Cочинение «Культура Древней Руси»

чем бес приезжает в монастырь на свинье, и,
подстрекаемый бесом, монах после заутрени, перескочив через ограду, бежит из монастыря. Так прославление
святости черноризцев печерских сочетается с правдивым отражением некоторых сторон монастырского быта,
что уже явно выходит за рамки агиографического стиля. Одной из форм прославления князей в летописи
являются посмертные некрологи, связанные с жанром надгробных похвальных слов. Первым таким
похвальным словом является некролог княгине Ольге, помещенный под 969 г. Он начинается рядом
метафорических сравнений, прославляющих первую княгиню-христианку. Метафорические образы "денницы",
"зари", "света", "луны", "бисера" (жемчуга) заимствованы летописцем из византийской агиографической
литературы, но использованы они для прославления русской княгини и подчеркивают значение для Руси ее
подвига — принятия христианства.
Некролог-похвала Ольге стилистически близок похвале Владимиру, помещенной в летописи под 1015 г.
Умерший князь получает оценочный эпитет "блаженный", т. е. праведный, и его подвиг приравнивается подвигу
Константина Великого. Некрологи Мстиславу и Ростиславу могут быть отнесены к жанру словесного портрета, в
котором дана характеристика внешнего облика и нравственных качеств князей: "Бе же Мьстислав дебел
теломь, чермен лицем, великыма очима, храбор на рати, милостив, любяше дружину по велику, именья не
щадяше, ни питья, ни еденья браняше".
В агиографическом стиле выдержан некролог Глебу (1078): "Бе же Глеб милостив убогым и страннолюбив,
тщанье имея к церквам, тепл на веру и кроток, взором кресен". Таков же некролог Ярополку Изяславичу (1086).
Некрологи Изяславу и Всеволоду, наряду с агиографической идеализацией этих князей, касаются
конкретных моментов их деятельностй, а в некрологе Всеволоду звучит голос осуждения, поскольку Всеволод
под старость начал "любити смысл уных, свет творя с ними". Весьма сдержанна летопись по отношению к
митрополитам, только один из них Иоанн удостоен панегирической характеристики, данной под 1089 г.
Свидетельства о смерти князя, как правило, сопровождаются сообщениями о плаче над телом покойника
и месте его погребения. Из христианской литературы летописец черпал нравоучительные сентенции, образные
сравнения. Свои рассуждения он подкреплял цитатами из текста "священного писания". Так, например,
повествуя о предательстве воеводы Блуда, летописец ставит вопрос о верности вассала своему сюзерену.
Осуждая изменника, летописец подкрепляет свои мысли ссылками на царя Давыда, т. е. на Псалтырь: "О злая
лесть человеческа! Якоже Давыд глаголет: Ядый хлеб мой, вьзвеличил есть на мя лесть..."
Довольно часто летописец прибегает к сравнению событий и исторических деятелей с библейскими
событиями и персонажами. Функция библейских сопоставлений и реминисценций в летописи различна. Эти
сопоставления подчеркивают значимость и величие Русской земли, ее князей, они позволяют летописцам
перевести повествование из "временного" исторического плана в "вечный", т. е. они выполняют
художественную функцию символического обобщения. Кроме того, эти сопоставления являются средством
моральной оценки событий, поступков историческими лиц.
Общая характеристика стиля летописи
Таким образом, все вышеизложенное позволяет говорить о наличии в "Повести временных лет"
эпического повествовательного стиля, связанного с устной поэзией, стиля историко-документального, который
преобладает в описании исторических событий, и стиля агиографического, который служит важным средством
утверждения нравственных идеалов князя-правителя, защитника интересов Русской земли и осуждения князей-
крамольников.
Разнородный в жанровом и стилистическом отношении материал объединен в летописи единой
патриотической мыслью, последовательным хронологическим принципом изложения, единой историко-
философской, моральной концепцией. Летописец убежден, что история имеет начало и конец во времени. Ее
поступательное движение к концу — "страшному суду" — направляется волею божества. Однако поведение
человека зависит и от него самого, его волеизъявления, зависит от выбора пути добра или зла. История, по
мнению летописца, и являет собою арену постоянной борьбы добра и зла. Он оценивает деяния князей как с
позиций вечных моральных истин, так и с позиции общественной морали своего времени. Летописец судит
исторических деятелей не столько "божиим судом", сколько судом людским, судом "киян", "мужей смысленных".
Он не только прославляет добрые, но и не утаивает темных деяний. Двойственно, например, в летописи
изображение Владимира Святославича. Он жестоко расправляется с полоцким князем Рогволодом и его
сыновьями, убивает брата Ярополка, выступает в роли гонителя первых христиан, побежден похотью женскою.
