Дьявола, пожалуй, для Булгакова
действительно не существует
Е. Сидоров
По профессии Михаил Афанасьевич Булгаков был врачом. И первые его писательские работы были навеяны впечатлениями земского врача. Видимо, медицина располагаетк глубинным размышлениям о жизни. Вспомним Чехова — он тоже был медиком. О Чехове в связи с Булгаковым-мистиком я вспомнил потому, что, по некоторым литературным источникам, например — эссе В. Розанова, Антон Павлович в жизни не лишен был мистических убеждений и настроений.
Итак, можно предположить, что мистическое мироощущение свойственно в той или иной степени всем врачам. Это понятно, потому что им приходится быть частыми свидетелями смерти людей. Булгаков не избежал мистических настроений, но они у него вылились в сатиру. К своему роману “Мастер и Маргарита” Булгаков шел длинным путем: в начале 20-х годов им был задуман роман “Инженер с копытом”, и лишь с 1937 года этот роман стал называться “Мастер и Маргарита”. Как видим, мистическая символика с самого начала творческого пути интересовала автора. Но интересовала как символика, не более того. Мистику Булгаков использовал во многих своих вещах как более удобную для него форму передачи своих размышлений о жизни.
Дьяволиада — один из любимых булгаковских мотивов, ярко был выписан в “Мастере и Маргарите”. Но мистика в романе играет вполне реалистическую роль и может служить примером гротеско-фантастического, сатирического обнажения противоречий действительности. Воланд карающей силой проносится над Москвой. Его жертвами становятся глумливые и непорядочные люди. Потусторонность, мистика с этим дьяволом как бы не вяжутся. Если такого Воланда не был© бы в государстве, погрязшем в пороках, то его надо было бы выдумать.
И вообразили, что спрятались: к буфетчику с “рыбкой второй свежести” и золотыми десятками в тайниках; к профессору, чуть подзабывшему Гиппократову клятву; к умнейшему специалисту по “разоблачению ценностей...”
Совсем не дьявол страшен автору и его любимым героям. Нечистая сила для автора не существует в действительности, как не существовало и богочеловека. В романе Булгакова живет иная, глубокая вера — в исторического человека и в непреложные нравственные законы. Не то плохо, что Берлиоз отрицает существование Бога и страстно доказывает это незнакомцу на Патриарших, а то, что Берлиоз полагает, что раз Бога нет, стало быть, все дозволено.
Мистическое возникает в романе только после упоминания на первых страницах имени философа Канта. Это совсем не случайно. Для Булгакова идея Канта — программная. Он вслед за философом утверждает, что нравственные законы заключены в человеке и не должны зависеть от религиозного ужаса перед грядущим возмездием, тем самым страшным судом, язвительную параллель которому можно легко усмотреть в бесславной гибели начитанного, но бессовестного атеиста, возглавлявшего Московскую ассоциацию писателей.
И Мастер, главный герой книги, написавший роман о Христе и Пилате, тоже далек от мистики. Им написана на историческом материале книга, глубокая и реалистическая, далекая от религиозных канонов. Этот “роман в романе” фокусирует в себе этические проблемы, которые должны решить для себя -каждое поколение людей, а также каждая отдельная мыслящая и страдающая личность.
Итак, мистика для Булгакова лишь материал. Но читая “Мастера и Маргариту”, порой все же ощущаешь, будто тени Гофмана, Гоголя и Достоевского бродят неподалеку. Отзвуки легенды о великом инквизиторе звучат в евангельских сценах романа. Фантастические мистерии в духе Гофмана преображены русским характером и, утратив черты романтической мистики, становятся горькими и веселыми, почти бытовыми. Мистические мотивы Гоголя возникают лишь как лирический знак трагизма, когда роман подходит к завершению: “Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, онотдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его”.
“Рукописи не горят”, — произносит один из героев романа, пытаясь сжечь свою рукопись, но это не приносит ему облегчения. Мастер помнит текст наизусть. Человеческая память добра и справедливости выше всякой мистики. Булгаков это знал.
