Первым американским романтиком, "отцом американского романтизма" был Вашингтон Ирвинг (1783—1859), первый писатель США, чье творчество (а не личность, как в случае с Б. Франклином) получило европейское признание. Сам Ирвинг, человек остроумный и исключительно скромный, так объяснил причины своей популярности: "Просвещенная Европа была поражена тем, что человек из чащоб Америки изъяснялся на вполне пристойном английском языке. На меня взирали, — писал он, — как на нечто новое и странное в литературе, как на полудикаря, который взял перо в руки, вместо того, чтобы воткнуть его в голову".

Младший, одиннадцатый ребенок в семье преуспевающего нью-йоркского купца, всеобщий любимец, благодаря неизменно ровному, приветливому нраву, он был разносторонне одаренной личностью: превосходным рисовальщиком, страстным меломаном и неутомимым путешественником. Путешествовал Ирвинг много: он объехал чуть не половину американского континента, побывал в Англии, Германии, в разное время по нескольку лет жил в Испании. В его жизни, которую он воспринимал как в целом счастливую, бывали и досадные срывы и удары судьбы. Так, из-за слабого здоровья В. Ирвинг, единственный из всех братьев, не получил университетского образования; здоровье его позднее поправилось, и он благополучно дожил до семидесяти шести лет.

Банкротство фирмы, в которой Ирвинг был компаньоном, привело к его разорению, но своими литературными успехами он вскоре восстановил состояние. Лишь одно трагическое обстоятельство Ирвинг оказался не в силах ни преодолеть, ни позабыть — безвременную смерть его невесты, восемнадцатилетней Матильды Хоффман: он так и не женился и, очевидно, не имел подруги. Главным в жизни Ирвинга был литературный труд, правило "ни дня без строчки" он выполнял неукоснительно. За сорок лет писательской деятельности он произвел около двадцати объемистых сочинений и огромное количество журнальных публикаций. При этом он почти никогда не занимался только литературой, а в разные годы совмещал ее с бизнесом или с дипломатической службой.

Ранние литературные опыты В. Ирвинга: "Письма Джонатана Олдстайла, джентльмена" (1802), опубликованные в газете его братьев Питера и Уильяма, участие в семейном литературном предприятии (совместно с братьями и их свойственником Дж.К. Полдингом) — создании сатирической серии "Салмагунди, или Причуды и мнения Ланселота Лэнгстаффа, эсквайра, и других" (1807—1808), даже первое имевшее успех произведение — пародийная хроника "История Нью-Йорка от сотворения мира до конца голландской династии, написанная Дидрихом Никербокером" (1809), — находятся в русле просветительской эстетики.

Сразу после выхода в свет "Истории Нью-Йорка" для Ирвинга наступила полоса тяжкого и длительного творческого кризиса, начало которого совпало со смертью мисс Хоффман: целое десятилетие он практически ничего не публиковал. В 1815 году Ирвинг уехал в Европу. Это было уже второе его путешествие за океан. Первое было предпринято в 1804—1806 для поправки здоровья. На сей раз Ирвингу требовалось восстановить душевное равновесие; он еще не знал, что проведет за границей целых семнадцать лет, сначала занимаясь семейным бизнесом, а потом в разное время занимая дипломатические посты в Испании (1826—1829) и Великобритании (1829—1832).

Там же наметился выход из кризиса: живя в Англии, Германии, Франции, Испании, писатель имел возможность глубоко окунуться в стихию романтического искусства, которое в эти годы достигло в Европе высочайшего расцвета. Он по-новому взглянул на свою страну и проникся патриотической гордостью за молодое отечество: противоречия национальной действительности со стороны воспринимались в смягченных тонах, и страна Америка представала во всем своем природном величии. К концу десятилетия кризис завершился; за это время существенно изменились социально-философские и эстетические взгляды Ирвинга. Ушел в прошлое Ирвинг-просветитель и скептически настроенный джентльмен, его место занял писатель-романтик, пролагающий новые пути для американской литературы.

Сдвиги во взглядах Ирвинга на перспективы национальной словесности, на принципы и задачи художественного творчества, на эстетику прозаических жанров были кардинальными; они в полной мере выразились в четырех книгах романтических очерков и рассказов, написанных в Европе, но теснейшим образом связанных с Америкой и отвечавших самым насущным потребностям национальной культуры. Это "Книга эскизов" (1820), "Брейсбридж Холл" (1822), "Рассказы путешественника" (1824) и "Альгамбра" (1832).

