Роберт Луис Стивенсон родился в 1850 в Эдинбурге. Дед его был видным гражданским инженером, строителем маяков, мостов и волнорезов. Построенный им маяк Белл-Рок написал Джон Тернер, его посещал Вальтер Скотт. Отец писателя, Томас, тоже был талантливым инженером. Предполагалось, что и Роберт Луис продолжит семейную традицию, и Стивенсон действительно поступил в Эдинбургский университет, имея в виду стать инженером. Но, окончив курс наук и даже получив серебряную медаль Королевского шотландского общества искусств за сочинение «Новый вид проблескового огня для маяков», Стивенсон сообщил отцу, что строителем маяков не будет. Было решено, что он станет юристом. Но получив юридическое звание, Луис так и не стал юристом – он мог быть только писателем. В 1866 на средства отца Стивенсон выпустил свою первую книгу – «Пентландское восстание. Страница истории, 1666 год», где уже проявляется интерес Стивенсона к шотландской истории.

В 1876 году Стивенсон с другом совершают путешествие по рекам и каналам Бельгии и Франции. Они планировали добраться до Парижа, но остановились в деревушке Грез недалеко от знаменитой деревни Барбизон, давшей имя целой школе художников. У барбизонцев Стивенсон познакомился с американкой Франсес Матильдой Осборн. Это путешествие Стивенсон описал в книге «Путешествие внутрь страны».

В 1877 появляется его первый художественный рассказ «Ночлег Франсуа Вийона».

В 1877 Стивенсон пишет серию рассказов «Современные тысяча и одна ночь», но они вышли только в 1882 году.

В 1879 Стивенсон получает весточку от Фанни Осборн и немедленно отправляется в Америку. Путешествие было очень тяжелым, Стивенсон, который после тяжелой болезни, перенесенной в детстве, всю жизнь страдал легочным заболеванием, едва не умер. Тем не менее в 1880 Стивенсон женился на Фанни Осборн, которая была старше его на десять лет и у которой было двое детей – дочь, которой к тому времени было уже 19 лет, и двенадцатилетний сын Ллойд, а несколько месяцев спустя с Фанни и Ллойдом возвращается в Великобританию.

В 1880 Стивенсон пишет повесть «Дом на дюнах».

С 1881 по 1882 Стивенсон печатает в журнале «Остров сокровищ», написанный, когда Ллойд Осборн попросил его «написать что-нибудь интересное». Когда в 1885 году роман выходит третьим изданием, Стивенсон, наконец, получает широкую известность.

В 1881 же Стивенсон пишет книгу «страшных» рассказов, а в 1886 – «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда». В том же году выходит роман «Похищенный». Еще в 1884-1885 он работает над историческим романом «Черная стрела», в 1888 этот роман выходит отдельным изданием.

В 1888 же году Стивенсон с семьей уезжает в путешествие по Тихому океану. Больше он не вернулся в Шотландию. В 1890 он покупает участок земли на Самоа и строит там дом. Он много работает. В том числе во время тихоокеанских путешествий он пишет роман «Владетель Баллантрэ».

В 1894 году Стивенсон умирает на Самоа от кровоизлияния в мозг.

Неоромантизм.
Стивенсона обычно называют неоромантиком. От классического романтизма начала 19-го века неоромантизм унаследовал любовь к экзотическим местам и драматическим ситуациям, а также интерес к историческому прошлому. Стивенсоновский романтизм совершенно утратил всякий интерес к классическому романтическому герою, недовольному миром, жизнью, и своим местом в мире и в жизни. Классические примеры неоромантизма Стивенсона – всем с детства знакомый «Остров сокровищ», «Похищенный», «Катриона». Стивенсон стремился выстроить занимательный сюжет, а также представить читателям оптимистических героев с ясным и светлым взглядом на мир.

Кроме неоромантических произведений Стивенсон писал рассказы ужасов, напоминающие о готических романах, особенно о «Монахе» Льюиса. Один из самых любимых рассказов самого Стивенсона – «Окаянная Дженет», основанная на старинных шотландских рассказах о «черном человеке» - дьяволе. И особое место в творчестве Стивенсона занимает фантастический рассказ «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».

«Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».
Фантастический рассказ Стивенсона посвящен одной из его любимых тем – границам добра и зла в человеческой природе. Стивенсон не был первопроходцем в разработке этой темы. Этому посвящен роман Достоевского «Преступление и наказание», который Стивенсон читал в 1885 во французском пере воде. Система персонажей «Преступления и наказания» построена на многочисленных двойниках Раскольникова – Свидригайлове, Лужине и так далее. Теме двойничества посвящен и рассказ мастера американской готики Эдгара Аллана По «Уильям Уилсон», хотя двойник героя рассказа, наоборот, скорее его ангел-хранитель. У героя есть двойник, похожий на него ростом, сложением, внешностью, носящий то же имя, родившийся с ним в один день. Вот что происходит, когда герой убивает своего двойника:

То был мой противник - предо мною в муках погибал Вильсон. Маска его и плащ валялись на полу, куда он их прежде бросил. И ни единой нити в его одежде, ни единой черточки в его приметном и своеобычном лице, которые не были бы в точности такими же, как у меня! То был Вильсон; но теперь говорил он не шепотом; можно было даже вообразить, будто слова, которые я услышал, произнес я сам: - Ты победил, и я покоряюсь. Однако отныне ты тоже мертв - ты погиб для мира, для небес, для надежды! Мною ты был жив, а убив меня,- взгляни на этот облик, ведь это ты,- ты бесповоротно погубил самого себя!

