В первой половине семидесятых годов XX века в Советском Союзе впервые были подняты проблемы экологии. В эти же годы Виктор Астафьев написал повествование, в рассказах "Царь-рыба". Главные герои "Царь-рыбы" - это Природа и Человек. Критики назвали произведение социально-философским. Мысли и чувства автора имеют общечеловеческое значение. Название повествованию дала глава "Царь-рыба", имеющая обобщенный символический смысл.
Царь-рыба - это огромный осетр. С царь-рыбой борется человек: это символ освоения и укрощения природы. Борьба завершается драматически. Тяжело раненная царь-рыба не сдается человеку, она уходит от него, унося в своем теле крючки. Очень драматично выглядит финал борьбы - рыба уходит от человека, чтобы умереть: "Яростная, тяжело раненная, но не укрощенная, она грохнулась где-то в невидимости, плеснулась в холодной заверти, буйство охватило освободившуюся, волшебную царь-рыбу". Речь в повествовании идет и о трагедии Человека, который связан с Природой теснейшей связью, но забыл об этом и губит себя и ее.
Мы росли в эпоху Чернобыля. Нам всегда будут памятны кошмары картины ядерной катастрофы. Если человечество не сумеет изменить свое сознание, то новые катастрофы просто неизбежны. А ведь несколько десятилетий назад А. И. Вернадский создал свое учение о ноосфере - сфере человеческого разума, где необходимо "мыслить и действовать... не только в аспекте отдельной личности, семьи или рода, государств или союзов, но и планетарном аспекте". Понятие "человечество" возникло несколько веков назад, однако лишь в последние годы люди начали учиться чувствовать себя человечеством - нераздельной общностью.
Почему проблемы экологии приобретают такую остроту? Ответ прост: сегодня человечество оказывает на природу такое же по силе влияние, как, например, самые сильные шторма или мощные извержения вулканов. А нередко человечество и превосходит стихийные разрушительные силы природы. Возвращение к "райскому саду", то есть к нетронутой природе, уже абсолютно невозможно. Однако вопросы взаимоотношений человека и природы должны решаться с учетом этического фактора.
В повествовании "Царь-рыба" все герои - главные. Это и Аким, и Николай Петрович, Киряга и многие другие.
Виктор Астафьев сделал одним из главных героев и образ автора, стремясь к провозглашению и утверждению дорогих его сердцу нравственных принципов. Виктор Астафьев новаторски переходит от повествования к размышлению, от картин природы к публицистике. Выбор автором формы произведения - повествование в рассказах - не случаен. Эта форма позволила Астафьеву отстраниться от строгой сюжетности повествования, чего не позволяет, например, форма романа.
Одна из главных задач "Царь-рыбы" - обличение браконьерства в наиболее широком толковании этого слова. Ведь браконьер - это не только человек, ворующий рыбу или зверя у государства. Браконьер - это и тот, кто строит над чистым озером атомную электростанцию, и тот, кто дает разрешение на вырубку девственных лесов.
"Царь-рыба" - это не сборник тематически связанных между собой рассказов, а именно повествование. Всепоглощающая идея автора о нераздельности Человека и Природы плавно перетекает из главы в главу, раскрываясь все с новых и новых сторон, вбирая в себя новые смыслы, расширяя объем философской, экономической, социальной задачи, стоящей перед всеми людьми. Большое идейно-художественное значение имеет и место действия "Царь-рыбы" - Сибирь. Эти огромные неосвоенные пространства одновременно являются и сокровищем, и болью России. Богатства Сибири основываются экстенсивно, без мысли о завтрашнем дне. "Так что же я ищу? Отчего мучаюсь? Почему? Зачем? Нет мне ответа". Виктор Астафьев не дает готовых ответов на поставленные в повествовании ответы. От читателя требуется мужество, доброта, мудрость, чтобы понять: царь-рыбу сможет спасти только человек. Это задача настоящего и будущего.
Аким после этого в сердцах сказал Герцеву: «Ну ты и падаль!.. Кирьку старухи зовут Божьим человеком. Да он Божий и есть!.. Бог тебя и накажет...» Гога в ответ хорохорится: « - Плевать мне на старух, на калеку этого грязного! Я сам себе Бог! А тебя я накажу - за оскорбление.
