Подтекст стал достоянием писателей задолго до Хемингуэя. Он занимает большое место в творчестве Ибсена, Чехова, Метерлинка, в американской литературе одновременно с Хемингуэем его широко использует Фицджералд, вообще в произведениях писателей XX века подтекст становится обычным средством художественного выражения. В. В. Виноградов отмечает, что в определенных ситуациях «предметные значения слов могут стать средством выражения эмоционального смысла: прямые лексические значения слов перестают формировать и определять внутреннее содержание речи». И все же, когда речь заходит о подтексте, прежде всего возникает ассоциация с именем Хемингуэя. Происходит это потому, что Хемингуэй превратил подтекст в универсальное средство выражения, всесторонне разработав технику синтеза.
Очевидно, синтез, дающий возможность многогранно использовать подтекст, в большой мере отвечал идейно-эстетической установке писателя, создавшего концепцию кодекса и «боявшегося» не только громких слов и фраз, которые после войны зазвучали ложно и фальшиво, но и открытого выражения эмоции, прилюдного душевного излияния, столь претившего последователям кодекса. В конечном счете роль подтекста у Хемингуэя в большой мере определяется значением, которое писатель придавал мужественной сдержанности в любых, даже самых трагических обстоятельствах.
Но возможности техники синтеза значительно более широки. Они проявляются не только во множестве частностей, проясняющих ситуацию или психологическое состояние героя в данный конкретный момент, но и позволяют перевести в план эмоционального восприятия основную идею романа. Таким образом, хемингуэевский синтез как бы подразделяется на частный и общий, причем стилевое единство романа и цельность его эмоционального восприятия обеспечиваются во многом тональным соответствием частного синтеза, лежащего в основе отдельных характеристик, эпизодов и диалогов, которые, собственно, и составляют ткань повествования, и общего синтеза, проявляющегося в слитности сюжетной схемы и ее содержательного наполнения. Именно поэтому значение собственно сюжетной схемы у Хемингуэя также обретает новаторский характер.
Частный синтез находит свое выражение чаще всего в диалоге, по проявляется также в архитектонике повествования, контрастах и монтаже, функции которого, таким образом, оказываются сложными. Особое место синтеза и диалоге является, с одной стороны, результатом обусловленного кодексом характера диалога, а с другой – следствием уже отмечавшегося количества диалогов в романе.
Синтез в полной мере соответствовал потребностям лирической прозы Хемингуэя, дал ему возможность убрать из непосредственного повествования массу подробностей, огромное количество эмоциональной информации, сохранив в то же время все это для читателя. Синтез в огромной степени определил новаторский характер лирической прозы писателя, равно как и обеспечил единство стиля на всем протяжении его творчества, хотя и сам претерпел некоторые изменения на пути Хемингуэя к созданию лирической эпопеи и новаторской реалистически-философской повести. Некоторые важные особенности хемингуэевского подтекста точно подмечены В. Днепровым. Так, исследователь пишет: «Хемингуэй чаще всего дает исходный и конечный моменты лирического переживания, погружая внутрь все, что лежит между ними… Но зато самый жизненный факт обрисован так, что в нем словно программирован весь ход порожденного им лирического переживания».