Warning: mkdir(): Permission denied in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 43 Warning: mkdir(): Permission denied in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 43 Warning: fopen(/home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/cache_resume/_story_text/goncharov/oblomov/resume_page1.cache): failed to open stream: No such file or directory in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 100 Warning: fputs() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 101 Warning: fclose() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 102 Страница: [ 1 ]  2 

Часть первая

Главный герой романа, Илья Ильич Обломов, дворянин, коллежский секретарь, безвыездно живет двенадцатый год в Петербурге. Он обладатель трёхсот пятидесяти душ, доставшихся ему в наследство в одной из отдалённых губерний. Денег он с имения получает мало, поэтому в Петербурге снимает небольшую квартирку и живёт с единственным слугой - Захаром.

В службе он разочаровался в первый же день, хотя начальник его был человеком не очень строгим и совершенно невзыскательным. Кое-как Обломов прослужил два года, а потом прислал на работу медицинское свидетельство, подтверждающее, что он болен, и уволился. В медицинском свидетельстве говорилось: \"что коллежский секретарь Илья Обломов одержим отолщением сердца с расширением левого желудочка оного, а равно хронической болью в печени, угрожающею опасным развитием здоровью и жизни больного, каковые припадки происходят, как надо полагать, от ежедневного хождения в должность\". Так закончилась его государственная служба. В первые годы пребывания в Петербурге он, как и все, надеялся на перспективы, радовался вольной жизни. Но всё это было давно. Он никогда не увлекался красавицами, не влюблялся и считал сближение с женщинами делом сложным и хлопотным. Иногда всё же, хотя и крайне редко, Обломов чувствовал себя влюблённым, но это состояние скоро проходило, а душа оставалась чистой и девственной, не знавшей страданий и разочарований.

Его ничто не влекло из дома, и с каждым днём он всё крепче и постояннее привязывался к своей квартире. Вскоре ему надоело даже надевать фрак и каждый день бриться. С годами к нему возвратилась какая-то ребяческая робость, страх, нервический страх терзал его , он ждал опасности, боялся неожиданностей. В итоге он всегда любому мероприятию предпочитал сидение (а верней, лежание) дома на диване.

В начале романа приводится портрет Обломова:

\"...Человек лет тридцати двух-трёх от роду, среднего роста, приятной наружности, с тёмно-серыми глазами, гулявшими беспечно по стенам, по потолку, с тою неопределённою задумчивостью, которая показывает, что его ничто не занимает, ничто не тревожит. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока... Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный, или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может быть того и другого... Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишённою своего рода грации ленью... Как шёл домашний костюм Обломова к покойным чертам лица его и к изнеженному телу! На нём был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намёка на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него... Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами заменил свой первобытный, естественный лоск другим благоприобретённым, но всё ещё сохранял яркость восточной краски и прочной ткани... Туфли на нём были длинные, мягкие и широкие; когда он не глядя опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу. Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием.\"

Две неприятности усложнили жизнь Обломова: первая - письмо от старосты из Обломовки; вторая - необходимость сменить квартиру, так как дом, где Обломов жил теперь, подлежал ремонту. Оба эти события расстроили Илью Ильича.

Суть письма старосты из Обломовки сводилась к тому, что возникли денежные затруднения и необходимо принять какие-то меры для решения проблем. \"Дом Обломовых был когда-то богат и знаменит в своей стороне, но потом, бог знает от чего, всё беднел, мельчал, и, наконец, незаметно потерялся между нестарыми дворянскими домами.\" Это новость требовала от Ильи Ильича действий: нужно было написать старосте, придумать какие-то меры по переустройству Обломовки... С ответом старосте Илья Ильич не спешил.

Слуга Захар, того же возраста, что и барин, как был отправлен отцом Обломова с сыном в Москву, так и остался с ним до сих пор, служа молодому барину. Он по-своему любит и уважает Илью Ильича, гордится его \"ничего неделанием\", что не мешает ему критиковать и защищать потом барина перед другими слугами на посиделках.

Захар. Это был \"пожилой человек, в сером сюртуке, с прорехою под мышкой, откуда торчал клочок рубашки, в сером же жилете, с медными пуговицами, с голым, как колено, черепом и с широкими и густыми русыми с проседью бакенбардами, из которых каждой стало бы на три бороды... Для Захара был дорог серый сюртук, как память о былом великолепии барского дома.\" Он, как за ребенком, ухаживал за Обломовым, молча сносил зуботычины и продолжал верно служить.

