковы опасны не только для преображенских, но, как показало время, и для «своих»: для швондеров, пеструхиных...

В «Роковых яйцах» Булгаков выразил скептическое отношение к идее строительства в России коммунистического общества при существующем уровне культуры и просвещения. В «Собачьем сердце» он идет дальше и пародирует попытки большевиков сотворить нового человека, призванного стать строителем коммунистического государства.

В работе «На пиру богов», вышедшей в Киеве в 1918 г., философ, богослов и публицист С. Н. Булгаков заметил: «Признаюсь вам, что «товарищи» кажутся мне иногда существами, вовсе лишенными духа и обладающими только низшими душевными способностями, особою разновидностью дарвиновских обезьян - homo socialisticus».

Обратное превращение произошло - «высшее существо, важный песий благодетель, сидел в кресле, а пес Шарик, привалившись, лежал на ковре у кожаного дивана... и мысли в голове у пса текли складные и теплые.

«Так свезло мне, так свезло, - думал он, задремывая, - просто неописуемо свезло».

«Свезло» не только Шарику, но как жаль, что только в фантастическом мире Булгакова, а не в реальной жизни России.