Warning: mkdir(): Permission denied in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 43 Warning: mkdir(): Permission denied in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 43 Warning: fopen(/home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/cache_resume/_story_text/turgenev/rudin/resume_page1.cache): failed to open stream: No such file or directory in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 100 Warning: fputs() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 101 Warning: fclose() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 102 Страница: [ 1 ]  2 

Тихим летним утром Александра Павловна Липина, моло-дая вдова, местная помещица, живущая в своем имении со сво-им братом, отставным штаб-ротмистром Сергеем Павловичем Волынцевым, направляется в соседнюю деревню, где она зани-мается благотворительностью (ухаживает за больной стару-хой). Возвращаясь обратно, она встречает Михаила Михайло-вича Лежнева, соседского помещика, которому она нравится. Одновременно ей навстречу попадается Константин Диомидо-вич Пандалевский, который живет у соседки Александры Пав-ловны - Дарьи Михайловны Ласунской, богатой помещицы, в качестве "приемыша или нахлебника". Пандалевский "по-мол-чалннски" услужлив и угодлив. Он передает Александре Пав-ловне приглашение на обед от Дарьи Михайловны, говорит, что к той должен вот-вот приехать замечательный человек - барон Муффель из Петербурга. Барон написал какую-то статью по экономике и спрашивает у Дарьи Михайловны совета "по ли-тературной части". Распрощавшись с Липиной, Пандалевский принимает раз-вязный тон и заигрывает со встретившейся ему крестьянской девушкой, но в самый неожиданный момент появляется Баси-стов (учитель сыновей Дарьи Михайловны - Вани и Пети) и презрительно упрекает Пандалевского, которого явно недолюб-ливает. Пандалевскнй приходит к себе и сосредоточенно разучива-ет музыкальный этюд - ему надо позаботиться о том, чем он будет развлекать свою богатую покровительницу. Дом Дарьи Михайловны Ласунской считался чуть ли не пер-вым во всей губернии. Дарья Михайловна была знатной и бо-гатой вдовой тайного советника. И хотя Пандалевский уверял всех окружающих, что ее вся Европа знает, Европа знала ее мало, даже в Петербурге она важной роли не играла, хотя в Москве ее все знали и ездили к ней. В молодости она была хо-роша собой, к настоящему времени ее красота увяла, но замаш-ки светской львицы у нее сохранились. Каждое лето она вместе со своими детьми (их было у нее трое: сыновья Ваня и Петя десяти и девяти лет и дочь Наталья семнадцати лет) выезжала в деревню. От нее порядком доставалось местным провинци-альным барыням, которых она терпеть не могла, а кроме того, не считала нужным стеснять себя в деревне. Пандалевский, выучив этюд, спускается в гостиную, "салон" уже в разгаре. В частности, присутствует некто Африкан Семе-нович Пигасов, который был "озлобленный противу всего и всех - особенно против женщин, - он бранился с утра до вече-ра, иногда очень метко, иногда очень тупо, но всегда с наслаж-дением". Происходил он от бедных родителей. Пигасов "сам себя воспитывал, сам определил себя в уездное училище, по- том в гимназию, выучился языкам, французскому, немецкому и даже латинскому, и, выйдя из гимназии с отличным аттеста-том, отправился в Дерпт, где постоянно боролся с нуждою, но выдержал трехгодичный курс до конца... Мысли его не возвы-шались над общим уровнем, а говорил он так, что мог казаться не только умным, но очень умным человеком. Получив степень кандидата, Пигасов решился посвятить себя ученому званию: он понял, что на всяком другом поприще он бы никак не мог угнаться за своими товарищами... Но тут в нем, говоря попрос-ту, материала не хватило.,. Он жестоко провалился в диспуте, между тем как живший с ним в одной комнате другой студент" над которым он постоянно смеялся, человек весьма ограничен* ный, но получивший правильное и прочное воспитание, востор-жествовал вполне". Пигасов сжег все свои книги и поступил на службу. Чиновником он оказался бойким, хотя и не слишком распорядительным. Однако ему захотелось поскорее "выско-чить в люди" - он запутался и вскоре