- Давай, давай! - У Акима захлодело под ложечкой от какого-то вроде как долгожданного удовлетворения. - Давай, давай! - с трудом сдерживаясь, требовал он.
Гога прошелся по нему взглядом:
- Удавлю ведь!
- Там видно будет, кто кого...
- Сидеть за такую вонючку...
Фразу Герцев не закончил, по-чудному, неуклюже, совсем не спортивно летел он через скамейку, на пути смахнув со стола посуду, коробку с блеснами, загремел об пол костями и не бросился ответно на Акима - нежданно зашарил по полу рукой, стал собирать крючки, кольца, карабинчики с таким видом, как будто ничего не произошло, а если произошло, то не с ним и его не касалось .
- Доволен? - уставился наконец на взъерошенного Акима.
- Ну, чё же ты! - Только сейчас уяснил Аким, что парня этого, выхоленного, здорового, никто никогда не бил, а ему би-вать приходилось всемером одного, как нынче это делают иные молодые люди, подгулявшие в компании, клокочущие от страстей. - Жмет, што ли? Жмет?!
Герцев утер рот и, справившись с замешательством, заявил, что мордобой - дело недоносков, он не опустится до драки, а вот стреляться, по благородному древнему обычаю, - это пожалуйста. Аким знал, как стреляет Гога - с юности в тирах, в спортивных залах, на стендах, а он, сельдюк, - стрелок известно какой - патрон дороже золота, с малолетства экономь припас, бей птицу на три метра с подбегом, так что ход Герцева верный, но слишком голый, наглый ход, не от тайги, где еще в драке да в беде открытость и честность живы. Без остервенения уже, но не без злорадства Аким поставил условие:
- Стреляться дак стреляться! Как пересекутся в тайге пути, чтоб и концов не было... Ессе сидеть за такую гниду!..
- Тебе не сидеть, тебе лежать!
- Ну-ну, там видно будет. Я не смотри, что по-банному строен, зато по-амбарному крыт!»
В этом диалоге очень рельефно проявляются различия Акима и Гоги. Аким способен ударить человека только в честной, открытой драке. Он органически не способен обидеть другого человека, тем более нищего, убогого. Характерно, что ссору начинает не Аким, а Герцев.
Главный герой «Царь-рыбы» следует своеобразному нравственному закону тайги, где выжить может человек, открытый с другими, честный и не пытающийся подмять под себя природу. Гога же, «сам себе Бог», на поверку оказывается дьяволом, Кащеем (не случайно писатель подчеркивает, что Герцев, как сказочный злодей, «загремел об пол костями»). Он плюет на других людей и этим гордится, он готов уничтожить всякого, кто встает на его пути, уничтожить не в переносном даже, а в прямом смысле. Ведь, по сути, Гога замышляет убийство Акима, предлагая дуэль на заведомо невыгодных для того и выгодных для себя условиях. Однако, в отличие от Кащея Бессмертного, Герцев отнюдь не бессмертен. И закономерной выглядит его гибель, хотя и происшедшая в результате нелепой случайности. Это как бы Божья кара за самонадеянное приравнивание себя к Богу.
Когда Аким находит труп своего врага, он не чувствует радости, вопреки древней поговорке, что труп врага хорошо пахнет. Он жалеет невезучего Герцева, который, торопясь добыть для больной спутницы рыбу, совершил роковую ошибку и захлебнулся в ледяной воде, и хоронит Гогу по-христиански. Именно за Акимом остается победа в споре с Герцевым, именно ему, а не Гоге, удается добыть Царь-рыбу. И, хотя, как признается сам охотник, он «культуре обучался... в Боганиде и на «Бедовом»», как подтвердил потом поселковый фельдшер, в отношении Эли «парень-то, что в его силах-возможностях было, делал правильно, - и не без гордой значительности молвил еще: - Таежная наука!» Удача становится наградой за то, что он сохраняет верность общечеловеческим, христианским моральным ценностям, готов, не задумываясь, помочь ближнему и пожалеть даже врага.