Обломова посещают гости: Волков, Судьбинский, Пенкин, Алексеев и другие. Они ему рассказывают городские и столичные новости, вспоминают былых знакомых. Обломов беседует с ними, как бы даже просыпается, включается в разговор, а после ухода опять ложиться на диван, отгоняя только что появившиеся мысли. Единственный человек, которого Илья Ильич рад видеть, единственный человек, к которому Обломов испытывает дружеские чувства - это Андрей Штольц. Штольц был другом Обломова, сыном немца-учителя в пансионе, который находился в доме Штольца и состоял из двух учеников, не считая сына Андрея. Штольц искренне любил Илью Ильича, в детстве он Обломова баловал, помогал делать домашние задания, а часто и вообще делал за него уроки. Далее, учась в Москве, в школе. Обломов \"по необходимости сидел в классе прямо, слушал, что говорили учителя, потому что другого ничего делать было нельзя, и с трудом, со вздохами выучивал задаваемые ему уроки.... Когда же Штольц приносил ему книги, которые надо было прочесть сверх заданного, Обломов долго глядел молча на него\", расстраивался, но читал. Тем не менее, несмотря на свою природную леность, вырос Илья Ильич Обломов человеком умным, в голове его рождались интересные проекты, которые, впрочем, никогда не осуществлялись.

\"Когда же жить? - спрашивал он опять самого себя. - Когда же, наконец, пускать в оборот этот капитал знаний, из которых большая часть ещё ни на что не понадобится в жизни? Политическая экономия, например, алгебра, геометрия - что я стану с ними делать в Обломовке?\"

Только юношеский жар Штольца мог заразить Обломова. Под впечатлением разговоров со Штольцем у Ильи Ильича иногда появлялось стремление двигаться куда-то вдаль, к лучшей жизни. Но Штольц чаще бывал за границей, чем в Петербурге, а Обломов в одиночестве предпочитал лежать на диване и мечтать.

Захар уговаривает Обломова решить вопрос с переездом на другую квартиру.

-Я думал, что другие, мол, не хуже нас, да переезжают, так и нам можно... - сказал Захар.

- Другие не хуже! - с ужасом повторил Илья Ильич. - Вот ты до чего договорился! Я теперь буду знать, что я для тебя всё равно, что \"другой\"!

Обломова сильно задевает сравнение себя с другими барами, он долго рассуждает на тему \"других\" как с собой, так и поругивая Захара.

\"Он вникал в глубину этого сравнения и разбирал, что такое другие и что он сам, в какой степени возможна и справедлива эта параллель и как тяжела обида, нанесённая ему Захаром; наконец, сознательно ли оскорбил его Захар, то есть убеждён ли он был, что Илья Ильич всё равно, что \"другой\", или так это сорвалось у него с языка, без участи головы...

- Чувствуешь ли ты свой проступок? - спросил Илья Ильич.

\"Что это за \"проступок\" за такой? - думал Захар с горестью, - что-нибудь жалкое; ведь нехотя заплачешь, как он станет этак-то пропекать\".

- Ты огорчил барина! - с расстановкой произнёс Илья Ильич и пристально смотрел на Захара, наслаждаясь его смущением.

- Другой - кого ты разумеешь - есть голь окаянная, грубый, необразованный человек, живёт грязно, бедно, на чердаке; он и выспится себе на войлоке где-нибудь на дворе. Что этакому сделается? Ничего. Трескает он картофель да селёдку. Нужда мечет его из угла в угол, он и бегает день-деньской. Он, пожалуй, и переедет на новую квартиру.

- А я, - продолжал Обломов голосом оскорблённого и не оценённого по достоинству человека, - ещё забочусь день и ночь, тружусь, иногда голова горит, сердце замирает, по ночам не спишь, ворочаешься, всё думаешь, как бы лучше... а о ком? Для кого? Всё для вас, для крестьян; стало быть, и для тебя. Ты, может быть, думаешь, глядя, как я иногда покроюсь совсем одеялом с головой, что я лежу как пень да сплю; нет, не сплю я, а думаю всё крепкую думу, чтоб крестьяне не потерпели ни в чём нужды, чтоб не позавидовали чужим, чтоб не плакались на меня господу богу на страшном суде, а молились бы да поминали меня добром. Неблагодарные! - с горьким упрёком заключил Обломов.\"

Хотя все эти крестьяне на самом деле были представлены одним Захаром, а с Обломовки Илья Ильич лишь деньги получал, не вникая в хозяйственные дела собственного имения и поручив все заботы об этом своему старосте.