должен был выйти в от-ставку. После трех лет жизни в своей деревне, он женился на богатой вдове, но впоследствии стал тяготиться семейной жиз-нью. Пожив с ним несколько лет, жена тайком уехала от него в Москву и продала свое имение, в котором Пигасов только что отстроил усадьбу. Он было затеял тяжбу, но ничего не выиг-рал; и теперь доживал свой одинокий век, разъезжая по знако-мым, которых он ругал за глаза, а бывало что и в глаза. Пигасов затевает словесную баталию на свой излюбленный предмет: о женщинах. В частности, он заявляет, что на свете есть три разряда эгоистов: эгоисты, которые сами живут и жить дают другим, эгоисты, которые сами живут и не дают жить другим, наконец, эгоисты, которые и сами не живут и не дают жить дру-гим. Женщины, по его словам, большей частью принадлежат к третьему разряду. На возражение Дарьи Михайловны, что муж-чинам тоже свойственно ошибаться в суждениях, Пигасов от-вечает, что это действительно так, но разница между ошибкой женщины и "нашего брата" состоит в том, что "мужчина может, например, сказать, что дважды два - не четыре, а пять или три с половиною, а женщина скажет, что дважды два - стеарино-вая свечка". На вопрос о том, что ему нравится, Пигасов отве-чает, что литература, "да только не нынешняя". На просьбу по-яснить свою нелюбовь к современной литературе, Пигасов рас-сказывает случай о том, как он на паромной переправе повстре-чался с каким-то барином. "Паром пристал к крутому месту: надо было втаскивать экипажи на руках. У барина была коляс-ка претяжелая. Пока перевозчики надсаживались, втаскивая коляску на берег, барин так кряхтел, стоя на пароме, что даже жалко его становилось... Так и нынешняя литература: другие везут, дело делают, а она кряхтит".
Далее на вопрос одного из мальчиков, где находится какой-то город, Пигасов отвечает, что "в самой Хохландии". Потом заявляет, что "будь у меня лишние деньги, я бы сейчас сделал-ся малороссийским поэтом". На удивленные возгласы, разве он умеет писать по-малороссийски, Пигасов отвечает, что не уме-ет, "да оно и не нужно". Все недоумевают, а Пигасов поясняет, что надо "только взять лист бумаги и написать наверху: "Дума"; потом начать так: 'Той ты доля, моя доля!" или "Седс казачино Наливайко на кургане!", а там: "По-пид горою, по-пид зеленою, грае^рае воропае, гоп! гоп!" или что-нибудь в этом роде. И дело в шляпе. Печатай и издавай. Малоросс прочтет, подопрет ру-кою щеку и непременно заплачет, - такая чувствительная душа!" Учитель Басистов возмущается, что это клевета на малорос-сийский народ, который он искрение любит, и что "грае, грае, воровае" - полнейшая бессмыслица. Тут появляются Волын-цев и Липина. Пигасов язвит по поводу барона, которого все ждут, считая философию никчемной отвлеченностью, а по его сведениям, ба-рон "Гегелем так и брызжет". Пигасов презирает "высшие" точ-ки зрения, восклицает: "И что можно увидать сверху? Небось коли захочешь лошадь купить, не с каланчи на нее смотреть станешь!" Вскоре Дарья Михайловна получает известие, что барон по-лучил предписание тотчас вернуться в Петербург, а статью пе-редает со своим приятелем Дмитрием Николаевичем Рудиным. Входит Рудин, "человек лет тридцати пяти, высокого роста, несколько сутуловатый, курчавый, смуглый, с лицом непра-вильным, но выразительным и умным... Платье на нем было не ново и узко, словно он из него вырос". Рудин представляется, говорит, что у него имение в Т...ой губернии, что здесь он недавно, что с бароном они друзья - Рудин помогает ему в разного рода начинаниях, хотя сам в от-ставке. Статья, которую он привез, оказывается, толкует "об отношении промышленности к торговле в нашем отечестве". Пигасов язвительно интересуется тем, насколько эта стать-ся отвлеченного характера, добавляя, что абстрактные рассуж-дения - беда нынешнего времени и что нужно в первую оче-редь "подавать" факты. Рудин рассудительно отвечает, что "ба-рон в этом деле дилетант, но в его статье много справедливого и любопытного, затем в словесной перепалке с Пигасовым изящно ловит его на непоследовательности в суждениях, гово-рит, что "общие положения" также необходимы (приводит в качестве примера учение Коперника и