Знаменитые
слова Белинского об “энциклопедии русской
жизни” можно отнести ко всему творчеству А,
С. Пушкина. Белинскому вторит и А. Григорьев:
“Пушкин — наше все”. Пушкин и тончайший
лирик, и философ, и автор увлекательных
романов, и учитель гуманизма, и историк. Для
многих из нас интерес к истории начинается
с чтения “Капитанской дочки” или “Арапа
Петра Великого”. Гринев и Mania Миронова
стали не только нашими спутниками и
друзьями, но и нравственными ориентирами.



Так
получилось, что мое знакомство с героями В.
Скотта, самоотверженным Айвенго, отважным
Квентином Дорвардом, благородным Робом
Роем состоялось позже чтения Пушкина, и мне
радостно было находить в них сходство с
любимыми героями нашего гения. Но
пушкинское наследие более многогранно в
жанровом отношении. Не только
ориентированные на историческое предание
баллады и исторические романы (излюбленные
жанры “шотландского чародея”) встречаем
мы в творчестве нашего писателя.
Исторической теме посвящены и поэмы (“Полтава”,
“Медный всадник”), и драмы (“Борис Годунов”,
“Пир во время чумы”, “Скупой рыцарь”, “Сцены
из рыцарских времен”), и лирика (ода “Вольность”,
сатирические “Сказки”, “Бородинская
годовщина”). Пушкин выступил и как автор
исторических исследований. Его перу
принадлежат “История Пугачева”, “История
Петра” и разнообразные исторические
заметки. Интерес к истории у Пушкина был
неизменным, но на различных этапах
творческого пути историческая тема
разрабатывалась им в разных жанрах и разных
направлениях.



Под
знаком романтизма проходит петербургский
период и период южной
ссылки. Произведения этой поры проникнуты
чувством гордости за великий исторический
путь России и романтическим культом
великого человека.



Уже
лицейское стихотворение “Воспоминания в
Царском Селе”, отмеченное печатью
сентименталистской и классицистической
поэтики, представляет собой вдохновенный
гимн России и ее военной славе. Здесь
упоминаются “Орлов, Румянцев и Суворов, /
Потомки грозные славян”, воспевается
победа над Наполеоном (“И вспять бежит
надменный галл”).



Классицистическая
традиция в изображении исторических
событий продолжается в оде “Вольность”,
написанной в петербургский период. В этом
произведении Пушкин как бы бросает взгляд
на всю мировую историю:



Увы!
куда ни брошу взор —



Везде
бичи, везде железы.



Законов
гибельный позор,



Неволи
немощные слезы...



“Гибельный
позор” (то есть зрелище) трагической
истории разных народов — следствие
пренебрежения к нравственному “Закону”. “Печать
проклятия” лежит на тиранах и на рабах.
Восемнадцати летний Пушкин дает завет
потомкам:



Лишь
там над царскою главой



Народов
не легло страданье,



Где
крепко с Вольностью святой



Законов
мощных сочетанье.



Эта
тема будет продолжена в “Капитанской дочке”,
одном из последних произведений Пушкина.
Автор не прием лет “русский бунт —
бессмысленный и беспощадный”. В оде “Вольность”
он одинаково порицает и бунт “галлов”, и
заговорщиков, убивших Павла I, и
тирана Калигулу, и всех “самовластительных
злодеев”.



“Клии
страшный глас” обогащается в лирике
Пушкина и сатирическими оттенками. “Сказки”
(“Ура! В Россию скачет...”) написаны, конечно,
на злободневную тему, но на этом
стихотворении лежит отсвет библейской
истории. Пушкин высмеивает Александра I,
“властителя слабого и
лукавого”, его рождественские обещания
России. Молодой поэт ставит проблему
истинного человеческого величия, он
рассматривает исторических деятелей через
призму нравственного закона и гуманизма.
Эта мысль получила дальнейшее развитие в “Войне
и мире” Л. Н. Толстого.



Но
Пушкин-романтик все-таки называет
Наполеона “великим человеком” (стихотворение
“Наполеон”), упоминает о нем в
стихотворении “К морю”:



Одна
скала, гробница славы...



Там
погружались в хладный сон



Воспоминанья
величавы:



Там
угасал Наполеон.



Совсем
по-другому звучит тема Наполеона в седьмой
главе “Евгения Онегина”. “Петровский
замок” назван не “гробницей славы”, а “свидетелем
падшей славы”. Наполеон предстает перед
нами самодовольным, “счастьем упоенным”,
“нетерпеливым героем”, который только
начинает осознавать, что вовсе не цари и
полководцы изменяют ход истории. Не эти ли
строчки “Евгения Онегина” послужили
основой знаменитого эпизода в “Войне и
мире”, когда Наполеон так и не дождался
делегации жителей Москвы на Поклонной горе?



