Чего же хорошего?
Полный развал!
Шумит,
как Есенин в участке.
В. Маяковский

В свое время у каждого художника — и у худож¬ника слова — была своя репутация. Пушкин — по¬веса, Эдгар По — пьяница, Бродский — тунеядец. Не избежал подобной участи и Есенин. Слава «хули¬гана и скандалиста» прочно закрепилась за ним — причем закрепилась в письменной форме: тому сви-детельством и приведенные выше строчки, и стихи самого Есенина. А, как известно, что написано пе¬ром... Так и остался жить в литературе этот образ. И для многих Есенин поэтом «Москвы кабацкой», «московским озорным гулякой» был и будет всегда. Попытаемся же проанализировать этот образ, про¬следить истоки его зарождения, его развитие, его ко¬нец.
В русском литературоведении существует давняя традиция личные трагедии героев и их авторов считать отражением более широких социальных конфликтов: Онегин застрелил своего друга, потому что был «лиш¬ним» человеком в своем обществе, а Джек Лондон по¬кончил жизнь самоубийством, сломленный враждебной художнику капиталистической действительностью. Та¬кой подход в целом не плох и продуктивен, и при раскрытии причин есенинского ухода в «хулиганы» пред¬ставляется вполне логичным.
Первое «хулиганское» стихотворение поэта, кото¬рое, кстати, так и называется — «Хулиган», — отно¬сится к послереволюционному периоду и датируется 1919 годом. До этого были восторженные, полные ожи¬дания «чудесной гостьи» — революции — стихи. В них поэт воспевал грядущие перемены в жизни страны и райский край Инонию, в котором все по-иному, луч¬ше, чище, добрее. Край этот удивительным образом похож на родную деревню автора, преображенную и идеализированную. Но мечтам поэта не суждено бы¬ло сбыться.
Грянула война, а за ней — индустриализация всей страны, и от «мужицкого рая» пришлось отказаться. У Есенина не остается «любви ни к городу, ни к дерев-не».
И соломой пропахший мужик
Захлебнулся лихой самогонкой.

Отныне герой поэзии Есенина — «московский озорной гуляка». Он нарочно идет нечесаный, вы¬зывая брань и осуждение со стороны прохожих, но¬чами читает стихи проституткам и пьет спирт, по¬хабничает и скандалит. Его судьба — «умереть в ка¬бацкой пьяной драке» на изогнутых московских улицах. В есенинских стихах мы видим Москву «ка¬бацкую», разгульную, пьяную. Этот город его захва¬тил, одурманил. С болью думает герой о своей преж¬ней жизни:

Вспомнил я деревенское детство,
Вспомнил я деревенскую синь.

И всего трепетней и пронзительней его воспомина¬ния именно тогда, когда вслед ему доносится чужая брань — оттого, быть может, он и любит свою скан-дальную славу. Ведь в глубине души он все такой же деревенский парень с васильковыми глазами и рани¬мым сердцем. Его душа в крови от ударов ближних, как когда-то в детстве было в крови лицо. Он «нежно болен вспоминаньем детства» и сожалением о былой свежести и «половодье чувств». Эта память о прежней жизни в родном краю проявляется в характере образов его поэтических размышлений. Герой — такой же ху¬лиган, как и дождь, как ветер; разгульная тоска точит его глаза, словно синие листья червь. Деревня стано¬вится для него олицетворением прошлой, лучшей жиз¬ни и прибежищем, которым поэт не спешит воспользо¬ваться, потому что

Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях...

И от прежней жизни у него осталась одна ра¬дость — дружба с «братьями нашими меньшими». «Средь людей я дружбы не имею», — говорит о себе герой. Люди не способны ответить на его чувство, это чужой и хохочущий сброд, не понимающий души по¬эта, а потому всячески ему за это мстящий. Другое де¬ло — звери: «Для зверей приятель я хороший». Герой кланяется каждой корове с вывески, ему жаль бездом¬ных собак — ведь для него «братья — были и сест¬ры — суки».

В цилиндре «удобней» давать овес кобыле — чтобы уменьшить грусть, таящуюся в сердце. Отчего же грустно поэту? Возможно, потому, что он одинок. Когда-то Блок писал о таком одиночестве:

Храню я к людям на безлюдье
Неразделенную любовь.

А Маяковский, не увидев вокруг себя людей, рвется целовать «умную морду трамвая». Одинокий герой Есенина же «пришел целовать коров». Он никогда не скажет про людей — «озверевшие», потому что это бу¬дет оскорблением для животных.
Резкое осуждение за свой цинизм и грубость обычно вызывают два стихотворения «Сыпь, тальян¬ка...» и «Пой же, пой, на проклятой гитаре...» Позднее сам автор говорил, что не может от них отказаться, так как внутренне пережил все описанное в них. «Горькая отрава» стала частью жизни героя. В кабаке за рюмкой водки он цинично рассуждает о жизни, о России, о женщинах. Высокое чувство любви для него не существует, есть только горькая «правда земли», основной человеческий инстинкт. Само су¬ществование человека на этой земле — неудачи, спирт и сифилис:

И я сам, опустясь головою,
Заливаю глаза вином,
Чтоб не видеть в лицо роковое,
Чтоб подумать на миг об ином.

Поэт с болью осознает глубину своего падения. Чувство отвращения вызывает у него «пропащая гуль¬ба». За подчеркнутой грубостью и цинизмом скрывает¬ся (а ее нужно скрывать, ибо нет ничего больнее, чем когда в душу — грязными руками) сердце, открытое для любви и добра. Так когда-то писал о себе Маяков¬ский: «Я люблю смотреть, как умирают дети», пряча свое «сплошное сердце», что стучит повсеместно. Герой Есенина чувствует

Что-то всеми навек утрачено.
Май мой синий! Июнь голубой!

Жизнь кажется ему загубленной. Он ощущает свою небывалую усталость и вновь возвращается мыслями к отчему дому, его благотворному свету.

Герой, однако, чувст¬вует, как оставляет его желание мучить себя. Он ни о чем не жалеет:

Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Если черти в душе гнездились —
Значит, ангелы жили в ней.

Последний цикл «хулиганских» стихов — «Любовь хулигана». В прошлом разгульная жизнь — любовь явилась как спасение. Ради любимой герой готов бро-сить омут кабаков. Он поет ей об уходящем хулиганст¬ве. Пусть им досталась только осенняя усталость чувств, не стоит жалеть о том, что

Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.

Герой воскрес для жизни, он верит в то, что он еще будет слушать песни дождей и черемух — «чем здоро¬вый живет человек».
Так находит свой конец образ хулигана в творче¬стве Есенина. С радостью поэт отрекается «сканда¬лить», с радостью ищет и обретает новые темы для своих стихов. Тому свидетельство — красота его «Персидских мотивов». Этот сборник так и начинает¬ся — с признания поэта о том, что его душу больше не гложет «пьяный бред». В «Письме к женщине» сам автор так представляет свое падение в омут разгула: в развороченном быте ему не удалось определиться в своем назначении, и он предпочел «сгореть в угаре пьяном». Теперь же все не так. Он стал не тем, чем некогда был. И это — последнее слово в есенинской исповеди «хулигана».