законы Ньютона). На неуважительное замечание Пигасова об "образованности" Ру-дин отвечает, что "все эти нападения на системы, на общие рас-суждения и так далее потому особенно огорчительны, что вме-сте с системами люди отрицают вообще знание, науку и веру в нее, стало быть, и веру в самих себя, в свои силы.... Скептицизм всегда отличался бесплодностью и бессилием... Если у челове-ка пет крепкого начала, в которое он верит, нет почвы, на кото-рой он стоит твердно, как он может дать себе отчет в потребно-стях, значении и будущности своего народа?" Пигасов злится и отходит в сторону. Рудин говорит увлеченно, и вскоре только один его голос раздается в комнате. На всех присутствующих он производит сильное впечатление, так как никто не ожидал найти в нем че-ловека замечательного: он был так посредственно одет, о нем ходило так мало слухов. Дарья Михайловна про себя думает о том, как она оделит Рудина своими милостями, выведет в свет. На вопрос Рудина отчего он нападает на женщин, Пигасов от-вечает, что он "до всего человеческого рода небольшой охотник", а на вопрос, что могло ему дать такое дурное MHeirae о людях, Пигасов заявляет, что причиной этому - изучение своего соб-ственного сердца, в котором он с каждым днем открывает все более и более дряни. Рудин говорит, что сочувствует Пигасову, замечает, что "какая благородная душа не испытала жажды са-моуничижения?" Пигасов отвечает, что благодарит за выдачу его душе "аттестата в благородстве", но он в этом не нужда-ется. Рудин начинает говорить о самолюбии, доказывать, что са-молюбие - тот архимедов рычаг, которым движется личность, чтобы работать на всеобщее благо. Все его слушают. Один Пи-гасов стоит в стороне, потом уходит, но этого никто не замеча-ет. Более других были поражены гостем учитель Басистов и дочь Дарьи Михайловны, Наталья. Пандалевский играет выу-ченный этюд, Рудин говорит, что музыка напомнила ему вре-мя, проведенное в Германии. Оказывается, он провел год; в Гей-дельбёрге и около года в Берлине. На просьбу рассказать что-нибудь из студенческой жизни Рудин припоминает несколько случаев. Однако "в описаниях его недоставало красок. Он не умел смешить. Впрочем, Рудин от рассказов своих загранич- кых похождений скоро перешел к общим рассуждениям о зна-чении просвещения и науки, об университетах и жизни уни-верситетской вообще. Широкими и смелыми чертами набро-сал он громадную картину. Все слушали его с глубоким внима-нием. Он говорил мастерски, увлекательно, не совсем ясно... но самая эта неясность придавала особенную прелесть его речам. Обилие мыслей мешало Руднну выражаться определительно и точно. Образы сменялись образами; сравнения, то неожиданно смелые, то поразительно верные, возникали за сравнениями... Все мысли Рудина казались обращенными в будущее; это при-давало им что-то стремительное и молодое". После окончания вечера все между собой говорят о Рудине, а Наталья не может ночью заснуть. На другой день Рудина приглашает к себе Дарья Михаилов-на. Она разговаривает с ним, пускается в воспоминания. Одна-ко, рассказывая о людях, с которыми она зналась, Дарья Ми-хайловна неизбежно переходила на себя. "О каком бы лице ни заговорила Дарья Михайловна, на первом плане оставалась все-таки она, она одна, а то лицо как-то скрадывалось и исчезало. Зато Рудин узнал в подробностях, что именно Дарья Михай-ловна говорила такому-то известному сановнику, какое она имела влияние на такого-то знаменитого поэта. Судя по рас-сказам Дарьи Михайловны, можно было подумать, что все за-мечательные люди последнего двадцатипятилетня только о том и мечтали, как бы повидаться с ней, как бы заслужить ее распо-ложение". О Пигасове Рудин отзывается как о человеке неглу-пом, но замечает, что "в отрицании полном и всеобщем - нет благодати. Отрицайте все, и вы легко можете прослыть за ум-ницу: эта уловка известная. Добродушные люди сейчас готовы заключить, что вы стоите выше того, что отрицаете: А это часто неправда. Во-первых, во всем можно сыскать пятна, а во-вто-рых, если вы даже и дело говорите, вам же хуже: ваш ум, на-правленный на одно отрицание, бледнеет, сохнет... Порицать, бранить имеет право только тот, кто любит".