Одно из наиболее ярких и впечатляющих открытий Ирвинга-романтика — открытие красочного мира устного народного творчества. Свойственное европейским, в особенности немецким, писателям-современникам пристальное внимание к фольклору своей страны как к языку народного духа было сугубо актуальным для молодой литературы США. Стихия фольклора, пронизывавшая "американские" новеллы первых сборников, оказалась тем живительным источником национального своеобразия, который ощупью искали предшественники Ирвинга в литературе.

Вернувшись на родину в 1832 году всемирно прославленным писателем, удостоенным почетной степени Оксфордского университета и медали Королевского литературного общества, Ирвинг увидел уже совсем иную Америку, чем та, которую он оставлял и которую ностальгически вспоминал в Европе. США Эндрю Джексона бодро и энергично шагали вперед навстречу индустриальному будущему.

Даже романтики-американцы, не покидавшие родину, не всегда могли безболезненно адаптироваться к стремительным и резким переменам в культурной жизни страны и испытывали растерянность и недоумение. Ирвинг, трезвый и здравомыслящий человек, понимавший, что историю нельзя повернуть вспять, эти изменения принял. Он признал благотворность капиталистического прогресса, а вместе с ним и некоторые культурные и социальные издержки, этому прогрессу сопутствовавшие. Предпринятое Ирвингом вскоре после возвращения путешествие на Юг и Запад США, результатом которого явились книги "Поездка в прерии", "Астория" (1836), "Приключения капитана Бонвиля" (1837), рассматриваются американскими исследователями как своего рода "инициация", то есть посвящение писателя в современную американскую жизнь.

В 1842, однако, Ирвинг вновь отбыл в Европу, где провел, на сей раз, четыре года — в качестве сначала американского посла в Испании (1842—1845), затем — дипломатического представителя в Лондоне. В. Ирвинг стоит первым в ряду достаточно многочисленных американских писателей-экспатриантов (Г. Джеймс, Г. Стайн, Т.С. Элиот, Э. Хемингуэй), тех, кто годами, а иногда и десятилетиями жил за пределами США, продолжая тем не менее с полным правом ощущать свою принадлежность американской литературе.

Ирвинг окончательно вернулся в Америку в 1846 году и, поселившись в загородном поместье Саннисайд, близ Тэрритауна, штат Нью-Йорк, всецело посвятил себя литературному творчеству. Написанные в 1840—1850-е годы произведения В. Ирвинга — это преимущественно биографии великих людей: "Оливер Голдсмит" (1840), "Магомет и его последователи" (1849—1850) в двух томах, пятитомная "Жизнь Вашингтона" (1855—1859), которую он завершил перед самой смертью.

Российские американисты склонны выделять в творчестве В. Ирвинга четыре ранних романтических сборника, отзываясь обо всех его последующих книгах как о неудачных и усматривая причину неудачи в несоответствии романтической стилистики и методологии пронизывающему их пафосу апологии капитализма. Здесь, однако, налицо не только сгущение красок и подмена критериев эстетических идеологическими, но и несоответствие данной оценки — той, что была дана творчеству писателя его современниками. Известно, что первые читатели (и на родине, и за рубежом) с восторгом приняли "Книгу эскизов" и "Альгамбру" (ее называли "испанской" Книгой эскизов") и раскритиковали два других сборника. "Западная" же проза Ирвинга и биографии были весьма востребованы, чего, собственно, и добивался автор, всегда стремившийся служить своей стране.

