Я прекрасно помню свою первую встречу с книгой Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита». После чтения у меня осталось странное впечатление: «Мне ужасно понравилось! Но я … ничего не поняла». Нет, конечно, кое-что я поняла. Я безоговорочно доверилась автору, фантазеру и мистификатору, который с помощью фантастики низводит до фарса жизнь московских обывателей и посредством ряда волшебных представлений, делает для нас скрытое явным, действительное прозрачным, несуществующее — реально ощутимым. Я с удовольствием наблюдала эксперимент Воланда с булгаковской Москвой, поймав себя на том, что пытаюсь даже ответить на его вопрос: «… изменились ли горожане внутренне?» и почти предрекаю его возможный нынешний ответ: «Зарплатный вопрос их испортил».
Открыв впервые главу «Маргарита», я просто влюбилась в автора за одну только его фразу: «За мной, читатель! Кто сказал, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви». Я безоглядно пошла за ним и, как мне кажется, поняла самое главное про такую любовь: «… тот, кто любит, должен разделить участь того, кого он любит». Я действительно кое-что поняла. И все же, и все же… Меня не покидало ощущение, что я о чем-то не «договорила» с писателем, о чем-то очень важном и существенном.
И вот я снова начинаю разговор с Мастером, с удивительным писателем Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. Начинаю с первой главы. Так кто не управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле? — спрашиваю я вслед за Воландом. «Сам человек и управляет» — отвечаю я себе словами Ивана Бездомного. Как же это возможно? Ведь великий маг, мессир, Князь Тьмы уже доказал мне на печальном примере Берлиоза, что это не так. Но я имею в запасе свои примеры на этот счет.
Прокуратор Иудеи Понтий Пилат допрашивает арестованного чудака-философа. Ему не хочется, чтобы тот пострадал, Иешуа ему чем-то приглянулся. Пилат, задавая ему вопросы, пытается подсказать правильные, нужные ответы.
А правда оборачивается против него, оборачивается тем, что пятый прокуратор Иудеи, всю жизнь храбро сражавшийся против врагов Рима, сейчас струсит, испугается кесаря, побоится жертвовать своей карьерой ради какого-то бродяги-философа, объявит его преступником и пошлет на смерть, то есть сам и «пережжет волосок», на котором висит жизнь Га-Ноцри, сам управится со своей и чужой судьбой, приняв огромную тяжесть и муку на свою совесть.
А вот еще один пример. Мастер рассказывает, как он расправился со своей рукописью: «Я вынул из ящика стола тяжелые стихи романа…и начал их жечь…роман, упорно сопротивляясь, погибал. Знакомые слова мелькали передо мной… Они пропадали лишь тогда, когда бумага чернела и я кочергой добивал их». Человек возненавидел свое произведение, потому что вместо славы оно навлекло на него ненависть и зависть, и человек испугался, он сам «убил» свое детище.
А помните несчастную Фриду? Какой выбор ей оставили обстоятельства? Никакого! Загнали в угол, в тупик. Изнасилована и брошена хозяином. Прокормить ребенка без его помощи не в состоянии. Что ей было делать? Но тут же на разжалобившегося читателя автор обрушивает страшные слова Бегемота: «При чем тут хозяин? Ведь не он душил младенца в лесу».
Итак, получается, сам человек управляет, сам выбирает из нескольких предлагаемых решений одно, руководствуясь своими нравственными принципами и убеждениями. Эта мысль, как мне показалось, чрезвычайно дорога и близка для автора, и не случайно он пытается провести ее через все главы романа.
Но раз человек свободен в своем выборе, то ему самому и отвечать за него. И они отвечают: Понтий Пилат — мучительным бесконечным бессмертием, которое не дает возможности исправить то, что было до него, до бессмертия, в жизни прокуратора Иудеи; Мастер получает покой (всего лишь покой, а не свет), да и тот, как и у героя его романа, нарушается приступами бессонницы.
«Номер сто восемнадцатый» — безошибочно узнает Иван своего бывшего соседа по больнице.
Но для меня очень дорого в булгаковском романе оказалось другое — это мотив очищения от греха, искупления его и прощения. «Свободен! Свободен! Он ждет тебя!». И «человек в белом плаще с кровавым подбоем» поднимается с кресла и идет по лунной дороге. Так уходит от нас «прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».
А что же Мастер? Наверное, основная часть его лунного пути, пути к свету впереди. Впереди она и у еще, как минимум, двух героев романа: Ивана Николаевича и Николая Ивановича. Первого Мастер когда-то называл своим учеником, но тот «лечился после этого и вылечился». Второй, «полетав» однажды с прекрасной ведьмой, на век потерял покой: «Зачем, зачем я не улетел с нею?» И их «лунная» бессонница дает нам понять, что ни обязательно на свой путь искупления и пройдут его, как прошел свой путь Понтий Пилат.
Для меня это у Булгакова оказалось чуть ли не самым важным — то, что нет приговаривающей все и вся точки в конце романа, нет креста, перечеркивающего человека за то, что он шел и оступился, а есть эта лунная бессонница, лунная дорога-шанс для каждого из нас встать и идти дальше.