Дарья Михайловна, говоря о соседях, с похвалой отзывает-ся о Михаиле Михайловиче Лежневе, Рудин говорит, что знал его прежде. В это время докладывают, что приехал Лежнев (у него дело с Дарьей Михайловной по размежеванию). Ласунс-кая представляет ему Рудина, тот холодно с ним здоровается, а на замечание Рудина, что они вместе учились в Германии, от-вечает, что "мы и после встречались". На упреки Ласунской, что он редко ездит к ней, Лежнев отвечает, что не принадлежит к их кругу, а кроме того, он "не любит стеснять себя", что, мол, у него и фрака порядочного нет, и перчаток нет. Сказав, что ус-ловия размежевания обсуждены и утверждены, Лежнев проща-ется и уезжает, несмотря на уговоры остаться. После его ухода Рудин говорит о нем, что он "болен той же болезнью", что и Пигасов - "желаньем быть оригинальным. Тот прикидывается Мефистофелем, этот - циником. Во всем этом много эгоизма, много самолюбия и мало истины, мало любви. Ведь это тоже своего рода расчет: надел на себя человек маску равнодушия и лени, авось, мол, кто-нибудь подумает: вот человек, сколько талантов в себе погубил! А поглядеть попристальнее - и та-лантов-то в нем никаких нет". Дочь Дарьи Михайловны, Наталья, "училась прилежно, чи-тала и работала охотно. Она чувствовала глубоко и сильно, но тайно... Черты ее лица были красивы и правильны, хотя слиш-ком велики для семнадцатилетней девушки". На прогулке Наталья сталкивается с Рудиным, они идут вместе в сад. Рудин говорит с пей о поэзии, заявляет, что по-эзия не только в стихах, она разлита везде вокруг. На вопрос, сколько Рудин намерен оставаться в этих местах, он отвечает, что "все лето, осень, а может быть, зиму", говорит, что он чело-век небогатый, дела его расстроены, а кроме того, ему надоело "таскаться с места на место". Наталья удивляется таким сло-вам, говорит, что Рудин с его талантами должен "трудиться, ста-раться быть полезным". Тот отвечает, что он бы рад, да "где най-ти искренние, сочувствующие души?" Тем не менее, он благо-дарит Наталью, заявляет, что ее слово напомнило ему его долг, его дорогу, что он должен действовать, а не растрачивать свои силы на пустую, бесполезную болтовню. "И слова его полились рекою. Он говорил прекрасно, горячо, убедительно - о позоре малодушия и лени, о необходимости делать дело. Он осыпал самого себя упреками, доказывал, что рассуждать наперед о том, что хочешь сделать так же плохо, как накалывать булавкой на-ливающийся плод... Он говорил долго и окончил тем, что еще раз поблагодарил Наталью Алексеевну". На прощание Рудин позволяет себе вольность - пожимает Наталье руку. По пути к дому они встречаются с Волынцевым, который видит переме-ну, произошедшую в Наталье за последние дни, и страдает от этого. Вернувшись к себе домой, Волынцев видит у своей сестры Лежнева. Александра Павловна просит брата, чтобы он помог убедить Лежнева в том, что Рудин - необычайно умный и крас-норечивый человек. Лежнев скептически отзывается о Рудине, Александра Павловна говорит, что его задевает превосходство Рудина. На это Лежнев, по настоянию Александры Павловны, рассказывает о прошлом Рудина (Лежнев хорошо знал Рудина раньше): "Родился он в Т...вс от местных помещиков. Отец его скоро умер. Он остался один у матери. Она была женщина доб-рейшая и души в нем не чаяла: толокном одним питалась и все какие у нее были денежки употребляла на него. Получил он свое воспитание в Москве, сперва на счет какого-то дяди, а потом, когда он подрос и оперился, на счет одного богатого князька, с которым... сдружился. Потом он поступил в университет... уехал за границу. Из-за границы Рудип писал своей матери чрезвы-чайно редко и посетил ее всего один раз, дней на десять... Ста-рушка и скончалась без него, на чужих руках, но до самой смер-ти не спускала глаз с его портрета... Добрая была женщина и гостеприимная... потом я встретился с Рудиным за границей. Там к нему одна барыня привязалась из наших русских, синий чулок какой-то, уже немолодой и некрасивый, как оно и следу-ет синему чулку. Он довольно долго с ней возился и, наконец, ее бросил... или нет, бишь, виноват: она его бросила". Л ипина упрекает Лежнева в том, что он представил факты в неприязненном свете, тот отвечает, что рад был бы поверить в то, что Рудин изменился.