Стивенсон во многом повторяет то, что говорили о природе человека и авторы классического романтизма, и авторы-реалисты. Он не считает человека ни однозначно хорошим, ни однозначно скверным. В нем есть и то, и другое. Доктор Джекил вовсе не ангел, чего он и не скрывает:

Я был наделен немалыми талантами, трудолюбив от природы, высоко ставил уважение умных и благородных людей и, казалось, мог не сомневаться, что меня ждет славное и блестящее будущее. Худшим же из моих недостатков было всего лишь нетерпеливое стремление к удовольствиям, которое для многих служит источником счастья; однако я не мог примирить эти наклонности с моим настойчивым желанием держать голову высоко и представляться окружающим человеком серьезным и почтенным. Поэтому я начал скрывать свои развлечения, и к тому времени, когда я достиг зрелости и мог здраво оценить пройденный мною путь и мое положение в обществе, двойная жизнь давно уже стала для меня привычной. Немало людей гордо выставляли бы напоказ те уклонения со стези добродетели, в которых я был повинен, но я, поставив перед собой высокие идеалы, испытывал мучительный, почти болезненный стыд и всячески скрывал свои вовсе не столь уж предосудительные удовольствия.

Как и романтики, Стивенсон признает, что недостатки человека могут оказаться продолжением его достоинств:

Таким образом, я стал тем, чем стал, не из-за своих довольно безобидных недостатков, а из-за бескомпромиссности моих лучших стремлений те области добра и зла, которые сливаются в противоречиво двойственную природу человека, в моей душе были разделены гораздо более резко и глубоко, чем они разделяются в душах подавляющего большинства людей. Та же причина заставляла меня упорно и настойчиво размышлять над тем суровым законом жизни, который лежит в основе религии и является самым обильным источником человеческого горя.

Стивенсон продолжает и тему, начатую еще Мэри Шелли, - тему гордыни человеческого разума и неспособности его предусмотреть последствия своих действий. Изобретая свой эликсир, Джекил понятия не имеет, чем это кончится. Стивенсон вовсе не отрицает науку – он отрицает то употребление науки, на которое способны люди, преследующие безнравственные цели.

Зло у Стивенсона оказывается куда более активным принципом, нежели добро. Джекил создает злого, а не доброго своего двойника. Зло, свободное от угрызений совести, не связанное ограничениями морали, всегда готово начать независимую жизнь. Стивенсон и его герои отдают себе отчет в привлекательности не только чувственных наслаждений, доставляемых злом, но и в парадоксальном ощущении свободы, которое появляется у порабощенного злом человека – свободы от угрызений совести, свободы от внутреннего страха ответственности за свои поступки. Хайда пугает только угроза его жизни и ничего больше.

Зло у Стивенсона, как и зло у Шекспира, Байрона, Мэри Шелли, нельзя выпустить из бутылки «чуть-чуть». Добровольно совершенное зло, которому человек не желает по-настоящему противостоять, превращает человека в своего раба, о чем прямо и говорит Джекил. Начав с «довольно безобидных недостатков» (мы можем легко догадаться, что речь идет о жажде наслаждений сексуальных), Джекил в образе Хайда доходит до бессмысленной жестокости к маленькой девочке и чудовищного убийства сэра Кэрью. (Интересно поразмыслить о том, насколько в образе маленькой девочки, которую послали за врачом, у Стивенсона отразились воспоминания о чтении Достоевского, у которого в «Преступлении и наказании» фигурируют несколько маленьких девочек, жертв нищеты, жестокости и сексуальных домогательств или преступлений.) Зло полностью овладевает тем, кто добровольно готов выпустить его на свободу. Когда Джекил начинает превращаться в Хайда помимо своей воли, он понимает, что навсегда потерял себя.

Стивенсон был не оригинален в разработке темы доброго и злого двойников в человеке, но ни роману Достоевского, ни рассказу По не удалось завоевать воображения публики в такой мере, в какой это удалось Стивенсону. Открытие Стивенсона – это мотив физического преображения человека в своего злого двойника, лишенного всего человеческого (не о Стивенсоне ли вспоминал и Патрик Зюскинд, когда писал своего «Парфюмера»?). Словно предвосхищая эпоху почти сугубо визуального постижения мира, которая настанет на рубеже 20-21 веков, Стивенсон создает наглядный образ раздвоения и постепенной победы зла над добром не только в душе, но в теле человека. В образе мистера Хайда читатели буквально представить себе, увидеть душу того человека, в которого превращался доктор Джекил. Может быть, именно поэтому, в отличие от Уильяма Уилсона, доктор Джекил и мистер Хайд стали именами нарицательными в англоязычной культуре.