В целом поэзия Александра Блока воспринимается как на редкость откровенная и искренняя лирическая исповедь, раскрывающая душевный мир человека, потрясенного предельно обострившимися в его ^поху общественно-историческими противоречиями. /

Связующим началом этой поэзии, точкой притяжения ее различных и многообразных тем служит образ самого поэта (или, точнее сказать, лирического героя), от лица которого идет лирическая исповедь. Блок открыто и прямо, как редко кто до него, утверждал в поэзии свою литературную личность, свое \"я\". Он сам охарактеризовал все свои стихи как растянувшийся на много лет \"дневник его жизни\".

Но великий лирический поэт, говоря о себе и о своем, всегда говорит за всех и об общем. Потому что истинный поэт — всегда \"эхо мира, а не только нянька своей души\", по крылатому выражению М. Горького. Поэзия Александра Блока потому и приобрела такое мощное и широкое звучание, что этот лирик, сумев почувствовать и воплотить в своем творчестве главное и решающее в жизни века — ту борьбу нового со старым, которая составила основное содержание исторического процесса, обрел право говорить уже не только от своего имени, но и от лица всего своего поколения, от лица тех, кого он назвал \"детьми страшных лет России\":

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего.

Мы — дети страшных лет России —

Забыть не в силах ничего.

Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы —

Кровавый отсвет в лицах есть.

Время, история, буря века, бушевавшая вокруг Блока, — вот та среда, в которой рождалась его великая поэзия, и реальная русская жизнь предреволюционных лет всегда просвечивает сквозь ее сюжеты, символы и метафоры. Поэтому глубоко прав был Блок, когда однажды, выступая перед публикой со своими стихами, в ответ на просьбу прочесть \"о России\" он сказал: \"Это всё — о России\".

Путь \"среди революций\", пройденный Александром Блоком, был отнюдь не легким и не гладким.

Идут часы, и дни, и годы.

Хочу стряхнуть какой-то сон,

Взглянуть в лицо людей, природы,

Рассеять сумерки времен, —

писал Блок, и именно это составляло суть и пафос его напряженных идейных и художественных исканий. Сумерки того времени, когда он жил и писал, порой, бесспорно, затемняли его зрение. Но вместе с тем сама жизнь властно переучивала поэта, вела его за собой и помогала ему стряхнуть с себя тяготившие его \"сны\".

В юношеской лирике Блока (\"Стихи о Прекрасной Даме\") все овеяно атмосферой мистической тайны и совершающегося чуда. Все в этой лирике \"робко и темно\", зыбко и туманно, подчас неуловимо, только \"намек\" весенней песни, только клочок светлого неба, какие-то отблески, какие-то \"клики\"... И все это — знаки \"нездешних надежд\" на вселенское \"непостижное чудо\", на явление Вечной Девы, Прекрасной Дамы, \"величавой Вечной Жены\", \"Девы-Зари — Купины\", в образе которой для Блока воплощалось некое всеединое божественное начало, долженствующее \"спасти мир\" и возродить человечество к новой, идеально-совершенной жизни.

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо —

Все в облике одном предчувствую

Тебя. Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо. .

И молча жду, — тоскуя и любя...

Вхожу я в темные храмы, Совершаю бедный обряд,

Там жду я Прекрасной Дамы В мерцанье красных лампад...

Эта тема ожидания и предчувствия каких-то чудесных перемен — господствующая в юношеской лирике Блока. Поэт уже и тогда чувствовал неясную тревогу, ловил ее \"знаки\", уже и тогда замечал, что вокруг него ширится и растет \"буря жизни\" (знаменательно в этом смысле стихотворение \"Гамаюн — птица вещая\"), но еще страшился этой бури и пытался укрыться от нее в идеальный мир своей мечты и фантазии, где нет ни человеческих слез, ни мук, ни крови, а только музыка, розы, лазурь, \"улыбки, сказки и сны\".

Но наиболее существенно, что в интимный лирический мир Блока с каждым годом все более настойчиво врывались впечатления социальной действительности. Мирные деревенские пейзажи, на фоне которых развертывался мистический роман поэта с его Прекрасной Дамой, вытеснялись резко очерченными, часто фантасмагорическими картинами большого города (точнее сказать — Петербурга). И вот что особенно знаменательно: как только поэт стал внимательнее, пристальнее вглядываться в окружавшую его реальную жизнь, ему открылись ее чудовищные контрасты и непримиримые противоречия — голод голодных и сытость сытых, и в нем громко заговорила совесть.

Стихотворение \"Фабрика\", написанное в конце 1903 года, может рассматриваться как точка поворота на творческом пути молодого Блока. В образе кого-то \"неподвижного\" и \"черного\" поэт, впервые непосредственно обратившись к социальной теме, попытался выразить свое, тогда еще смутное, представление о \"правопорядке\", обрекающем человека на \"томления рабьих трудов\".

Революция 1905 года была глубоко пережита Блоком и сыграла громадную, можно сказать, решающую роль в его жизни и судьбе. Она вывела поэта из состояния уединения и созерцательности, в котором он долгое время пребывал, показала ему лицо быстро меняющейся жизни, пробудила в нем чувство кровной связи с народом и сознание общественной ответственности за свое писательское дело.

На смену мистическим видениям в таинственных храмах приходят реальные, неприкрашенные картины человеческого горя:

Мы встретились с тобою в храме

И жили в радостном саду,

Но вот зловонными дворами

Пошли к проклятью и труду.

Мы миновали все ворота

И в каждом видели окне,

Как тяжело лежит работа

На каждой согнутой спине...

Внимание Блока все больше привлекают \"новые люди\", поднимающиеся на арену истории \"из тьмы погребов\", — люди-труженики, творцы завтрашнего дня. В поэте просыпается чувство общественной активности. Сам он ищет гражданской отваги, \"отважной красоты\" и гневно обличает тех, кто остается слеп и глух к запросам жизни:

Я вижу: ваши девы слепы,

У юношей безогнен взор.

Назад! Во мглу! В глухие склепы!

Вам нужен бич, а не топор!

Блок не щадит и самого себя — за то, что и ему не хватает отваги, за то, что, искренне скорбя о нищих и бедных, он и хочет и не смеет \"убить\" —

Отомстить малодушным, кто жил без огня,

Кто так унижал мой народ и меня!

Кто запер свободных и сильных в тюрьму,

Кто долго не верил огню моему,

Кто хочет за деньги лишить меня дня,

Собачью покорность купить у меня...