На другой день Рудин встречает Наталью, и они идут вмес-те гулять на пруд. Рудин рассуждает о любви, Наталья отвеча-ет ему, говорит, что женщина способна на жертвенную любовь. Рудин говорит, что одобряет ее выбор (намекая на Волынце-ва), Наталья опровергает это, тогда Руднн говорит о своих соб-ственных чувствах. Наталья убегает, а Рудин по пути в дом стал-кивается с Волынцевым, который стал невольным свидетелем всей сцены. За обедом разговор не клеится. Пигасов, обедав-ший в этот день у Дарьи Михайловны, начал говорить о том, что все люди делятся на две категории - куцых и длиннохвос-тых: "Куцыми бывают люди и от рождения, и по собственной вине. Куцым плохо: им ничего не удается - они не имеют само-уверенности. Но человек, у которого длинный пушистый хвост - счастливец. Он может быть и плоше и слабее куцего, да уверен в себе; распустит хвост - все любуются. И ведь вот что достойно удивления: ведь хвост совершенно бесполезная часть тела... а все судят о ваших достоинствах по хвосту". Ру-дии самоуверенно вставляет фразу о том, что похожее уже го- ворил Ларошфуко. Волынцев его перебивает, требует позволить каждому высказывать то, что он считает нужным и добавляет: "По-моему, нет хуже деспотизма так называемых умных лю-дей. Черт бы их побрал!" Под шумок Рудин назначает Наталье свидание. Пигасов тем временем пользуется молчаливостью Ру-дина и развивает идеи о том, что "ничего не может быть легче, как влюбить в себя какую угодно женщину: стоит только по-вторять ей десять дней сряду, что у ней. в устах рай, а в очах блаженство и что остальные женщины перед ней простые тряп-ки, и на одиннадцатый день она сама скажет, что у ней в устах , рай и в очах блаженство, и полюбит вас". , м Вечером Наталья приходит на свидание к Рудину. Он гово-рит, что любит ее. Наталья отвечает, что и ей кажется, что она любит. Рудин высокопарно говорит о своих чувствах. В это вре-мя в беседке по соседству находится Пандалевский, который все слышит и решает довести до сведения Дарьи Михайловны. Волынцев, возвратившись домой, пребывает в мрачном на-строении. Он ждет Лежнева, с которым хочет посоветоваться, но вместо Лежнева вдруг появляется Рудин. Рудин пытается объясниться, он приехал к Волынцеву "как благородный человек к благородному человеку". Он говорит, что любит Наталью, а она его. Он высокопарно рассуждает о взаимопонимании и о том, что не хочет, чтобы Волыщев счи-тал его коварным человеком, так как он сам Волынцева глубо-ко уважает. Волынцев взбешен нежданным визитом Руднна, отвечает, что его уважение ему "ни к черту не нужно", отказы-вается пожать руку Рудина. Тот уезжает. Через некоторое вре-мя появляется Лежнев, которому Волынцев рассказывает о приезде Рудина, прибавляя, что он не понимает, "похвастаться, что ли, он хотел передо мной или струсил". Лежнев возражает, что "ты мне. не поверишь, а ведь он это сделал из хорошего по-буждения... Оно вишь ты, и благородно и откровенно, ну, да и поговорить представляется случай, красноречие в ход пустить; а ведь нам вот чего нужно, вот без чего мы жить не в состоя-нии... Ох, язык его - враг его... Ну, зато же он и слуга ему". Рудин приезжает в усадьбу в мрачном настроении, жалеет, что ездил к Волынцеву. Появляется Дарья Михайловна, кото-рая очень холодно ведет себя с Рудиным, "от нее придворной дамой так и веяло", Рудин недоумевает, а через некоторое вре-мя получает записку от Натальи, в которой она назначает ему свидание.
