Warning: mkdir(): Permission denied in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 43 Warning: mkdir(): Permission denied in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 43 Warning: fopen(/home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/cache_resume/_story_text/bykov/Poitiinevernu/resume_page1.cache): failed to open stream: No such file or directory in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 100 Warning: fputs() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 101 Warning: fclose() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 102 Страница: [ 1 ]  2 

Шел снег. Путница брела по замерзшему болоту, все больше начиная беспокоиться. Посылавшие ее тоже не рассчитывали на снегопад, неожиданно начавшийся часа два назад. Теперь за Зоськой тянулся отчетливый след, но его вскоре скроет снег. Хуже, что она заблудилась.
Ожидаемой лесничевки все не было видно, вокруг тянулось унылое незнакомое болото. Спросить некого — до ближайшей деревни километров восемь. Оружия с собой не дали — оно могло провалить задание, по той же причине не дали ей и компаса. У нее был паспорт и немецкий аусвайс, очень потрепанный, вероятно, многие им пользовались. Документ на имя Аделаиды Августевич, Зоське очень нравилось имя. А то — Зося Нарейко, хотя каждому — свое. Ей предстояло перейти болото, перебраться через небольшую речушку и выйти на Скидельский шлях — там уже начнутся знакомые места. Там будут свои опасности, но здесь оказалось страшнее: в неясных сумерках болото, казалось, полнилось чудищами. Подходя ближе, Зоська видела заснеженную кочку или корягу, чему еще быть в эту пору на болоте. Однако с темнотой рос и страх. Девушка гнала от себя навязчивые мысли, в это время следовало бояться людей, а здесь пустынное болото, ненастный осенний вечер, и все.
Снегопад будто бы поредел, неожиданно из-под ног метнулся заяц, заставивший девушку замереть от ужаса. Оглянувшись, она испугалась еще больше, так как отчетливо увидела силуэт человека. Потом ей подумалось, что она обозналась. Зоська стремительно зашагала вперед, не разрешая себе оглядываться. Болото кончилось, где-то впереди должна быть речка. Надо поискать брод или узкое место, чтобы перебраться на другой берег. Зоська оглянулась — никого не было видно. Теперь следовало подумать, как преодолеть речку, поискать подходящую жердину и попытаться перейти по ней. Девушка обошла несколько деревьев, пробуя рукой прочность их шершавых ветвей, и, бросив взгляд в поле, увидела человека, идущего по ее следам. Сумерки мешали рассмотреть идущего, ясно было только, что идет уверенный мужчина, знающий свою цель. Зоська поняла, что идущий ее тоже видит, ей оставался один путь — за реку. Следовало торопиться, она выломала под самый корень небольшое деревце и решила “перебежать” по этой ненадежной опоре на другой берег, но тут же соскользнула и упала в реку, провалившись по пояс. Сверху раздался голос: “Зоська, постой! Ты что, сдурела?” Она замерла, узнав голос Антона — партизана из их отряда. Он помог девушке выбраться из реки. Зоська удивилась, откуда здесь быть Голу-бину, которого она три дня назад начала называть Антоном.