Про себя Илья Ильич думает очень просто: \"А может быть, ещё Захар постарается так уладить, что вообще не нужно будет переезжать, авось обойдутся: отложат до будущего лета или совсем отменят перестройку: ну, как-нибудь да сделают! Нельзя же в самом деле... переезжать!...\"

Первая часть книги заканчивается сном Обломова, в котором он возвращается в детство, в Обломовку, когда были живы отец с матушкой, когда его все любили и баловали.

\"Не таков мирный уголок, где вдруг очутился наш герой.

Небо там, кажется, напротив, ближе жмётся к земле... оно распростёрлось так невысоко над головой, как родительская надёжная кровля, чтоб уберечь, кажется, избранный уголок от всяких невзгод.

Весь уголок вёрст на пятнадцать или на двадцать вокруг представляет ряд живописных этюдов, весёлых, улыбающихся пейзажей.

В газетах ни разу никому не случалось прочесть чего-нибудь подобного об этом благословенном богом уголке, ...если б только крестьянская вдова Марина Кулькова, двадцати восьми лет, не родила за раз четырёх младенцев, о чём, о ужас, напечатано было даже в газетах.

Как всё тихо, всё сонно в трёх-четырёх деревеньках, составляющих этот уголок!

Счастливые люди жили, думая, что иначе не должно и не может быть, уверенные, что и все другие живут точно так же и что жить иначе - грех.

Таков был уголок, куда перенёсся во сне Обломов.\"

Он вспоминает сказки няни, которые до сих пор помнит, как и всё в Обломовке.

\"Сказка не над одними детьми в Обломовке, но и над взрослыми до конца жизни сохраняет свою власть. Все в доме и в деревне, начиная от барина, жены его и до дюжего кузнеца Тараса, - все трепещут чего-то в тёмный вечер: всякое дерево превращается тогда в великана, всякий куст - в вертеп разбойников.\"

Сон прерывает Захар, который будит барина по его же заказу \"разбудить\". Обломов бранит сквозь сон Захара, отбивается от его назойливых просьб проснуться... К Обломову приезжает старый друг Андрей Штольц.

- Штольц! Штольц! - в восторге кричит Обломов, бросаясь к гостю.

- Андрей Иваныч! - оскоблясь, говорит Захар.

Штольц покатывается со смеху, так как видел всю сцену пробуждения Обломова.

Часть вторая

Вторая часть начинается с портрета Андрея Штольца: \"Штольц был немец только вполовину, по отцу: мать его была русская; веру он исповедовал православную; природная речь его была русская, он учился ей у матери и из книг, в университетской аудитории и в играх с деревенскими мальчишками, в толках с их отцами и на московских базарах. Немецкий же язык он наследовал от отца да из книг.

В селе Верхлёве, где отец его был управляющим, Штольц вырос и воспитывался. С восьми лет он сидел с отцом за географической картой, разбирал по складам Гердера, Виланда, библейские стихи и подводил итоги безграмотным счётам крестьян, мещан и фабричных, а с матерью читал священную историю, учил басни Крылова и разбирал по складам же \"Телемака\". Он был живой и подвижный мальчик, часто пропадал из дому, что очень волновало только мать.

\"Однажды он пропал уже на неделю...

- Вот, если б Обломова сын пропал, - сказал он (отецj на предложение жены поехать поискать Андрея, - так я бы поднял на ноги всю деревню и земскую полицию, а Андрей придёт...

На другой день Андрея нашли преспокойно спящим в своей постели, а под кроватью лежало чьё-то ружьё и фунт пороху и дроби.

- Где ты пропадал? Где взял ружьё? - засыпала мать вопросами. - Что ж ты молчишь?

- Так! - только и было ответа.

Отец спросил: готов ли у него перевод из Корнелия Непота на немецкий язык.

- Нет, - отвечал он.

Отец взял его одной рукой за воротник, вывел за ворота, надел ему на голову фуражку и ногой толкнул сзади так, что сшиб с ног.

- Ступай, откуда пришёл, - прибавил он, - и приходи опять с переводом, вместо одной, двух глав, а матери выучи роль из французской комедии, что она задала: без этого не показывайся!\"

Андрей воротился через неделю, принёс перевод и выучил роль.

\"Штольц ровесник Обломову: ему уже за тридцать лет. Он служил, вышел в отставку, занялся своими делами и в самом деле нажил дом и деньги. Он участвует в какой-то компании, отправляющей товары за границу.

