Потому-то Ричард, едва добившись осуществления своей честолюбивой мечты, начинает ощущать шаткость своего тропа. Потому-то он мечется в поисках средств упрочить свою власть и не находит их. Потому-то он теряет уверенность в своей неотразимой мощи, лишается былого влияния на окружающих и - пусть с гордо поднятой головой - идет навстречу бесславной гибели. Потому-то победа Ричмонда - это не просто победа сильнейшего противника над более слабым: внутренний кризис Ричарда неминуемо приводит его к поражению.

Об углублении исторической концепции Шекспира в пьесе о Ричарде III по сравнению с первой трилогией убедительно свидетельствуют сцены, рисующие обстоятельства, при которых Глостер получает, наконец, корону. Грозное безмолвие народа, выслушивающего предложение об избрании на трон Ричарда, красноречиво говорит о всеобщем осуждении кровавого тирана; и поэтому последующая гибель Ричарда в столкновении с Ричмондом, который в глазах народа - избавитель от тирании, воспринимается не как результат династических интриг, а как следствие всеобщего возмущения англичан, отдающих свои симпатии Ричмонду.

В «Ричарде III» Шекспир впервые предпринимает попытку создать образ положительного монарха. Здесь - это граф Ричмонд, родоначальник династии Тюдоров. Как художественный образ этот персонаж не представляет интереса, так как он очерчен весьма бегло и условно. Зато для понимания требований, предъявляемых Шекспиром к положительному монарху, весьма важна политическая программа Ричмонда. В эту программу, которая звучит в заключительной реплике Ричмонда как эпилог всей серии ранних хроник, входит освобождение страны из-под власти тирана, милосердие к побежденным и обеспечение вечного мира в Англии.

До сих пор речь шла преимущественно о тех новых чертах, которые проявились в «Ричарде III» по сравнению с. более ранними хрониками. Однако и в этой пьесе присутствует целый ряд моментов, которые позволяют говорить о ней как о произведении первого этапа.

Главное, что сближает «Ричарда III» с пьесами, составляющими трилогию о Генрихе VI, - это способы разработки отдельных образов. Только образ самого Ричарда охарактеризован глубоко и многосторонне, остальные же персонажи обрисованы без достаточной степени индивидуализации; их поведение определяется преимущественно не особенностями их характеров, а лишь складывающимися в пьесе ситуациями. Единственное исключение из этого общего правила - образ вдовствующей королевы Маргариты. Но это–образ, решенный наиболее прямолинейно; она не принимает активного участия в действии и лишь со страстной ненавистью комментирует события, развертывающиеся в пьесе; ее сценическая функция приближается к функции хора в античной трагедии. Такое построение драмы помогает оттенить мощь характера главного героя и его эволюцию; но все художественное полотно в целом проигрывает от этого в своей реалистической многокрасочности.

Уже в пьесах, следующих непосредственно за «Ричардом III», поэт отказался от попыток создания хроники, в которой один герои доминировал бы над всеми остальными персонажами, а строил конфликты пьес с таким расчетом, чтобы в них сталкивались сильные и ярко очерченные антагонисты. Поэтому «Ричард III» представляется не только значительным шагом вперед, но и известным отклонением от той творческой манеры, которая достигла высшего развития в хрониках, написанных Шекспиром в более зрелый период творчества.

О принадлежности «Ричарда III» к первому этапу творчества Шекспира говорит также широкое использование автором реплик, в которых главный герой открыто даст характеристику самому себе. Именно это обстоятельство дало, по-видимому, повод А. Николлу для вывода, что Ричарду III недостает жизненности. «Хотя, - пишет Николла, - это замечательная роль для исполнителя, как находят многие актеры, мы ни на минуту не можем считать Ричарда живой личностью… Это - маска, а не человек. В то же время, необходимо признать, что эта маска сделана мастерски». Быть может, суждение Николла слишком категорично, однако большая доля истины в нем, несомненно, присутствует.

Перегружена пьеса и различными событиями, а также сообщениями и них; иногда в очень короткий срок совершается несколько происшествий, которые ничего не меняют в художественном плане, а призваны лишь свести концы с концами в сюжете. Так, во второй сцене четвертого действия король отдает приказание Кетсби:


* Слух распусти повсюду,

* Что леди Анна тяжко заболела;
* А я велю ее держать в затворе.
* Да дворянина поищи в мужья
* Для дочки Кларенса, из захудалых.
* Сын - глуп, и потому он мне не страшен.

Несколькими строками ниже Ричард, договариваясь с Тиррелом об убийстве наследников Эдуарда, получает обещание немедленно покончить с ними. Появляясь в следующей сцене. очевидно, не позже, чем через несколько часов, Тиррел рассказывает о расправе над принцами. После его ухода Ричард говорит:

* Ну, сына Кларенса я крепко запер,
* А дочь я замуж выдал кое-как;
* Эдварда дети в лоне Авраама;
* Простилась королева Анна с миром.

И все это - за несколько часов! Даже для такого злодея, как Ричард, не много ли? Наконец, стилистический анализ не оставляет сомнений, что пьеса написана в тон же манере, что и предыдущие хроники. Об этом свидетельствует в первую очередь риторичность в построении реплик,

Чтобы убедиться в том, достаточно сопоставить построение монолога Ричарда о «невыгодах нечистой совести» с приведенным выше монологом Макбета. Показательно также и обилие диалогов, где на строку, произносимую одним персонажем, приходится строка другого персонажа - прием, которым охотно пользовались предшественники Шекспира, знакомые с таким способом построения диалога, широко распространенным в античной драматургии. Все это позволяет говорить о «Ричарде III» как о произведении раннего этапа, хотя, разумеется, эта хроника по своим идейным и эстетическим качествам стоит значительно выше пьес трилогии.