Однако после принятия христианства его облик резко меняется: на первый план выдвигаются черты
христианской кротости и смирения, благочестия. Но и здесь сквозь идеализированные представления о князе-
христианине проступают живые человеческие черты: Владимир трусливо прячется под мост, испугавшись
натиска печенегов у Василева, ссорится с сыном Ярославом.
Отнюдь не идеальным правителем предстает и Ярослав: он готовится вступить в борьбу с отцом, жестоко
расправляется с новгородцами, поднявшими восстание против насильников-варягов; проявляет
нерешительность в борьбе со Святополком, в панике готов бежать за море после поражения. Далеко не в
привлекательном виде предстает Ярослав и в своей междоусобной борьбе со Мстиславом.
Клятвопреступниками по отношению к Всеславу Полоцкому являются сыновья Ярослава. За властолюбие
осуждается Святослав, изгнавший Изяслава и прельстивший Всеволода. Осуждается летописцем Олег
Черниговский, который "земле Русьскей много зло створше, проливше кровь хрестьяньску". Летописец
выступает в роли проповедника-учителя: история — это наглядный урок "нынешним князьям", поучительный
пример современникам. По-видимому, от античных авторов через Византию им был унаследован принцип
историков, сформулированный Цицероном: "Historia est magistra vitae" — "История — учительница жизни".
История в "Повести временных лет" предстает в качестве поучения, данного не в виде общих сентенций, а в
виде конкретных ярких художественных сказаний, повестей, фрагментарных статей, положенных "по ряду"
"временных лет".
Летописец глубоко убежден в конечном торжестве добра и справедливости, отождествляя добро и
красоту. Он выступает в роли страстного публициста, выражающего интересы всей Русской земли. Язык
"Повести временных лет" широко отражает устную разговорную речь своего времени. Почти каждое известие,
прежде чем оно было записано летописцем, отложилось в устной речи. Прямая речь исторических лиц занимает
существенное место в стиле летописи. С речами обращается князь к своей дружине, послы ведут
дипломатические переговоры, речи произносятся на вече, пиршествах. Они свидетельствуют и необычайно
выразительны. При этом летописец почти никогда не прибегает к вымышленным речам, — он всегда точен и
строго фактографичен в передаче "речей" своих героев. В летописи широко представлена специальная
терминология: военная, охотничья, юридическая, церковная. Вырабатываются четкие, выразительные,
образные фразеологические сочетания, как, например: "взять град копьем" — захватить город приступом,
"сесть на конь" — выступить в поход, "утереть поту" — вернуться с победой, "есть хлеб деден" — княжить на
столе предков, "целовать крест" — давать клятву, "ввергнуть нож" — начать раздоры.
Часто летописец использует народные пословицы, поговорки: "Погибоша аки обре", "Беда, аки в Родне",
"Русй есть веселье питье не можем бес того быти". Язык "Повести временных лет" свидетельствует о
необычайно высоком уровне развития культуры устной и письменной речи в ХI – ХII вв.
Значение "Повести временных лет"
"Повесть временных лет" сыграла важную роль в развитии областных летописей и в создании
общерусских летописных сводов ХV – ХVI вв.: она неизменно включалась в состав этих летописей, открывая
собой историю Новгорода, Твери, Пскова, а затем и историю Москвы и Московского государства. В литературе
ХVIII – ХIХ вв. "Повесть временных лет" служила источником поэтических сюжетов и образов. Так, А. П.
Сумароков, создавая свои классицистические трагедии, обращался не к античным сюжетам, а к событиям
русской национальной истории (см. его трагедии "Синав и Трувор", "Хорев"), Я. Б. Княжнин свою
тираноборческую трагедию "Вадим Новгородский" строит на материале летописи. Большое место занимают
образы Владимира, Святослава, Олега в романтических "Думах" К. Ф. Рылеева, проникнутых пафосом
свободолюбивых идей.
Поэтичность летописных сказаний прекрасно почувствовал, понял и передал А. С. Пушкин в "Песне о
вещем Олеге". В летописях старался он "угадать образ мыслей и язык тогдашних времен" для своей
исторической трагедии "Борис Годунов". Созданный поэтом, величавый по своей духовной красоте, образ
летописца Пимена явился, по словам Ф. М. Достоевского, свидетельством "того мощного духа народной жизни,
который может выделять из себя образы такой неоспоримой правды".
И в наши дни летопись не потеряла своего большого не только историко-познавательного, но и
воспитательного значения. Она продолжает служить воспитанию благородных патриотических идей, учит
глубокому уважению к славному историческому прошлому нашего народа.
Библиографический список
1. "История древнерусской литературы", Кусков В. В., М., "Высшая школа", 1982
2. "Живая древняя Русь", Осетров Е., М., "Просвещение", 1984
3. "Древняя Русь и Киев в летописных преданьях и легендах", Котляр Н. Ф., К., "Наукова думка", 1986
4. "Великое наследие: Классические произведения литературы Древней Руси", Лихачев Д. С., М., 1980