Он беспрестанно в движении: понадобится обществу послать в Бельгию или в Англию агента - посылают его; нужно написать какой-нибудь проект или приспособить новую идею к делу - выбирают его. Между тем он ездит и в свет, и читает: когда он успевает - бог весть.

Он весь составлен из костей, мускулов и нервов, как кровная английская лошадь. Он худощав; щёк у него почти вовсе нет, то есть есть кость да мускул, но ни признаков жирной округлости; цвет лица ровный, смугловатый и никакого румянца; глаза хотя немного зеленоватые, но выразительные.

Движений лишних у него не было. Если он сидел, то сидел покойно, если же действовал, то употреблял столько мимики, сколько было нужно.

Как в организме у него ничего лишнего, так и в нравственных отправлениях своей жизни он искал равновесия практических сторон с тонкими потребностями духа... Он шёл твёрдо, бодро; жил по бюджету, стараясь тратить каждый день, каждый рубль, с ежеминутным, никогда не дремлющим контролем издержанного времени, труда, сил души и сердца... Он распускал зонтик, пока шёл дождь, то есть страдал, пока длилась скорбь... И радостью наслаждался, как сорванным по дороге цветком... Простой, то есть прямой, настоящий взгляд на жизнь - вот что было его постоянною задачею, и, добираясь постепенно до её решения, он понимал всю трудность её и внутренне был горд и счастлив всякий раз, когда ему случалось заметить кривизну на своём пути и сделать прямой шаг... Больше всего он боялся воображения... Он боялся всякой мечты... Мечте, загадочному, таинственному не было места в его душе... Он считал себя счастливым уже тем, что мог держаться на одной высоте... Он и среди увлечения чувствовал землю под ногой и довольно силы в себе... Он говорил, что \"нормальное назначение человека - прожить четыре времени года, то есть четыре возраста, без скачков и донести сосуд жизни до последнего дня, не пролив ни одной капли напрасно...\" А сам всё шёл да шёл упрямо по избранной дороге.\"

Детская дружба с Обломовым переросла у Штольца в искреннюю привязанность к Илье Ильичу. Отрываясь от дел и светской толпы, он любил посидеть на диване Обломова и успокоить встревоженную и усталую душу.

В этот свой приезд Штольц не очень удивился обломовской спокойной жизни, он просто поднял его с дивана, заразив своей энергией, не обращая внимание на протесты, не уговаривая, а только подгоняя одеться и ехать. \"Обломов протестовал, жаловался, спорил, но был увлекаем и сопутствовал другу своему повсюду.\" В беседах, привлекая на свою сторону даже Захара, Штольц пытался натолкнуть друга на серьёзные рассуждения о жизни. Обломов включался в разговор, начинал видеть себя со стороны, но вывод, дальше, сделать не хотел.

\"- Это не жизнь! - упрямо повторял Штольц.

- Что ж это, по-твоему?

- Это... (Штольц задумался и искал, как назвать эту жизнь.) Какая-то... обломовщина, - сказал он наконец.

- О-бло-мовщина! - медленно произнёс Илья Ильич, удивляясь этому странному слову и разбирая его по складам. - Обло-мовщина!\"

Цель жизни Штольца - трудиться, чего Обломов никак не может понять.

\"- Когда-нибудь перестанешь же трудиться, - заметил Обломов.

- Никогда не перестану. Дтя чего?

- Когда удвоишь свои капиталы, - сказал Обломов.

- Когда учетверю их, и тогда не перестану.\"

Штольц предлагает Обломову съездить за границу, даже добивается оформления паспорта для друга. Обломов обдумывает слова Штольца о своём образе жизни: \"Одно слово, - думал Илья Ильич, - а какое... ядовитое!..\" Слова друга \"Теперь или никогда!\" надолго вывели Обломова из состояния дрёмы.

Штольц в это пребывание в Петербурге знакомит Обломова с Ольгой Ильинской и её тёткой. Обломов влюбляется в Ольгу, чему немало способствовал Штольц. \"Уже знакомые Обломова, иные с недоверчивостью, другие со смехом, а третьи с каким-то испугом, говорили: \"Едет; представьте, Обломов сдвинулся с места!\"

Ольга называла Штольца другом, \"любила его за то, что он всегда смешил её и не давал скучать, но немного и боялась, потому что чувствовала себя слишком ребёнком перед ним. Когда у неё рождался в уме вопрос, недоумение, она не вдруг решалась говорить ему: он был слишком далеко впереди её, слишком выше её, так что самолюбие её иногда страдало от этой недозрело-сти, от расстояния в их уме и летах.\" Она была в глазах Штольца просто прелестным ребёнком, подающим большие надежды. За отсутствие кокетства, лжи и жеманства ценил её Штольц и за прекрасный голос, пела она изумительно.

