авдием и Гамлетом имеет в своей основе личные чувства и страсти. Клавдий одержим эгоистическими стремлениями. Ради этого он пошел дм же на преступление. В отличие от него Гамлет чужд своекорыстия. Хотя он и замечает, что Клавдий обошел его права на трон - «стал меж избраньем и моей надеждой», он не жаждет власти. Когда Розенкранц в ответ на слова, что «Дания - тюрьма», высказывает предположение: «Это ваше честолюбие делает ее тюрьмой», принц отвечает: «О боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства», Гамлет не хитрит, он говорит правду. Различие между Клавдием и Гамлетом нравственное. Яснее всего это проявляется в отношении каждого К другим людям. Для Клавдия чужая жизнь - пустяк. Скорбь Гамлета ему кажется чуть ли не нарушением закона природы:

* Но и отец твой потерял отца;
* Тот - своего; и переживший призван
* Сыновней верностью на некий срок
* К надгробной скорби; но являть упорство
* В строптивом горе будет нечестивым
* Упрямством; так не сетует мужчина;
* То признак воли, непокорной небу,
* Души нестойкой, буйного ума,
* Худого и немудрого рассудка.

Сравним это с глубоким горем, удручающим Гамлета, и станет ясной противоположность взглядов - не только чувств - короля и принца. Конфликт между Гамлетом и Клавдием - это столкновение различных жизненных принципов. У Шекспира всегда за борьбой личных интересов оказывается нечто большее - столкновение мировоззрений. Вот что придает философское значение «Гамлету» и другим трагедиям Шекспира.






Давно была замечена - и сначала это считали едва ли не величайшим пороком Шекспира, а потом признали одним из его замечательнейших достоинств - разнообразная тональность трагедий, смешение в них трагического с комическим. Обычно у Шекспира носителями комического являются персонажи низкого звания и шуты. В «Гамлете» нет такого шута. Правда, есть третьестепенные комические фигуры Озрика и второго дворянина в начале второй сцены пятого акта. Комичен Полоний, его, наверное, играл главный комик труппы Шекспира. Все они подвергаются осмеянию и сами смешны.

Серьезное и смешное перемежается в «Гамлете», а иногда сливается, -Когда Гамлет описывает королю, что все люди пища для червей, шутка оказывается одновременно угрозой противнику в той борьбе не на жизнь, а на смерть, которая происходит между ними. Шекспир строит действие так, что трагическое напряжение сменяется сценами спокойными или насмешливыми. То, что серьезное перемежается смешным, трагическое - комическим, возвышенное - повседневным и низменным, создает впечатление подлинной жизненности действия его пьес.

Наибольшую трудность для современного читателя представляют речи действующих лиц Шекспира. В реалистической драме нашего времени персонажи говорят соответственно своему характеру - темпераментно или сдержанно, откровенно или хитря, красноречиво или косноязычно. По тому, как говорят герои Чехова, мы составляем себе представление о личности каждого.

С нашей точки зрения, речь персонажа в общем однообразна. И Гамлет, и король, и королева, и Горацио и Розенкранц, и Гильденстерн, и Лаэрт говорят белыми стихами, применяют в своих речах образы и метафоры. Несколько отличаются речи Полония, который до смешного изощрен в своем стремлении выразить мысль поцветастее.

В пьесах Шекспира мы редко встречаемся с характерностью речи, присущей драме нашего времени. Поэтическая трагедия требовала возвышенности стиля. Шекспир, однако, придал многим поэтическим речам персонажей «Гамлета» такую живую тональность, что мы иногда перестаем чувствовать их искусственность.

Выше было сказано, что пьесы Шекспира можно рассматривать как историю, рассказанную несколькими лицами. Так оно и есть. Эта особенность обнаруживается уже в самом начале «Гамлета». Выше приведены рассказы, вложенные в уста действующих лиц. Все они - примеры того, что персонажи в своих речах дополняют знание зрителей о различных обстоятельствах действия. Из них вполне естественной выглядит повесть Гамлета о том, как он бежал с корабля, везшего его в Англию. Он сам участник события. Но бывает, что персонаж излагает то, чего он не видел (рассказ Горацио в начале пьесы), или, больше того, - событие, которого данное действующее лицо не могло видеть. Таков рассказ королевы о том, как утонула Офелия. Не только королева, никто не видел, как Офелия упала в воду, иначе ее попытались бы спасти. Откуда же королева знает о гибели Офелии? От автора, который вложил ей в уста рассказ, необходимый для полноты ощущения трагических событий. Вспомним, что речь королевы необыкновенно поэтична, это небольшая элегия о смерти девушки. Мы не знаем за королевой таких поэтических способностей, которые позволили бы ей столь красочно описать печальный конец возлюбленной Гамлета. Поэтичность этой речи не выражает характера королевы, она вся от автора.

Э. Э. Стол сделал интересное наблюдение: оказывается, у Шекспира все злодеи признаются в своем злодействе. Более того, они дают своему преступлению моральную оценку, соответствующую общепринятым нравственным нормам. Но разве настоящие преступники думают так? Они хладнокровно совершают самые ужасные дела и никакие моральные принципы им не свойственны.