Зоська объяснила, что очень испугалась преследования, оттого и кинулась в реку. Антон приказал ей бежать за ним, чтобы согреться. Девушка чувствовала, что ноги деревенеют, юбка замерзла и стал колом. Зоська пыталась расспросить Антона, каким образом он оказался рядом. Но он лишь ответил: “Да ничего. Хорошо вот — подоспел. А то бы...” Она не могла взять в толк, почему он оказался за десятки километров от лагеря, на задание ее посылали одну, о Голубине не было и речи. Бежать нет сил, но останавливаться нельзя — замерзнешь. Зоська вспомнила, как утром они простились с Антоном. Она не могла сказать, куда идет, лишь пообещала вернуться недели через две. Зоська хотела сказать, что ей надо за речку, но сначала, действительно, нужно было обсушиться, и она с радостью ухватилась за эту участливую помощь. Антон знал, где-то недалеко деревня, там можно обсушиться. Он посоветовал переходить речку у лесничевки. Зоська и собиралась, но из-за снегопада заблудилась. Антон усмехнулся: еще не вышла из зоны и уже заплутала. “Как же ты там будешь, разведчица?” Ей нечего было ответить. Но не испугайся его, Зоська не полезла бы в речку, тут уж винить некого. На бегу Антон оглянулся и понял, что деревня осталась в стороне. Голубин стал недовольно ворчать на Зоську, что из-за нее сбились с дороги, а ей хотелось крикнуть, что не будь его, она не испугалась и не полезла бы в ту речку, но сдержалась, решила, что как-нибудь сама выберется. Антон увидел стожок и позвал девушку. В сене можно было обсушиться и переночевать в тепле. В первом стоге сено слежалось и не поддавалось их озябшим пальцам, зато во втором был готов лаз. Антон приказал Зоське забраться в стог, снять мокрую одежду и завернуться в его кожух (полушубок). Пока девушка стаскивала с себя мокрые сапоги, чулки, юбку, Антон заделывал лаз. Он весело пообещал, что скоро надышат и смогут просушиться. Антон улегся, прижавшись к завернувшейся в кожушок Зоське. Она спросила Антона, куда он идет? Голубин ответил, что им почти по пути. Зоську пугало близкое соседство Антона, она впервые оказалась в такой ситуации: с одной стороны — он ее спаситель, но что у него на уме, она не ведала и решила держаться по возможности строже. Антон пообещал, что вскоре Зоська согреется. “Лучше, чем на печке в избе”. Без всякой связи он вдруг спросил, помнит ли она Заглядки? Какие там устраивались вечеринки. Кузнецов воевать и погулять любил. “Молодой был, — ответила Зоська. — А уж нет ни Кузнецова, ни многих”.
— Кто знает, и нас скоро не будет, — отозвался Антон.
Зоська зябко поежилась от такой перспективы. Ей не хотелось умирать. Нельзя об этом думать, идя на задание. Антон согласился, думать о смерти приходится — война, а говорить не обязательно. Завернувшись в кожушок, Зоська постепенно согрелась и стала дремать.
Неожиданно ее разбудил голос Антона, вспомнившего, как хорошо она танцевала с ним, тогда и приглянулась. Он спросил, откуда Зоська родом. И она ответила, что из Скиделя, она там жила с матерью. Антону знакомы те места. Осенью он ходил в рейд с Кузнецовым. Голубин спросил, значит, Зоська повидается с матерью, но девушка не знала, удастся ли свидеться. Ведь она не в гости идет, а на задание. Антон ответил, что в Скиделе у него дружок живет. Зоська поинтересовалась, кто такой? Голубин ответил, что вряд ли она его знает, он новый человек, недавно поселившийся в тех краях. Зоська согласилась — она ведь перед войной жила в Новогрудке, училась в техникуме.
Антон, повернувшись на сене, обнял ее за плечи. Зоська попыталась отстраниться. Отдав ей кожух, Антон стал мерзнуть, поэтому покрепче прижал девушку к себе, отговорившись, что так теплее. Зоська похвасталась, что она сильная, знает приемы рукопашного боя. Антон ответил, что лучше бы ей дали оружие, наверняка не разрешили взять, да документы надежные. Зоська возразила, у нее потрепанный аусвайс. Голубин ответил, что потрепанным документам больше веры. Он признался, что у него револьвер системы наган — самый надежный документ. Зоське не понравилось, что Антон идет с оружием, знают ли об этом в партизанском штабе? Голубин ответил: “Я сам лучше знаю, с чем идти”. Он посоветовал девушке держаться его, с ним не пропадет. Антон ласково признался, что после их утренней встречи не мог себе места найти, так испугался за Зоську. Ей было приятно, что Антон переживает и боится за нее. Голубин попытался обнять девушку, но она слишком решительно отклонила его ласки. Антон усмехнулся: “Спать будем”; пусть Зоська не боится его, он пошутил. Зоська спросила, может быть, Антон дальше пойдет один? “Пока погожу”, — ответил Голубин. Они почти поссорились, что Зоське совсем не хотелось.
Зарывшись в сено, Антон сделал вид, что заснул. Вдвоем под кожухом было бы теплее, но он отодвинулся от девушки, чтобы не подумала, что ради этого бежал за ней. Хотя он был мужчина, и она немало влекла его своей юной женственностью. Теперь Голубин и не помнил, когда впервые всерьез обратил на нее внимание, может быть, в Заглядках, когда танцевал с Зоськой, или когда их отряд оставил обжитой лагерь и перебазировался на болото. После долгого марша все проголодались и продрогли, командир взвода выделил троих оборудовать отрядную кухню. Двое пошли за водой, а Антон принялся за устройство очага — топки, он с запалом взялся копать, угрелся, вспотел и решил снять полушубок, тут и увидел Зоську, спросил: “Помогать пришла?” Она ответила, что такому работнику помощь не нужна, отсыпала ему в ладонь сушеного гороха и пошла прочь. Тогда Антону подумалось: “Славная девчонка!”