\"Ольга в строгом смысле не была красавица, то есть не было ни белизны в ней, ни яркого колорита щёк и губ, и глаза не горели лучами внутреннего огня; ни кораллов на губах, ни жемчугу во рту не было, ни миньятюрных рук, как у пятилетнего ребёнка, с пальцами в виде винограда. Но если б её обратить в статую, она была бы статуя фации и гармонии... Кто не встречал её, даже рассеянный, и тот не мгновение останавливался перед этим так строго и обдуманно, артистически созданным существом.

Нос образовал чуть заметно выпуклую, грациозную линию; губы тонкие и большею частью сжатые: признак непрерывно устремлённой на что-нибудь мысли. То же присутствие говорящей мысли светилось в зорком, всегда бодром, ничего не пропускающем взгляде тёмных, серо-голубых глаз. Брови придавали особенную красоту глазам: они не были дугообразны, не округляли глаз двумя тоненькими, нащипанными пальцем ниточками - нет, это были две русые, пушистые, почти прямые полоски, которые редко лежали симметрично: одна на линию была выше другой, от этого над бровью лежала маленькая складка, в которой как будто что-то говорило, будто там покоилась мысль.\"

Лень Обломова казалась Ольге ненастоящей. \"Мужчина ленив - я этого не понимаю\", сказала она Обломову при первых же встречах. Пение Ольги вызвало у Обломова бурю чувств: \"...билось сердце, дрожали нервы, глаза искрились и заплывали слезами. В один и тот же момент хотелось умереть, не пробуждаясь от звуков, и сейчас же опять сердце жаждало жизни...\"

Настоящая любовь к Ольге проснулась в душе Обломова, она долго держала его в энергичном и подвижном, и даже высокодуховном состоянии. Их встречи были часты и чисты. Ольге нравилось быть одухотворением для Ильи Ильича, потом его страсть всколыхнула в ней первое девичье чувство любви. Ольга расцветала, становилась увереннее. Предложение о замужестве, с превеликими трудами сделанное Обломовым, правда (перед этим была словесная попытка получить согласие Ольги на отношения любовников) ввело её в замешательство, но согласие стать невестой Обломовым было получено.

Штольц предупредил Ольгу, что Обломов апатичен, что ничем не занимается, что всё угасло в нём. Теперь Ольга думала о спасении Обломова. \"Он будет жить, действовать, благословлять жизнь и её. Возвратить человека к жизни - сколько славы доктору, когда он спасает безнадёжно больного! А спасти нравственно погибающий ум, душу? Она даже вздрагивала от гордого, радостного трепета; считала это уроком, назначенным свыше.\" Практичный ум Ольги не затуманила любовь, она решила не говорить Обломову, что у неё есть имение, есть хороший дом, где можно жить хоть сейчас после свадьбы. Она поставила перед ним задачу привести в порядок Обломовку, дом подготовить для их совместной жизни.

Илья Ильич был некоторое время счастлив и даже энергичен. Но обломовщина брала своё. Чтобы жениться, ему надо было привести в порядок Обломовку (он письмо-то еле собрался написать), подумать о средствах для существования семьи (нужно было получить место в департаменте), сменить квартиру... Получив согласие Ольги на брак, он вспоминал слова Штольца \"Теперь или никогда!\" и пытался действовать. Но обломовщина побеждала. Обломов пишет Ольге письмо, в котором, отказывается от брака, предостерегая Ольгу и себя от ошибки. Илья Ильич пишет: \"Я только сегодня, в эту ночь понял, как быстро скользят ноги мои: вчера только мне удалось заглянуть поглубже в пропасть, куда я падаю, и я решил остановиться... И вот я предостерегаю вас: вы в заблуждении, оглянитесь!.. Я только хочу доказать вам, что ваше настоящее люблю не есть настоящая любовь, а будущая...\"

Ольга тяжело переживала такой поворот событий, но любовь ещё была жива. Ольга решила бороться за своё счастье. Встречи Ильи Ильича и Ольги возобновились, но стали редкими, Обломова терзали сомнения, его пугали предстоящие перемены в жизни.