Вечером Рудин приходит к пруду, у которого назначено сви-дание и с которым связано какое-то мрачное предание. Рудин ждет Наталью, бродит по плотине, пытаясь понять, действи-тельно ли он любит. "Никто так легко не увлекается, как бес-страстные люди". Появляется Наталья, сообщает Рудину, что матери теперь все известно - Пандалевский рассказал. Добав-ляет, что Дарья Михайловна объявила, что "она скорее согла-сится видеть меня мертвой, чем вашею женою,... что вы только так, от скуки приволокнулись за мной". Рудин приходит в вол-нение, начинает восклицать: "Это ужасно!", "Как мы несчаст-ливы!" и проч., упиваясь своим "несчастием" так же, как совсем недавно упивался "счастием". Наталья говорит, что ей нужен от него действенный совет, так как он мужчина. Рудин снова лишь восклицает, потом говорит, что надо покориться. Ната-лья плачет, упрекает Рудина, что все его слова - пустой звук, что она ответила матери, что "скорее умрет, чем выйдет замуж за другого", а он вместо применения своих слов о свободе, жер-твах и любви наделе, струсил и уговаривает ее покориться. Она благодарит Рудипа за урок, прощается, а напоследок просит "вперед взвешивать ваши слова, а не произносить их на ветер". Рудпи остается один, он произносит перед собой речь о том, что недостоин такой любви, с интересом прислушивается к само-му себе: чувствует ли он по-прежнему любовь, или она уже про-шла. Волынцев тем временем терзается, собирается вызвать Ру-дина на дуэль или уехать куда-нибудь. Лежнев его успокаива-ет, предлагает вместе с сестрой лучше поехать в Малороссию "галушки есть". Внезапно Волынцеву приносят письмо от Ру-днна, в котором он сообщает о своем отъезде, намекает на бла-городные причины, побудившие его это сделать. Долг (200 руб.) обещает выслать позже. Лежнев саркастически замечает, что Рудин "почел за долг написать... У этих господ на каждом шагу долг, и все долг - да долги". Волынцев невольно восклицает: "А каковы он фразы отпускает!.. Он ошибся во мне: он ожидал, что я стану выше какой-то среды... Что за ахинея, господи! Хуже стихов!" Лежнев идет к Александре Павловне, предлагает выйти за него замуж, та соглашается. Руднн тем временем (отправив письмо Волынцеву) взялся за другое письмо - Наталье. Перед этим его к себе пригласила Дарья Михайловна, которая была сильно раздражена тем, что "бедный, нечиновный и пока неизвестный человек дерзал на-значить свидание ее дочери". Но Рудин опережает события: благодарит Дарью Михайловну за гостеприимство, говорит, что ему надо уезжать. Ласунская его не задерживает. Долг (500 руб.) Рудин обещает непременно выслать, как приедет в свою дерев- ню. Ласунская с ним холодно прощается, Рудин "теперь знал по опыту, как светские люди даже не бросают, а просто роняют человека, ставшего им ненужным: как перчатку после бала, как бумажку с конфетки, как нсвынгравшнй билет лотереи...". На-талья избегает Рудпиа, лишь один Басистов горюет по поводу его отъезда. Наконец Рудпн уезжает. Басистов провожает его, Рудин вворачивает "словцо", сравнивая себя с Дон Кихотом, выезжающим из дворца герцогини на широкую дорогу. Наталья читает письмо Рудина. В нем он просит у нее про-щения и пытается объяснить себя и свое поведение: "В течение моей жизни я сближался со многими женщинами и девушка-ми; но, встретясь с вами, я в первый раз встретился с душой совершенно честной и прямой. Мне это было не в привычку, и я не сумел оценить вас... Наши жизни могли слиться - и не сольются никогда. Как доказать вам, что я мог бы полюбить вас настоящей любовью - любовью сердца, не воображения, - ког-да я сам не знаю, способен ли я на такую любовь!.. Да, природа мне много дала; но я умру, не сделав ничего достойного сил моих, не оставив за собою никакого благородного следа... Мне недостает... я сам не могу сказать, чего именно недостает мне... Мне недостает, вероятно, того, без чего так же нельзя двигать сердцами людей, как и овладеть женским сердцем; а господство над одними умами и непрочно и бесполезно. Странная, почти комическая моя судьба: я отдаюсь весь, с жадностью, вполне - и не могу отдаться. Я кончу тем, что пожертвую собой за какой-нибудь вздор, в который, даже верить не буду... Боже мой! в тридцать пять лет все еще собираться что-нибудь сделать!" Да-лее Рудин дает несколько советов Наталье, так как "больше ни па что не годен", один из них таков: "Вы еще молоды; но, сколь-ко бы вы ни жили, следуйте всегда внушениям вашего сердца, не подчиняйтесь ни своему, ни чужому уму". Письмо окончательно показало Наталье, что Рудин ее не любил. Поплакав, она сожгла письмо и пепел выкинула за окно.