Всю осень были задания, Антону было не до Зоськи. Голубин по натуре был не из слабонервных, выдержки у него хватало. Постоянные бои и опасность закалили его, не было случая, чтобы Антон испугался или растерялся. Хотя кое-кто в отряде склонен был обвинять его в гибели командира. Но там Антон не был виновен ни в чем. Напротив, своей находчивостью он спас четверых, первым выпрыгнув с чердака и крикнув остальным: “Прыгайте!” Они, задыхаясь в дыму и отстреливаясь от наседавших полицаев, едва ушли. Кузнецов и ординарец редко стреляли из подвала, куда полицаи швыряли гранаты. Наверное, командир был ранен и не мог выскочить, но что могли сделать они, четверо, “против трех десятков обнаглевших бобиков?”. Голубин уважал и ценил Кузнецова, ему до слез было жалко толкового и смелого командира. Отправляясь по делам, в разведку, на операции и гулянки, Кузнецов всегда брал с собой шестерых партизан, в числе которых с лета стал ездить и Голубин. Теперь от этой шестерки, кажется, никого не осталось. Вначале было нелегко. Отряд собирался из разных людей — районного актива и НКВД, красноармейцев-окруженцев, бежавших военнопленных и местных смельчаков. Кузнецов проверял людей в бою, где они добывали оружие, показывали свое умение и смекалку. При Кузнецове Голубин командовал взводом, после гибели командира Антона понизили до рядового. К осени люди пообтерлись, начали воевать с толком — а тут нелепая смерть командира. “С сентября отряд вошел в свою темную полосу, беды так и посыпались на него, одна хуже другой”. Погиб командир и трое человек его группы, затем ушла и не вернулась диверсионная группа Кубелкина. Не успели погоревать над лучшими бойцами, как отряд выступил громить немецкий гарнизон на станции и попал под организованный огонь врагов — понес большие потери. Хлопцы приуныли, связи с Москвой не было, ходили разные тревожные слухи о боях под Сталинградом. Однажды Голубин услышал разговор Ковша, бывшего милиционера из Вилейки, с майором о Сталинграде, рассматривали карту из школьного учебника. Увидя карту, Антон поразился — Сталинград находился в самой глубине России. “С ума сойти можно — как далеко зашли немцы!..” Несколько дней Голубин ходил совершенно убитый, он понимал, что судьба города предрешена. Так зачем они тут, в этом лесу? Что им тут делать и что их ждет в скором будущем? Правда, Сталинград все еще держится, но сколько это может продлиться? Все это очень угнетало партизана”. А тут еще пропала группа Кубелкина. Голубин понял, что Зоська послана на поиски следов группы. Девушка все время приветливо улыбалась, казалось, ее не трогают напасти. Разве она не догадывается, что ее ждет? Короткая встреча с Зоськой перед ее уходом на задание перевернула всю жизнь Антона.
Среди ночи Зоська проснулась, вспомнила о случившемся. Она усмехнулась своей удаче — встрече с тем самым, кто уже заронил в ее душу искорку интереса к себе. Ей было приятно, что за нее кто-то тревожится и переживает, может, любит. Она подумала, что Антон Голубин хороший человек: пришел к ней на помощь в самую нужную минуту.
Вначале Зоська выполняла в отряде обязанности сиделки при раненых, потом стала помогать на кухне. Теперь ее услуги понадобились Дозорцеву, готовящему из девушки связную. Это опаснее, но и почетнее, чем на кухне. Она уже второй раз шла туда, откуда не всегда возвращались.