Гроза
двенадцатого года



Настала
— кто тут нам помог?



Остервенение
народа,



Барклай,
зима иль русский бог?



На
этот вопрос как бы отвечает в “Войне и мире”
Л. Толстой, хотя в его времена десятая глава
пушкинского романа еще не была известна. И в
самом названии великой книги Толстого
нельзя не увидеть перекличку со словами
пушкинского летописца Пимена из “Бориса
Годунова”. Передавая свой труд Григорию
Отрепьеву, он напутствует преемника:



Описывай,
не мудрствуя лукаво,



Все
то, чему свидетель в жизни будешь:



Войну
и мир, управу государей,



Угодников
святые чудеса...



Именно
в “Борисе Годунове” впервые у Пушкина
историческая тема представлена в
реалистическом ключе. Первая русская
реалистическая трагедия, написанная в 1825
году, заканчивается знаменитой ремаркой: “Народ
безмолвствует”. Все персонажи оцениваются
в трагедии с точки зрения народа. В этом
Пушкин продолжает традиции Шекспира, что и
подчеркивается даже строением стиха. Как и
в шекспировских трагедиях, в “Борисе
Годунове” используется белый пятистопный
ямб, имеются также и
прозаические вставки.



Историческая
тема разрабатывается Пушкиным и в других
драматических произведениях. Однако не
летопись и не события
русской истории послужили основой для
знаменитых маленьких трагедий. В них
использованы предания и традиционные
западноевропейские сюжеты. Историческая
основа интересует Пушкина прежде всего
своей психологической стороной. Так,
психологически возможным считал он
отравление Моцарта его другом Сальери.
Маленькие трагедии на примерах из истории
доказывают, что “гений и злодейство две
вещи несовместные”.



Это
только кажется, что летописные и
легендарные сюжеты Пушкин разрабатывает
подчеркнуто бесстрастно. Рассмотрим “Песнь
о вещем Олеге”. Почему погибает князь,
такой могущественный и уверенный в себе? По
канонам ро мантического жанра баллады (“Песнь
о вещем Олеге” написана в 1822 году Пушкиным-романтиком)
герой погибает в трагической схватке с
судьбой, роком. Но в этом произведении можно
увидеть и будущего Пушкина-реалиста, не
боявшегося “могучих владык”, потому что не
они вершат историю, а народ, чьим “эхом”
был “неподкупный голос” поэта.



Одним
из самых сложных неоднозначных образов в
произведениях Пушкина, посвященных
историко-психологической теме, является
образ Петра I. Это,
безусловно, самая главная фигура в галерее
“владык”, “венцов” и “тронов” в
пушкинском творчестве. Петр I является
одним из центральных героев поэмы “Полтава”.
Возвеличивая Петра I, рассказывая
о героических событиях русской истории,
Пушкин не забывает, однако, о моральном,
гуманном аспекте исторической темы.
Жертвой истории оказывается несчастная
Мария Кочубей.



Романтическая
приподнятость в ту пору соединялась в
творчестве Пушкина с реалистическим
бытописанием.



Лета
к суровой прозе клонят,



Лета
шалунью рифму гонят.



Так,
в другом, уже прозаическом произведении
Пушкина (“Арап Петра Великого”), его первом
историческом романе, Петр I не
только “то академик, то герой, то
мореплаватель, то плотник”, как в “Стансах”,
но и заботливый друг, великодушный человек,
идеал монарха и семьянина. К сожалению,
роман не был закончен, тема Петра в этом
освещении не получила дальнейшего развития.
Но в 1833 году она нашла свое продолжение в
новом стихотворном произведении. Это самая
загадочная поэма Пушкина, которая
называется не по имени Петра и не по
топониму, как “Полтава”, а перифразой. Это
поэма “Медный всадник”. Вспоминаются еще
два таких названия произведений Пушкина,
сходных и по сюжету. Кульминационным
моментом в них является оживление статуи (статуэтки),
отнимающей возлюбленную у героя. В “Медном
всаднике”, “Каменном госте” и “Сказке о
золотом петушке” действие происходит в
реальной (Петербург, “Мадрит”) или
вымышленной столице. Герой, бросивший вызов
загадочной стихии или мистической силе,
погибает. Создавая “Медного всадника”,
Пушкин основывался на нескольких
преданиях о тени Петра I, являющейся
в Петербурге то Павлу I, то
А. Голицыну. Жители Петербурга, верившие
этим легендам, считали, что ничто не
угрожает их городу, пока в нем стоит
памятник Петру. Тема Петра переходит в тему
российской государственности, и обращение
к истории как бы высвечивает будущее России.



