В состав «Кому на Руси жить хорошо» введено огромное количество примет и поверий, пословиц и поговорок, загадок и отдельных фольклорных образов, рассеянных в поэме и придающих ей чрезвычайную фольклорную насыщенность.

(Из «Дневника писателя») С. А. Андреевский

Однако устная поэзия народа особенно широко использована Некрасовым во второй части поэмы – в «Крестьянке». Здесь Некрасов ориентируется и на похоронные причитания, и на свадебные причитания невесты, и на лирические семейно-бытовые песни. При этом следует самым решительным образом подчеркнуть, что поэт использует фольклорный материал отнюдь не механически, а подчиняя его своему художественному методу

В любви к народу он находил нечто незыблемое, какой-то незыблемый и святой исход всему, что его мучило. А если так, то, стало быть, и не находил ничего святее, незыблемее, истиннее, перед чем преклониться. Не мог же он полагать все самооправдание лишь в стишках о народе. А коли так, то, стало быть, и он преклонялся перед Правдой народною. Если не нашел ничего в своей жизни более достойного любви, как народ, то, стало быть, признал и Истину народную, И Истину в народе, И что истина есть и сохраняется лишь в народе. Если не вполне сознательно, не в убеждениях признавал он это, то сердцем признавал, неудержимо, неотразимо. В этом порочном мужике, униженный и унизительный образ которого так его мучил, он находил, стало быть, и что-то истинное, и святое, что не мог не почитать, на что не мог не отзываться всем сердцем своим.

В этом смысле я и поставил его, говоря выше об его литературном значении, тоже в разряд тех, которые признавали правду народную. Вечное же искание этой правды, вечная жажда, вечное стремление к ней свидетельствуют явно, повторяю это, о том, что его влекла к народу внутренняя потребность, потребность высшая всего, и что, стало быть, потребность эта не может не свидетельствовать и о внутренней, всегдашней, вечной тоске его, тоске не прекращавшейся, не утолявшейся никакими хитрыми доводами соблазна, никакими парадоксами, никакими практическими оправданиями. А если так, то он, стало быть, страдал всю свою жизнь… И какие же мы судьи его после того? Если и судьи, то не обвинители.

…Он извлек из забвения заброшенный на Олимпе анапест и на долгие годы сделал этот тяжеловатый, но покладистый метр таким же ходячим, каким со времени Пушкина до Некрасова оставался только воздушный и певучий ямб. Этот облюбованный Некрасовым ритм, напоминающий вращательное движение шарманки, позволял держаться на границах поэзии и прозы, балагурить с толпою, говорить складно и вульгарно, вставлять веселую и злую шутку, высказывать горькие истины и незаметно, замедля такт, более торжественными словами, переходить в витийство. Этим размером, начиная со вступительной пьесы «Украшают тебя добродетели», написано большинство произведений Некрасова, и потому за ним осталось прозвание некрасовского размера. Таким способом Некрасов сохранил внимание к стихам в свое трудное время, и хотя бы уже за одно это ему должны сказать большое спасибо эстетики, потерпевшие от него столько кровных обид. Затем унылые дактили также пришлись по сердцу Некрасову: он их также приголубил и обратил в свою пользу. Он стал их сочетать в раздельные двустишия и написал такой своеобразной и красивой музыкой целую поэму «Саша». Некоторый пуризм, которого держались в отношении народной речи Кольцов и Никитин, был совершенно отброшен Некрасовым: он пустил ее всю целиком в поэзию. С этим, подчас весьма жестким материалом, он умел делать чудеса. В «Кому на Руси жить хорошо» певучесть этой совсем неочищенной народной речи иногда разливается у Некрасова с такой силой, что в стремительном потоке напева совершенно исчезают щепки и мусор. В рифмах вообще Некрасов был искусен и богат; но особенного богатства он достигал в простонародных мотивах.

Вот несколько примеров загадок в «Прологе» и первой части: о тени («Ой тени, тени черные»), об эхе («Никто его не видывал»), о снеге («Он смирен до поры»), о мельнице («Одним не птица мельница»), о козле («Так с бородой козел гулял по свету ранее, чем праотец Адам»), о замке («Замок – собачка верная»), о топоре («Всю жизнь свою ты кланялся»), о веретене («Вот то, чем больше вертится»), о ночи («Уж пишет грамоту Господь червонным золотом»), о пиле («Весь век пила железная жует»). Все эти загадки у Некрасова даны, однако, не в виде собственно загадок, а в виде метафор или сравнений, с называнием разгадок («Замок – собачка верная» и т. д.).

Нигде эта органическая связь поэзии Некрасова с фольклором не проявляется так явственно, как в поэме «Кому на Руси жить хорошо». Начать с того, что самая основа поэмы несколько напоминает народные сказки, в которых происходит спор из-за того, что первенствует в мире: «правда или кривда», и для решения этого спора спорщики отправляются в путешествие и опрашивают встречных Использование фольклорных образов и мотивов присуще, в большей или меньшей степени, всем частям поэмы. В «Пролог», например, Некрасов вводит сказочные образы: образ говорящей птицы, образ скатерти-самобранки.

(Из статьи «О Некрасове») В. Б. Бвгеньев-Максимов

Пословицы и поговорки: «Сова – замоскворецкая княгиня»; « Сама лисица хитрая по любопытству бабьему»; «Солдаты шилом бреются, солдаты дымом греются»; «Добра ты, царска грамота, да не про нас ты писана»; «Шла борона прямехонько: да вдруг махнула в сторону»; «Из песни слово выкинуть, так песня вся нарушится»; «Ты тем перед крестьянином, пшеница, провинилася, что кормишь ты по выбору, зато не налюбуются на рожь, что кормит Всех; «И гнется, да не ломится», «Наши топоры лежали до поры»; «Без прутика, без кнутика все ходим, люди грешные, на этот водопой»; «Высоко Бог, далеко царь»; «Что на роду написано, того не миновать»; «Правды из мошенника и топором не вырубишь»; «С работы, как ни мучайся, не будешь ты богат, а будешь ты горбат»; «За погудку правую смычком по шее бьют»; «Брань господская, что жало комариное, мужицкая – обух»; «Хвали траву в стогу, а барина в гробу»; «Они (господа. – В. Е.-М.) В котле кипеть, а мы дрова подкладывать». Характерно обилие ярко окрашенных социальных пословиц. (Из книги «Творческий путь Н. А. Некрасова») К. И. Чуковский

Некрасов есть русский исторический тип, один из крупных примеров того, до каких противоречий и до каких раздвоений, в области нравственной и в области убеждений, может доходить русский человек в наше печальное, переходное время. Но этот человек остался в нашем сердце. Порывы любви этого поэта так часто были искренни, чисты и простосердечны! Стремление же его к народу столь высоко, что ставит его как поэта на высшее место. Что же до человека, до гражданина, то опять-таки любовью к народу и страданием по нем он оправдал себя сам и многое искупил, если и действительно было что искупить…

Если приведенные примеры свидетельствуют о том, как искусно переработал Некрасов фольклорные образцы, то присутствие в тексте поэмы (вторая глава той же второй части) песни «Спится мне, младешенькой, дремлется», текст которой ничем почти не отличается от фольклорного подлинника, говорит о том, что в иных случаях Некрасов считал возможным вовсе не перерабатывать фольклорные тексты. Он мог пойти на это только потому, что в такой мере овладел ладом и складом народно-песенного творчества, что и его собственный текст, и заимствованный из фольклора, но переработанный им текст, и, наконец, взятый без всяких изменений фольклорный текст вполне гармонировали друг с другом, образуя единую художественную ткань поэмы.