Справедливо, впрочем, что Ирвинг, с его обостренным долгими разлуками радостным чувством новизны и уникальности Америки, со свойственной ему мягкой и грациозной иронией, скорее сглаживающей углы, чем заостряющей противоречия, так и остался идейно и эстетически писателем-нативистом. Двинувшиеся по проторенной им дороге романтики второго поколения, многим из которых, кстати, Ирвинг оказывал щедрую моральную и финансовую поддержку, превзошли его по части исследования глубин и мрачных бездн человеческого сердца. Они были острее и современнее его в Америке, стоявшей на пороге Гражданской войны; они оказались созвучнее духу последующих кризисных эпох в жизни нации и всего мира. И тем не менее значение Ирвинга как основоположника национальной литературы США неоспоримо; оно сопоставимо с местом Пушкина в контексте российской словесности, как сопоставимы с пушкинскими меткость и тонкость мимолетных психологических наблюдений, и сам характер его светлого солнечного дарования, проникнутого терпимостью к человеческим слабостям. Произведение В. Ирвинга, совершившее романтический переворот в американском художественном сознании — новелла "Рип Ван Винкль" была впервые опубликована в 1819 (годом позже она вошла в состав "Книги эскизов"). Очевидно, это и есть дата рождения самобытной литературы США. "Рип Ван Винкль" — первый образец нового для американской словесности и оказавшегося чрезвычайно перспективным новеллистического жанра, создателем которого также выступает В. Ирвинг.

В отличие от европейской, американская новелла генетически не связана с опытом литературы Возрождения. В ее основе лежат традиции английского просветительского очерка и эссе Стила и Аддисона. Но Ирвинга всегда выделял творческий подход к традиционным жанрам: он склонен был нарушать их каноны и смешивать краски. Так и на сей раз, он смешал неторопливое абстрактное размышление, свойственное эссе, с конкретным описанием нравов, присущим очерку, добавил романтическую индивидуализацию характеров и насытил произведение элементами оригинального фольклора американских поселенцев. Кроме того, из европейской волшебной сказки писатель позаимствовал четкую и динамичную фабулу, в опоре на которую и был построен сюжет "Рипа Ван Винкля", а затем и других ирвинговских новелл.

Традиция нового романтического жанра получила блестящее развитие в творчестве непосредственных преемников В. Ирвинга — Готорна и По. Э. По к тому же теоретически разработал жанровые параметры американской новеллы, которая, перешагнув границы романтической эпохи, стала — наряду с романом — национальной литературной формой Америки.

Действие "Рипа Ван Винкля" отнесено в прошлое. Но это не историческое сочинение; Ирвинг руководствуется здесь принципами романтической историографии, введенной в художественный обиход В. Скоттом. Это во многом поэтически условный мир патриархальных голландских поселений XVIII века в долине реки Гудзон. Вместе с тем это типично нативистская проза: своеобразный быт голландских колонистов, прекрасные пейзажи берегов Гудзона и величественная панорама Каатскильских гор выполнены тщательно, любовно и вдохновенно. Бытовые и топографические подробности сплавлены здесь с мотивами локального фольклора — подлинными поверьями, преданьями, байками, легендами и бытовыми сказками штата Нью-Йорк. Все это придает новелле неповторимую атмосферу, выраженный национальный колорит и особую пластическую выразительность.

Знаменательно, что в основу "Рипа Ван Винкля" положена фабула европейской волшебной сказки о пастухе Петере Клаусе, двадцать лет проспавшем в горах, которую писатель почерпнул из сборника немецкого фольклориста Отмара. Будучи обнаруженным критикой в 60-е годы XIX века, этот факт вызвал многочисленные нападки на В. Ирвинга; прежнего кумира обвинили в плагиате. Между тем причина была не в недостатке у автора воображения: в других случаях он проявил себя писателем, неистощимым на выдумки. Обращение В. Ирвинга к фольклорному наследию Старого Света имело программный характер и диктовалось соображениями принципиальными.

Дело в том, что романтическое мироощущение требовало чуда, волшебства, сказки. А волшебной сказке как раз и не нашлось места в уникальном по этническому и жанровому разнообразию фольклоре США. Она оказалась полностью вытесненной из памяти американских наследников устной традиции Старого Света. В пуританской Новой Англии бытовал религиозный фольклор: поверья и преданья о ведовстве, колдовстве и адских муках. Жители же центральных штатов и фронтира искали подспорья в здоровом непритязательном юморе совсем иных фольклорных жанров. Там были распространены бытовые сказки (о сварливых женах и т.д.), а также оригинальные рассказ-анекдот, рассказ-розыгрыш и практическая шутка, проделка (все они нашли отражение в новеллах ирвинговской "Книги эскизов").

