Песня открывает «Грозу» и сразу же выносит содержание трагедии на общенародный песенный простор. За судьбой Катерины – судьба героини народной песни, непокорной молодой снохи, отданной за немилого в «чужедальную сторонушку», что «не сахаром посыпана, не медом полита». Песенная основа ощутима и в характерах Кудряша, Варвары. Речь всех персонажей «Грозы» эстетически приподнята, очищена от бытовой приземленнос-ти, свойственной, например, комедии «Свои люди — сочтемся!». Даже в брани Дикого, обращенной к Борису и Кулигину: «Провались ты! Я с тобой и говорить-то не хочу, с езуитом…»; «Что ты, татарин, что ли?», — слышится комически сниженный отзвук русского богатырства, борьбы-ратоборства с «неверными». В бытовой тип

самодура-купца Островский вплетает иронически обыгранные общенациональные мотивы. То же и с Кабановой: сквозь облик суровой и деспотичной купчихи проглядывает национальный тип злой, сварливой свекрови. Поэтична и фигура механика-самоучки Кулигина, органически усвоившего вековую просветительскую культуру русского восемнадцатого века.

В мироощущении Катерины гармонически срастается славянская языческая древность, уходящая корнями в доисторические времена, с демократическими веяниями христианской культуры. Религиозность Катерины вбирает в себя солнечные восходы и закаты, росистые травы на цветущих лугах, полеты птиц, порхание бабочек с цветка на цветок. С нею заодно и красота сельского храма, и ширь Волги, и заволжский луговой простор. А как молится героиня, «какая у ней на лице улыбка ангельская, а от лица-то как будто светится». Излучающая духовный свет земная героиня Островского далека от сурового аскетизма домостроевской морали. По правилам «Домостроя», на молитве церковной надлежало с неослабным вниманием слушать божественное пение, а «очи долу имети». Катерина же устремляет свои очи вверх. И что видит, что слышит она на молитве церковной? Эти ангельские хоры в столпе солнечного света, льющегося из купола, это церковное пение, подхваченное пением птиц, эту одухотворенность земных стихий — стихиями небесными… «Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится».

Радость жизни переживает Катерина в храме. Солнцу кладет она земные поклоны в своем саду, среди деревьев, трав, цветов, утренней свежести просыпающейся природы. «Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу…» В трудную минуту жизни Катерина посетует: «Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василек по ветру, как бабочка». «Отчего люди не летают!.. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела». Вольнолюбивые порывы Катерины даже и в детских ее воспоминаниях не стихийны: «Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку да и отпихнула ее от берега». Ведь этот поступок Катерины вполне согласуется с народной ее душой. В русских сказках герой всегда скрывается от преследователей.

Издревле славяне поклонялись рекам, верили, что все они текут в конец света белого, туда, где солнце из моря подымается, — в страну правды и добра. Вдоль по Волге, в долбленой лодочке пускали костромичи солнечного бога Ярилу, провожали в обетованную страну теплых вод. Бросали стружки от гроба в проточную воду. Пускали по реке вышедшие из употребления иконы. Так что порыв маленькой Катерины искать защиты у Волги — это уход от неправды и зла в страну света и добра, это неприятие «напраслины» с раннего детства и готовность оставить мир, если все в нем ей «опостынет».

Не почувствовав первозданной свежести внутреннего мира Катерины, не поймешь жизненной силы и мощи ее характера, образной тайны народного языка. «Какая я была резвая! — обращается Катерина к Варваре, но тут же, сникая, добавляет: — Я у вас завяла совсем». Цветущая заодно с природой душа Катерины действительно увядает во враждебном ей мире диких и кабановых. В начале пятидесятых годов в творчестве Островского происходят существенные перемены. Взгляд на купеческую жизнь в первой комедии «Свои люди — сочтемся!» кажется драматургу «молодым и слишком жестким». «…Пусть лучше русский человек радуется, видя себя на сцене, чем тоскует. Исправители найдутся и без нас. Чтобы иметь право исправлять народ, не обижая его, надо ему показать, что знаешь за ним и хорошее; этим-то я теперь и занимаюсь, соединяя высокое с комическим». В пьесах первой половины пятидесятых годов «Не в свои сани не садись», «Бедность не порок» и «Не так живи, как хочется» Островский изображает преимущественно светлые, поэтические стороны русской жизни. Эти же традиции сохраняются в драме «Гроза». Поэтика произведений Островского и сегодня покоряет сердца читателей и зрителей.