Зоська осторожно выбралась из стожка. Кругом стояла тишина, чуть подмораживало. Девушка забежала за стожок, а потом вернулась к лазу. Здесь было тепло, но утром надо уходить. Антон, наверное, найдет способ переправиться. Зоська подумала, сколько ему может быть лет? “Наверное, уже под тридцать, почти старик против нее”. Вскоре угревшись, она опять крепко уснула. Во сне ей было тревожно. Кто-то родной для нее человек был одновременно “будто ангел и дьявол”, он неуловим, и это особенно мучило Зоську. Затем она увидела сон, будто карабкается по скалам, которых наяву никогда не видела, отчетливо ощущает за спиной бездну, тщетно ищет опору рукам и ногам, хочет закричать, но нет голоса. Вдруг сверху протягивается медвежья лапа с когтями. Зоська пугается этой лапы больше, чем пропасти, срывается вниз и сдавленно кричит. Но за несколько секунд до гибели просыпается в холодном поту. Сон озадачивает и пугает Зоську. Антона рядом уже нет — он стоит снаружи и зовет ее на зарядку. Зоська торопливо надевает полусырые вещи и вылезает из лаза. Антон попытался попасть в нее снежком, но Зоська легко уклонилась. Голубин пригласил ее умыться снегом: “Кто первым снегом умоется, всю зиму простужаться не будет! А ну!” Он подошел и сам растер ее лицо снегом. Девушка недовольно отпрянула. Антон поинтересовался, высохла ли ее одежда. Зоська ответила, что вещи еще влажные. “Ничего, на морозе быстро высохнут”, — успокоил Антон. Он постепенно вызнал, что Зосе надо переправляться через Неман, для этого ей дали пароль. Девушка предложила Антону спрятать наган в стогу, но он отказался. Оружие еще может пригодиться. Зоська боится, она верит в предчувствия и предсказание вещего сна. Антону смешно, что комсомолка верит таким пустякам. “Куда ночь, туда и сон”, — и выбрось ерунду из головы. Но Зоська вспомнила, как накануне немецкой облавы ей приснился сон, будто ее настигает немецкая овчарка, а утром Кузнецов едва успел увести отряд за болото. Вот и не верь “во всякие предрассудки”. Антон ответил, что жизнь гораздо хуже снов, да еще командир отряда попался непутевый — из бывших штатских. Вот Кузнецов был хорошим командиром, умел людей беречь, а не просто исполнять приказы центра. Антон уверен, что с немцами воевать сложно, у них сила и мощь. Зоська была “маленьким человеком”, но она верила в идеалы добра и справедливости, “которые по-хамски и враз растоптали фашисты”. Она их ненавидела за убийство безвинных людей. И сказала себе, что жить на одном свете с этим зверьем невозможно, что она будет вредить им, как только сумеет, если они не порешат ее раньше. Поэтому ушла в партизаны и уже восемь месяцев нет для нее другой жизни, кроме лесной, полной опасности, голода, холода — кроме войны.
5
Разговаривая, подошли к реке. Антон стал искать подходящее для переправы место, заметил бобра, деловито снующего по реке. Спугнутый Антоном бобер спрятался в свою хатку. Голубин увидел запруду, устроенную бобрами. Здесь можно было перебраться. Он перескочил на другой берег, а Зоська боялась недопрыгнуть. Тогда Голубин ступил в воду и поймал прыгнувшую девушку. Антон замочил ноги, поэтому сел перематывать портянки, а потом уверенна пошел вперед, заставляя Зоську ступать след в след. Неожиданно остановившись, так, что Зоська налетела на него, Антон признался, что находится в самоволке. Девушка испугалась, как же он вернется в отряд? Антон ответил, что теперь поздно что-либо менять. Он не может ее бросить, боится за нее. Посмотрев Зоськин аусвайс, Голубин забраковал плохо приклеенную фотографию. При первой же проверке Зоську заберут с этой поддельной бумагой. Зоська не знала, что делать. Антон предложил идти вместе, он ей обузой не будет. Девушка подтвердила: “Ты обузой не станешь, наоборот!” Антон заверил, вдвоем идти надежнее. Зоська была в затруднении: как поступить. Конечно, с ним легче и спокойнее. Но в отряде Антона ждут неприятности, она же не может прогнать его, да и не хочет. Он столько успел для нее сделать! Ободрившись, Зоська двинулась за Голубиным. Пойти и не вернуться
страница 2
6
