Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
А. Пушкин

Я родилась в Москве и очень люблю свой город. Я действительно, как все мои соотечественники, ощущаю Москву сердцем нашей родины. Но в этом смысле образ Москвы связан для меня с гениями русской литературы.
С Москвой связаны имена Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Льва Толстого и многих других великих писателей. Я люблю посещать места, где они когда-то жили или бывали. Например, оказавшись напротив особняка на Старом Арбате, где жил Пушкин, я представляю, что, может быть, стою на том самом месте, где много лет назад стоял или проходил великий поэт. Пушкина, пожалуй, легче всего так ощущать -- во времени и пространстве, потому что его могучее творческое наследие как бы заново материализовало его для потомков.
Однажды я посетила дом-музей М. Ю. Лермонтова, что на Малой Молчановке. Сначала я думала, мне не повезло: в тот день музей не работал. Но все оказалось наоборот. Сторож, пожилой москвич, увидев, как я расстроилась, сделал для меня исключение и пропустил в дом. Это было потрясающе! Я одна бродила в полной тишине по дому Лермонтова, и мне чудилось, что это обыкновенный жилой дом, а не музей. Вот-вот вернется вышедший на минуту хозяин и спросит, что я тут делаю. И действительно, дверь скрипнула и кто-то зашел. Я вздрогнула, хотя и знала, что это может быть только сторож. Он оказался также одним из реставраторов дома-музея Лермонтова и с увлечением рассказал мне о своей работе.
Я горжусь, что мои москвичи такой отзывчивый и скорый на добрые дела народ. Ведь он просто мог дать мне от ворот поворот. Но этого не случилось. И в результате я, как никогда в жизни, тонко почувствовала жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова, попав сюда одна, а не с экскурсией.
Потом я специально стала выбирать для таких посещений, так сказать, неурочные дни и часы. Например, в усадьбу, где прошло детство Ф. М. Достоевского, я пришла поздним летним вечером. Калитка была открыта. Я прошла во двор, села на скамью и стала рассматривать архитектуру усадьбы, освещенной таинственным вечерним светом. Ко мне подошел мужчина, видимо, тоже сторож и заодно дворник, потому что в руках у него была метла. Он вежливо поздоровался и сказал, что здесь не место для отдыха. Я притворилась, что не знаю, где нахожусь, и тут он, очень обрадовавшись моему неведению, начал с жаром рассказывать мне о Достоевском. Наверняка он многое придумал, но это было очень красиво. Например, он утверждал, ссылаясь на какие-то литературные источники, что маленький Достоевский обожал в сумерках сидеть в одиночестве на скамье. Такая причуда всех удивляла и пугала. Из рассказа сторожа получалось, что Достоевский любил сиживать именно на том месте, где сидели мы в тот момент. В этом утверждении сторожа чувствовалась большая любовь к великому писателю, стремление как-то преодолеть временной барьер и быть ближе к великому человеку. С домом Толстых, где сейчас находится международный Союз писателей, у меня тоже связаны интересные воспоминания. У моей подруги отец писатель, и они как-то взяли меня в Центральный Дом литераторов им. А. А. Фадеева на литературный вечер. После вечера отец подруги взял на себя роль гида по дому Толстых, и я узнала очень много интересного. Например, что в романе "Война и мир" этот дом изображен Толстым как усадьба Ростовых. Один из залов усадьбы послужил прообразом помещения, где Пьера Безухова посвящали в масоны. Воображение мое так разыгралось, что я усадьбу Толстых до сих пор представляю как дом, в о котором и сейчас живут герои романа "Война и мир".
Мне есть что вспомнить и о доме, где жил и умер Н. В. Гоголь. Каждый раз при посещении дома Гоголя на Тверском меня охватывало чувство трепета и даже робости. Это место окутано мистической тайной. Здесь великий писатель сделал драматический жест: бросил в огонь рукопись второй книги "Мертвых душ". Здесь ему явилось нечто, заставившее его по-новому взглянуть на мир и на себя в этом мире. Мрачный памятник во дворе всегда определял мое настроение. Бронзовый Гоголь в скорбной позе готовился бросить рукопись в огонь. Мне представлялось всегда, что не только рукопись, но 'и жизнь свою Гоголь решает бросить в огонь времени. Чувство, в общем, скорбное... Но вот однажды я зашла в знакомый двор и, взглянув на памятник, застыла в изумлении. В руке Гоголя алел букет свежих гвоздик. Кто-то ловко приладил цветы к руке с рукописью. Получился потрясающий эффект: свежие цветы и столь же свежий, искрящийся снежок на плечах Гоголя осветили его лицо, обозначили словно улыбку Гоголя. Во всяком случае, и я сама, и все, кто проходил в этот момент мимо памятника, искренне улыбались. После этого случая я представляю Н. В. Гоголя только с букетом живых цветов на фоне снега.
Вот так я ощущаю мою Москву. Она для меня словно общий большой дом, в котором рождались и творили великие русские люди, и не только писатели. Когда недавно мне довелось взглянуть на нашу Москву из иллюминатора самолета, мне показалось, что она улыбается миру доброй, мудрой улыбкой, полной надежд на счастье.