Апокалиптическая
картина наводнения и гибнущего “Петрополя”
служит предупреждением потомкам. Петр I,
сотворивший Петербург, как
библейский Бог (недаром во вступлении к
поэме местоимение “Он”, отнесенное к
государю, написано с большой буквы, как в
Библии), “Россию поднял на дыбы”. Показывая
конфликт государства и личности, Пушкин
завершает поэму вопросом:



Куда
ты скачешь, гордый конь,



И
где опустишь ты копыта?



Впоследствии
символом исторического пути России в “Мертвых
душах” Н. В. Гоголя станет фантастический
полет тройки коней, традиция будет
продолжена А. Блоком в цикле “На поле
Куликовом”.



Итогом
размышлений Пушкина над историей, ролью
личности и народа в ней, нравственным
смыслом исторических событий стала главная,
на мой взгляд, книга Пушкина, работа над
которой была завершена в 1836 году. “Капитанская
дочка” вышла в свет за месяц до смерти
автора. Своеобразие пушкинской
исторической прозы недооценили
современники. По мнению Белинского, в “Капитанской
дочке” изображены “нравы русского
общества в царствование Екатерины”,
характер же Гринева критик называет “ничтожным,
бесцветным”. Подобные упреки в слабой
разработке характера главного героя
английские читатели высказывали В. Скотту.
Айвенго, например, не сражается ни в рядах
храбрых йоменов Локсли (Робина Гуда), ни в
рядах феодалов, защитников замка. Не
принимая ни ту, ни другую сторону, он занят
спасением прекрасной Ревекки. Айвенго и
Гринев, как говорит знаменитый
литературовед Ю. Лотман, находят
единственно правильный путь,
приподнимаются над “жестоким веком”,
сохраняя гуманность, человеческое
достоинство и любовь к человеку, независимо
от принадлежности его к той или иной
политической группировке. Даже в “исторической
метели” Гринев не позволил себе сбиться с
дороги, не предал в себе человечность. На
примере ужасов пугачевщины Пушкин
показывает, что “лучшие и прочнейшие
изменения суть те, которые происходят от
улучшения нравов, без всяких
насильственных потрясений”.



В
своей “Истории Пугачева” Пушкин не
скрывал ни злодеяний пугачевцев, ни
жестокости правительственных войск. А в “Капитанской
дочке” образ Пугачева поэтичен, и многие
критики, подобно Марине Цветаевой (статья “Пушкин
и Пугачев”), считали, что Пугачев
нравственно выше Гринева. Но Пугачев потому
и рассказывает Гриневу “калмыцкую сказку”
об орле и вороне, что хочет прельстить
своего собеседника “пиитическим ужасом”.
У Гринева же свое отношение к кровавым
событиям, выраженное в его словах: “Только
не требуй того, что противно чести моей и
христианской совести”.



Не
“бесцветным”, а по-христиански стойким и
самоотверженным предстает перед нами
любимый герой Пушкина, хотя его “записки”
о “бестолковщине времени и простом величии
простых людей” (Гоголь) простодушны и
бесхитростны.



В
сущности, пушкинский подход к истории — это
и подход к современности. Великий гуманист,
он противопоставляет “живую жизнь”
политической борьбе. Так, лицейские друзья
всегда оставались для него друзьями, “в
заботах... царской службы” и “в мрачных
пропастях земли”, где томились декабристы.



В
своей речи о Пушкине Достоевский сказал,
что автор “Капитанской дочки” видел в
нашей истории, в наших даровитых людях
залог “общей гармонии, братского
окончательного согласия всех племен по
Христову евангельскому закону”. Мысль
историческая, “мысль народная” в
пушкинском творчестве — это мысль,
обращенная в будущее.



Хочется
сказать еще и о том, что поэзия истории для
Пушкина была поэзией нравственного величия,
поэзией высоты человеческого духа. Вот
почему историческая тема в творчестве
Пушкина тесно соединяется с нравственно-психологической.
Этот ракурс в освещении исторических
событий стал главным и для Лермонтова,
Некрасова, Льва Толстого, А. К. Толстого,
автора “Князя Серебряного”. Традиции
Пушкина-историка продолжили в XX веке
такие разные писатели, как Твардовский,
Шолохов, А. Н. Толстой.