Антон уверенно шел вперед, осенью он уже ходил этим маршрутом. Зайдя в лес, услышал голоса и пошел проверить. Оставив девушку на опушке, сам углубился в лес. Людей он увидел сразу, обойдя густой кустарник. В санях сидела женщина, рядом стоял мужик, и лежала свежеспиленная сосна. Антон понял: это деревенские приехали запастись дровами. Он подошел и поздоровался, парень испугался, молодка же без страха разглядывала Антона. Разговорившись, Голубин узнал, что они везут сосну для замены старого сгнившего подруба. Молодка словоохотливо объяснила, что они поженились совсем недавно, сами из Стеблевки, она кивнула в сторону: “Вон тут недалече”. Антон спросил о Суглинках, и ему указали направление, Островок тоже в той стороне. Голубин попросил хлеба, и молодка отрезала небольшой ломоть деревенского хлеба и сала, но делала это недовольно: самим мало. Антон выругался про себя: не попросишь — сроду не дадут. Подошел и третий, бородатый мужик, поинтересовался, кем Антон является? “Просто человек”, — ответил Голубин. Мужик сказал, что наступили трудные времена: живут в вечном страхе. “Что же не беретесь за оружие?” — спросил Антон. Молодка рассердилась, начала защищать мужа, не способного обидеть мухи. Парень смущенно отговаривался, что он, может, надумает уйти в партизаны. Молодка раскричалась. Антон ушел, ему некогда было выслушивать семейную ссору. Голубин вспомнил, как до войны работал налоговым агентом, много ездил по району, у него была масса знакомых. Когда грянула война, прежняя жизнь разрушилась. Однажды к нему в хату постучались шестеро вооруженных людей. Среди них был его знакомый из НКВД. Они и сманили Антона в партизанский отряд, рассказав о знакомых. Теперь Антон вспоминал о мирной жизни, как о несбыточном счастье. Войне не видно конца. Может, его убьют, хорошо, если похоронят по-людски. Увидев Зоську, он окликнул девушку.
Антон разделил с Зоськой полученные от молодки хлеб и сало и с наслаждением съел свой кусок. Зоська все время беспокоилась за Голубина, уговаривала его вернуться, но он вознамерился проводить ее за Неман.
Антон рассказал, что встретил крестьян, приехавших за сосной для починки избы. Зоська рассердилась: таких много, кто хочет отсидеться за чужими спинами, надеясь пережить войну. Они вышли к дороге, но днем тут было опасно. Антон повернул в лес и пошел вдоль опушки. Вскоре по дороге проехали немцы, Зоська обрадовалась предусмотрительности Антона. Однако они вскоре “упустили” большак, так как оттуда не слышалось шума. Антон пошел медленнее, Зоська, надеясь на Голубина, не думала о дороге, она опять вся промокла. Лес кончился. По рельефу местности чувствовалось приближение реки. Зоська обрадовалась, что вышли точно в положенное место. Несколько раз в детстве она видела Неман летом, обмелевший, не производящий сильного впечатления. Теперь же вид реки преобразился полностью: она раздалась от обилия воды,' стремительное и мощное течение таило в себе зловещую силу. По реке шло крошево льда. Казалось, берега почтительно расступились, пропуская реку к морю. Пройдя километра два по берегу, они добрались до условной переправы, по оврагу стлался дымок. Навстречу им бросилась суетливая и злобная собачонка. Из оврага вышел Петряков, пожилой небритый мужик. Он успокоил собачонку и пригласил пришедших в землянку. Зоська и Петряков обменялись паролем и отзывом и, пригнувшись, влезли в крохотное помещение, вырубленное в овражьем склоне. Вместо окна в верхнюю часть двери был вставлен осколок стекла, стоял топчан и хорошо раскаленная печь. Петряков пригласил вошедших поближе к печке, пока Бормоту-хин пригонит лодку. Он рассказал, что вчера перевозили с той стороны возвращающихся разведчиков: двое живых, один — в дерюжке. Зоське был неприятен этот разговор. Да, шла война и людей убивали сотнями, но упоминание об убитом разведчике больно затронуло душу. Она больше всего боялась получить пулю в живот, хотя быть раненой в голову или в грудь ничуть не лучше. Зоська спросила Петрякова, почему он кашляет, наверное, застудился? Мужик поморщился, ему уже больше ничего не поможет — чахотка. Зоська смешалась, она не знала, что в таких случаях говорят, и стоит ли утешать? Наконец появился Бормотухин, с виду подросток. Он пожаловался на сильный ветер на реке, придвинулся к печке. Зоська испугалась, как же они смогут перебраться через Неман в такую погоду? Немного погревшись, подросток позвал Зоську и Антона к переправе. На пороге девушка оглянулась, пожелав Петрякову выздоровления. Антон первым вошел в лодку, помог Зоське. Девушка сидела на поперечине, обеими руками вцепившись в мокрые борта лодки. Суденышко угрожающе кренилось, когда льдины ударялись о борта, но на дно не шло и даже не черпало воду. Бормотухин уверенно орудовал веслом, то гребя, то отталкивая крупные льдины. На другом берегу Зоська едва перевела дух, но Бормотухин успокоил: “Хиба тут страшно?” Он указал безопасное направление на “дрэва” (деревья), показал, где на обратном пути искать лодку. Поблагодарив перевозчика, Антон и Зоська двинулись дальше.