Часть третья

Друг Обломова Тарантьев, человек не очень надёжный и честный, захаживавший в гости к Илье Ильичу давно, предложил ему помощь в поиске новой квартиры. По ленности Обломов согласился. Тарантьев его обманул, начав вспоминать историю, произошедшую год назад, когда Обломов по глупости подписал контракт на квартиру. Даже не переезжая, по словам Тарантьева, Обломов уже задолжал за эту квартиру, так как её попридержали для него, не предлагали другим жильцам. Дом вдовы Агафьи Матвеевны Пшеницыной, предложенный Тарантьевым, оказался далеко от центра, на Выборгской стороне. Он сразу не понравился Обломову, мысли Ильи Ильича все были ещё об Ольге. В августе начались дожди, искать другую квартиру Обломову было лень, и он приказал Захару и Анисье ехать на Выборгскую сторону. Потом для него \"вся эта летняя, цветущая поэма любви как будто остановилась, пошла ленивее, как будто не хватало в ней содержания\".

Обломов вскоре стал обращать внимание на свою новую хозяйку, которая пекла пироги, как в Обломовке, и локти у неё, открытые, двигались ловко и проворно. \"Чиновница, а локти хоть бы графине какой-нибудь; ещё с ямочками!\" - подумал Обломов. Агафья Матвеевна казалась ему очень простой, чистоплотной женщиной. Это был уже конец любви Обломова и Ольги, хотя они ещё изредка встречались. Свидания становились всё реже. А тем временем окружающие считали, что Илья Ильич и Ольга поженятся. Весть о том, что слуги ждут его свадьбы с Ольгой, вывела окончательно Обломова из равновесия. Он был в ужасе и панике. \"С этой минуты мечты и спокойствие покинули Обломова. Он плохо спал, мало ел, рассеянно и угрюмо глядел на всё. На Неве развели мосты и Обломов перестал выезжать вовсе. \"Зато он чаще занимается с детьми хозяйки... С хозяйкой он беседует беспрестанно, лишь только завидит её локти в полуотворённую дверь.\"

Как-то в понедельник утром Ольга сама приехала к Обломову, отчего он пришёл в состояние замешательства и паники.

\"- Как это ты решилась, Ольга, на такой дерзкий поступок? - с ужасом заговорил он. - Ты знаешь ли, что ты делаешь...\"

Ольга заметила что-то странное в поведении Обломова, она впервые начала задумываться над тем, что её избранник может быть на самом деле просто ленивым, бездеятельным человеком.

Из деревни шли плохие вести, состояние дел в имении ухудшалось. Свадьба Обломова и Ольги откладывалась ещё на год.

В последний свой визит к Ольге Обломов решил объясниться. Ольга поняла, что перед ней человек, который даже ради любви не в состоянии преодолеть своей апатии к жизни, боязи перемен. Ей казалось, что все эти качества у Обломова - лишь образ, что апатию и бездеятельность Ильи Ильича она растопит своей любовью. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

\"- За гордость, сказала она, - я наказана, я слишком понадеялась на свои силы - вот в чём я ошиблась, а не в том, чего ты боялся. Не о первой молодости и красоте мечтала я: я думала, что оживляю тебя, что ты можешь ещё жить для меня, - а ты уже давно умер...

Он не чувствовал жалости ни к ней, ни к себе; он был сам жалок\".

Ольга уезжала с тёткой из Петербурга, Обломов возвратился на Выборгскую сторону и свалился в горячке.

Часть четвёртая

Прошёл год после того, как Обломов заболел. Приказчиком в Обломовку уехал друг Тарантьева Затёртый. Мало-помалу горе Обломова сменилось полным безразличием. В доме вдовы Пшеницыной тоже произошли изменения. Теперь сама хозяйка носила чай и кофе в постель к Илье Ильичу, а не Захар.

\"Агафья Матвеевна мало прежде видела таких людей, как Обломов, а если видела, так издали, и, может быть, они нравились ей, но жили они в другой, не в её сфере, и не было никакого случая сближения с ними\". Будучи женщиной простой, Агафья видела в Обломове человека высшего света, так по крайней мере ей казалось. Для Обломова же Агафья Матвеевна была воплощением идеала родительского дома, картина которого неизгладимо легла ему на душу в детстве.

\"Он сближался с Агафьей Матвеевной - как будто пяет ряд живописных этюдов, весёлых, улыбающихся пейзажей.


Страница: [ 1 ]  2