Такой представлялась картина американского фольклора вплоть до 30-х годов XIX века, когда первыми отечественными фольклористами была открыта богатая волшебносказочная традиция коренных обитателей материка — индейцев, сам факт существования которой до тех пор оставался неизвестным белым американцам. Стремясь восполнить этот своеобразный пробел, Ирвинг (как вслед за ним У. Остин, Дж. Холл и Дж.К. Полдинг) попытался "вживить" сказочную фантастику в сердцевину американского фольклора и обратился для этого к сказочному опыту европейских стран. Ему действительно удалось "вырастить" волшебную сказку на американской почве. Не случайно фигура неприспособленного ленивца Рипа Ван Винкля моментально перекочевала в устный рассказ и стала восприниматься как подлинно народная. Образ Рипа — художественное открытие Ирвинга — стал нарицательным для обозначения человека, потерявшего связь со своим временем.

"Чудесный" элемент в новелле "Рип Ван Винкль" плотно оброс реалиями американского быта и органически сплавился с мотивами оригинального фольклора США. Так, к фабуле немецкой волшебной сказки Ирвингом "прививается" излюбленный в бытовых сказках центрального региона Америки сюжет о сварливой жене, что принципиально меняет содержание произведения и придает ему национальную окраску: мужское население американских колоний превышало женское, и любая жена почиталась божьим благословением (с этим фактом и связано широкое распространение данного бытового сюжета в фольклоре первопоселенцев). Беглый намек на возможную недостоверность "волшебной" версии двадцатилетнего отсутствия Рипа Ван Винкля позволяет предположить, что он просто скрывался от домашней тирании своей сварливой жены. В таком случае Рип — поистине грандиозный шутник, а вся невероятная история, поведанная им и заимствованная из немецкой сказки, — великолепный рассказ-розыгрыш.

Причем, общая волшебная и поэтическая атмосфера отнюдь не рассеивается оттого, что "чудо" получает возможность рационального истолкования. Новелла, зато, приобретает сугубо национальное звучание: рационализация чуда достигается за счет обращения Ирвинга к американскому фольклору — к оригинальному жанру "рассказа-розыгрыша". Заметим, что в новеллах других ранних сборников ("Дьявол и Том Уокер" из "Рассказов путешественника", сказок книги "Альгамбра") волшебство больше не получает реалистического обоснования, что свидетельствует об усилении романтической струи в творчестве В. Ирвинга. О том же свидетельствует и его последовательное, хотя, возможно, во многом интуитивное обращение к специфически романтической жанровой разновидности новеллы — к литературной сказке.

Весьма распространенная в творчестве европейских (особенно немецких) писателей-романтиков, признанная ныне "квинтэссенцией романтизма", новелла-сказка нашла приверженцев и на американской почве. Право первопроходца и здесь принадлежит В. Ирвингу. Постепенно, методом проб и творческих ошибок, которые в других отношениях оборачивались несомненными удачами, сначала опираясь на фабулу какой-либо конкретной европейской волшебной сказки (как в новеллах "Книги эскизов" и "Рассказов путешественника"), затем — на обобщенно-сказочную фабулу, законы построения которой он уже успел освоить, писатель, в конце концов, создает блестящие образцы романтической литературной сказки (новеллы книги "Альгамбра"). Вместе с тем они являются и типичной раннеромантической американской прозой. В этой связи "Рип Ван Винкль" может расцениваться как первая проба ирвинговского пера в сказочном жанре.

"Рип Ван Винкль" — это новелла-сказка, принадлежащая своей стране и своему времени. Сам фольклорный и сказочный материал принимает здесь актуальную проблематику. Так, поэтизированную картину голландской провинции, пронизанную духом народных поверий и преданий, автор противопоставляет сатирической зарисовке Америки XIX века. Вместе с тем уже в историческом прошлом своей страны Ирвинг видит истоки многих пороков современности. Отсюда и следует та легкая ирония, которой окрашены самые идиллические описания прошлого. По отношению к картинам "двух Америк" — патриархальной и современной — двадцатилетний сон героя (центральное сказочное событие) служит идеальным временным и стилистическим переключателем. Фабула немецкой сказки в целом оказывается удобной рамой для размышлений Ирвинга о прошлом США, о его неразрывной связи с настоящим, об утратах и приобретениях новой буржуазной цивилизации.