8
Неман остался позади. Быстро смеркалось, и опять пошел снег, усилился ветер. Его порывы яростно налетали, будто старались сорвать одежду. Антон спросил, когда Зоське нужно быть в Скиделе. Она ответила, что сегодня ночью. Они никак не успевали в срок: идти было еще километров шестнадцать, что по такой погоде и без дороги — почти невозможно. Зоська рвалась в Скидель, конечно, там была ее мать. Но не меньше девушки туда же стремился Антон. С некоторых пор в Скиделе поселился его старинный дружок Жорка Копыцкий. Но как он примет Антона, люди меняются, а тут война. В свое время Антон помог Копыцкому устроиться в спецгруппу, формируемую для переброски в дальний тыл к немцам. А потом пути их разошлись.
В том, что его нынешний путь так удачно совпал с заданием Зоськи, Антон склонен был видеть счастливый знак своей военной судьбы. Его беспокоила переправа через Неман, но она прошла гладко — Зоська смолчала. Голубин был уверен, что сладит с этой разведчицей. “Еще ни одна девка, на которую он кидал глаз, не увертывалась от него. Теперь Зоська стала ему необходимой до крайности, и Антон надеялся, если постарается, все задуманное им исполнится. Только бы не подвел Копыцкий”.
Поняв, что до Скиделя сегодня не дойти, Антон стал подумывать о ночлеге. Ветер постепенно менял направление и теперь дул с запада. Это сулило перемену погоды, заметно потеплело, под ногами хлюпало. Весь день Антон намеревался поговорить с Зоськой, чтобы сказать ей о самом главном, ради чего он оказался рядом с ней, но никак не мог выбрать подходящего момента. Он знал этот район неплохо: летом здесь уже бывал и мог еще долго идти, а Зоська устала. Они перебежали пустынную дорогу и оказались на пахоте. Едва передвигая ноги, Зоська брела позади. Вдали замаячил хутор, но на нем оказались полицаи, устроившие вечеринку с гармошкой. Отойдя от хутора, Антон шел быстро, не приноравливаясь к шагу девушки, — он знал, куда идет. .Забытый Богом хуторок встретил их тишиной. Антон перебрался через ограду и помог Зоське. Они вошли в темные сени, а затем в хату, среди которой стоял гроб, несколько женщин сидели вокруг него. Антон опешил, стащил с головы мокрую шапку. Одна из женщин встала, нырнув бесшумно в темноту, и тотчас вернулась, подавая им хлеб и картошку в мундире: “Вот, не обессудьте на горюшко... Не обессудьте на горюшко...” Антон и Зоська снова вышли в ночь и сырость. Казалось, Антон растерялся, не зная, куда идти.