Наталье горько, и даже становится стыдно за свою первую, такую нелепую любовь. На следующий день к Дарье Михай-ловне приезжает Волынцев, который крайне тактично и пре-дупредительно ведет себя с Натальей. Проходит два года. Александра Павловна вышла замуж за Лежнева, у них родился сын. Пигасов у них в гостях и передает новости. Дарья Михайловна пыталась сосватать Наталью за какого-то господина Корчагина, светского льва, чрезвычайно надутого и важного, но та заявила, что и слышать о нем не хо- чет. В результате она выходит за Волыицева, о чем и сообщает Пигасов Лежневым. О Рудинс доходят какие-то смутные све-дения, что он приезжал в Москву, потом отправился с каким-то семейством в Симбирск, куда он делся дальше, неизвестно. Пигасов прибавляет, что Рудин не пропадет, "небось где-нибудь сидит и проповедует. Этот господин всегда найдет себе двух или трех поклонников, которые будут его слушать разиня рот и да-вать ему взаймы деньги". Пигасов рассказывает анекдот из жиз-ни Рудина, который слышал от знакомого Рудина, жившего с ним в Германии: "Беспрерывно развиваясь (эти господа все раз-виваются: другие, например, просто спят пли едят, - а они на-ходятся в моменте развития спанья или еды...). Итак, развива-ясь постоянно, Рудин дошел путем философии до того умозак-лючения, что ему должно влюбиться. Начал он отыскивать предмет, достойный такого удивительного умозаключения. Фортуна ему улыбнулась. Познакомился он с одной францу-женкой, прехорошенькой модисткой. Дело происходило в од-ном немецком городе, на Рейне, заметьте. Начал он ходить к ней, носить ей разные книги, говорить ей о природе и о Гегеле. Можете представить себе положение модистки? Она принима-ла его за астронома. Однако, вы знаете, малый он из себя ниче-го; ну - иностранец, русский - понравился. Вот наконец на-значает он свидание, и очень поэтическое свидание: в гондоле на реке. Француженка согласилась: приоделась получше и по-ехала с ним в гондоле. Так они катались часа два. Чем же, вы думаете, занимался он все это время? Гладил француженку по голове, задумчиво глядел в небо и несколько раз повторил, что чувствует к ней отеческую нежность. Француженка вернулась домой совершенно взбешенная..." Лежнев предлагает выпить по случаю помолвки Волынце-ва и Натальи и провозглашает тост за Рудина, так как благода-рен ему за то, что "мы все стали невыносимо рассудительны, равнодушны и вялы; мы заснули, мы застыли", а он их расше-велил. "Я упрекал его в холодности... и был неправ... Холодность эта у него в крови..., а не в голове. Он не актер, как я называл его, не надувало, не плут; он живёт на чужой счет не как проны-ра, а как ребенок... Он не сделает сам ничего именно потому, что в нем натуры, крови нет; но кто вправе сказать, что он не принесет, не принес уже пользы? Что его слова не заронили много добрых семян в молодые души, которым природа не от-казала, как ему, в силе деятельности, в умении исполнять соб-ственные замыслы?.." Он пьет за здоровье Рудина и прибавля-ет, что Пигасов, который ругает Рудина, во сто крат хуже его, так как когда служил, брал взятки ("Да еще как!"), за что и был вынужден уйти в отставку. Далее следует описание, как Рудин в это время путешеству-ет где-то на перекладных, в старом изношенном платье, пыта-ется получить на станции лошадей, по услышав, что в эту сто-рону лошадей нет, отправляется в Тамбов, куда они есть, так как ему совершенно все равно, куда ехать. Пр он громадную картину.


Страница: [ 1 ]  2