Заключительная, пятая строфа «Памятника» представляет собою, как у Горация и Державина, обращение к музе: Веленью божию, о муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца, Так иногда называли парижскую Вандомскую колонну, вылитую из металла захваченных неприятельских пушек и по «скромному» соизволению Наполеона увенчанную статуей самого Наполеона.

* Хвалу и клевету приемли равнодушно
* И не оспоривай глупца.

Однако по своему содержанию эти строки Пушкина радикально отличаются от соответствующих строк как Горация, так и Державина. В оде Горация муза близка к своему мифологическому нраобразу; ей, божественной покровительнице, поэт «передоверяет» гордость своими успехами и у нее же вымаливает награду:

* Гордость заслуженно,
* Мельпомена, яви,— мне ж, благосклонная,
* Кудри лавром обвей, ветвью дельфийскою.
* Державин говорит в сущности то же:
* О муза! возгордись заслугой справедливой,
* И презрит кто тебя, сама тех презирай;
* Непринужденною рукой неторопливой
* Чело твое зарей бессмертия венчай.

Творческая природа музы ни у Горация, ни у Державина даже и не упомянута; и в том и в другом случае это — муза торжественного финала, муза, возносящая («возгордись») поэта за его заслуги перед государством над всеми остальными людьми и награждающая его высшей наградой — венцом бессмертия. В пушкинской музе нет ничего церемониально-парадного; она — олицетворение посланного поэту судьбой (природой, богом) творческого дара. Именно поэтому первые обращенные к ней слова — не о венце, а о творчестве, о том, что поэт всегда должен быть послушен «веленью божию», то есть должен быть верен своему призванию.

Вопросы о сущности поэзии, о тайнах вдохновения, о временном и вечном в творениях поэта, о положении поэта в обществе и, в частности, о его отношениях с читателями всегда были в центре внимания Пушкина. Многие его стихотворения, посвященные этим темам («Разговор книгопродавца с поэтом», «Пророк», «Поэт», «Поэт и толпа», «Арион», «Ответ анониму», «Эхо» и др.), были к 1836 году напечатаны, и, стало быть, наиболее вдумчивые и памятливые читатели того времени могли сравнить содержание этих стихотворений с содержанием «Памятника». И все-таки поэт решил помочь им и напомнил свой сонет «Поэту» (1830):

* Поэт! не дорожи любовию народной.
* Восторженных похвал пройдет минутный шум;
* Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
* Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
* Ты царь: живи один.
* Дорогою свободной
* Иди, куда влечет тебя свободный ум,
* Усовершенствуя плоды любимых дум,
* Не требуя наград за подвиг благородный.
* Они в самом тебе.
* Ты сам свой высший суд;
* Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
* Ты им доволен ли, взыскательный художник?
* Доволен? Так пускай толпа его бранит
* И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
* И в детской резвости колеблет твой треножник.

Сразу же бросаются в глаза дословные совпадения: в сонете «Поэту»: «Услышишь суд глупца…»; в «Памятнике»: «…и не оспоривай глупца…», в сонете: «Не требуя наград…»; в «Памятнике»: «…не требуя венца…». Кроме того, в сонете «Поэту» сопоставлены и уравнены восторженные похвалы — с одной стороны — и суд глупца, смех толпы — с другой, точно так же как в «Памятнике» — хвала и мнение глупца заодно с клеветой. И треножник, и горящий на нем огонь, и алтарь — все это детали, взятые из образного арсенала античности, имеют то же значение, что и муза в «Памятнике». Если бы сходство двух этих стихотворений ограничивалось только что приведенными примерами, то его смысл был бы более или менее ясен: «ссылкой» на сонет Пушкин как бы дополнял и, естественно, подтверждал содержание пятой строфы «Памятника». Но такое заключение было бы преждевременным. Во втором стихе «Памятника» говорится о благодарной памяти народной:

* К нему не зарастет народная тропа…
* А в первом стихе сонета сказано нечто, по-видимому, прямо противоположное:
* Поэт, не дорожи любовию народной.

И еще один, не менее важный контраст: в «Памятнике» любезная народу и самому поэту свобода противопоставлена жестокому веку; это значит, что речь здесь идет прежде всего (хотя и не исключительно) о социальной свободе, тогда как в сонете говорится о свободе поэта от всякого воздействия извне (в том числе и со стороны народа), то есть, в сущности, все о той же послушности поэта одному только «веленью божию», о его верности своему призванию.

Таким образом, обнаруживается двоякий смысл соотношения этих двух произведений: сонет «Поэту» всем своим содержанием действительно подкрепляет и дополняет содержание пятой строфы и вместе с тем отрицает то, что утверждается в предшествующих четырех строках «Памятника». В свое время было высказано мнение, что коренные, заветные свои эстетические взгляды Пушкин высказал именно в пятой строфе, а в четвертой и в трех предыдущих он предсказал и иронически пересказал суждения тех будущих историков литературы и критиков, которые руководствуются обветшалым и ложным принципом, будто нравоучительная польза является истинной целью поэзии.