Долго, почти вслепую, шли по голой равнине поля. Зоська вся промокла, она не могла забыть картину этих женских похорон. Но как-то надо было стряхнуть с себя удручающее настроение: “У нее трудное, на несколько дней расписанное задание. Надо побывать в Скиделе, на двух хуторах, съездить в Гродно, может быть, удастся повидать мамусю. Еще надо многое успеть в жизни, зачем думать про похороны?” Догнав Антона, Зоська узнала, что они сильно отклонились от маршрута и вышли к реке Котра. Голубин сказал, что в Скидель могут попасть только к утру, но Зоське надо пройти ночью, чтобы ее никто не узнал. Антон сориентировался и пошел, забирая вправо. Через четверть часа они подошли к полуразрушенной оборе (помещению для скота), в углу которой была отгорожена кубовая с сохранившейся печуркой, на которой когда-то разогревали корм и воду для скота, подогревали помещение. Антон растопил печку. Потеплело, Голубин развесил свой кожушок и куртку Зоськи. Она сняла мокрые сапоги и чулки, села на уже высохший кожушок Антона. Они перекусили хлебом и картошкой. “За помин души той бабуси”, — невесело пошутил Антон. Он спросил Зоську, знает ли ее мать, что дочь так близко? Девушка ответила, что мать, наверное, ее похоронила,— с са- мой весны не виделись. Голубин возразил, -люди могли видеть Зоську и передать матери. Антон еще раз повторил, что ради Зоськи пошел на “самоволку”, потому что полюбил. Ей никто еще не признавался в любви, было страшновато и приятно. “Знаешь, я тоже, — тихо сказала она. — Хороший ты”. Антон стал ее целовать, Зоська пыталась уклониться, но парень крепко держал ее в своих объятиях'. “Ее же сила и воля пропали, уйдя все в страх и теплое блаженство его объятий. Она лишь чувствовала, что так не надо, что они поступают плохо, затуманенным сознанием она почти отчетливо понимала, что погибает, но в этой гибели была какая-то радость, а главное, было сознание, что погибала она вместе с ним”. Проснулась она вдруг от тревожного толчка изнутри и, боясь пошевельнуться, раскрыла глаз. Уже наступил рассвет, печка погасла, и в помещении похолодало. Зоське нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Чувствовать угрызения совести было уже поздно, поразмыслив, она утешилась единственной в ее положении мыслью: с каждой девушкой это должно когда-либо случиться. Может, как-то иначе, красивее, но теперь — война. Ей шел девятнадцатый год, “чего доброго, недолго состариться в девках или, что еще хуже, погибнуть, никогда не узнав ни любви, ни мужчины”. Об Антоне Зоська подумала: “он славный, видный из себя мужчина, смелый и не охальник, а в том, что произошло между ними, наверное, большая доля вины падает и на нее тоже”. Ей казалось, она будет чувствовать неловкость перед Голубиным, когда они выберутся из темной оборы, Зоська поняла, что с Антоном она готова хоть на край света, особенно теперь, после этой дороги и этого ночлега в оборе.
С улицы послышался голос, понукающий лошадь. Антон резко вскочил, соображая, что происходит. Он обул сапоги и вышел за дверь. Зоська торопливо натягивала высохшие сапоги, каждую секунду ожидая команды бежать. Вскоре возвратился Антон с наганом в руке. Он сказал, что это проехали полицаи. Зоська никак не могла понять перемены, происшедшей с Антоном. Он сидел злой и подавленный, безвольно опустив руки.
10
Пока Зоська обувалась в каморе, Антон перебежал обору и через распахнутые ворота увидел двое саней, небыстро тащившие седоков в черных шинелях: полицаев. Испуг прошел, полицаи не обращали внимания на обору. До Антона долетали обрывки фраз: “Сталинград”, “дали”, или, может быть, “взяли”, напрягшись, он услышал “наступление” и подумал, что немцы предприняли новое наступление на Волге. Фактов у него не было, но Антон решил спешить: надо кончать с “партизанщиной”, позаботиться о собственной голове, пока она еще на плечах, и “внедряться в новую, на немецкий лад, жизнь...”, раз ничего не вышло с советской. Он сообщил Зоське, что немцы взяли Сталинград, она не поверила. Это известие не смутило ее. Она все так же собиралась выполнять задание. Антон стал объяснять: вероятно, скоро конец войне, если немцы укрепились на Волге. Пока Зоська бегала “до ветру”, Антон раздумывал, как начать разговор и убедить ее перейти к немцам.
Неожиданно появилась Зоська с побелевшим лицом: она обнаружила убитого Суровца-подрывника из их отряда, рядом еще было тело партизана, Антон забыл его фамилию, они убиты в спину — “полицейская” работа.
У Антона чувство, будто он попал в западню, как отсюда выйти, в поле его увидят за пять километров. Антон стал объяснять Зоське, раз немцы взяли Сталинград, значит, скоро конец войне, и нечего ждать, пока их в лесу не потравят собаками и не заморят голодом. “Так вот, малышка! У тебя в Скиделе мать, а у меня там, я говорил тебе, начальником полиции Копыцкийде, рассматривали карту из школьного учебника.


Страница: [ 1 ]  2