Тема смерти неотступно сопровождает поэзию Державина с его первых известных нам одических творений.

В старости, на покое, живописуя званские красоты и застольные «натюрморты», увенчанные голубым щучьим пером, поэт словно бы опять видит: «Где стол был яств, там гроб стоит» — и горько пророчествует: «Разрушится сей дом, засохнет бор и сад...»
В самые разные годы, в самых разных стихотворениях у поэта, умеющего так ярко воспевать радость жизни, то почти резонерски, то лирически-страстно, прорывается извечное «помни о смерти».

«На свете жить нам время срочно...» — замечает он «первому соседу». Радуясь выздоровлению мецената И. И. Шувалова, рисует Харона:
На брег из лодки вылезает
Старик угрюмый и седой.
И, озираясь, подпирает
Себя ужасною косой.
Вздыхает над гробом графини Румянцевой: С убогим грузом иль богатым, Всяк должен к вечности пристать.

Рядом с алмазной горой водопада Кивач поэт вновь возвращается к мучающей его мысли:
Не зрим ли всякой день гробов,
Седин дряхлеющей вселенной?
Не слышим ли в бою часов
Глас смерти, двери скрып подземной?

Так, один из самых жизнелюбивых и бодрых русских поэтов оказывается завороженным видением смерти. Державин был отважным человеком. Перед пугачевской разбойной вольницей, перед бушующим, захлестывающим утлую лодку Белым морем, перед вельможным и царевым гневом он не робел, не падал духом. А каково не теряться перед начальством? Известно, что в коридорах власти подобострастно сгибались даже те, кто не кланялся и пулям на поле боя.

Державинская отвага, проявлявшаяся в стихах, в которых поэт вдохновенно переживал собственную жизнь (в какую бы форму она ни отливалась), присутствовала и в непрестанном напоминании о дежурстве смерти рядом с живущими. Умение полнокровно, распахнуто жить и чувствовать, страстно переживать эту единственную жизнь в слове, может быть, и не давало ему отвести взгляд от смерти.
Но рядом с бренной жизнью у Державина всегда присутствует бессмертие, в ней и над нею — Бог.

В удивительной оде «Бог», обращаясь к Создателю, поэт говорит о своем философско-религиозном понимании и жизни, и смерти, и бессмертия:
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! - в бессмертие Твое.
В «Объяснениях» на собственные сочинения Державин, в связи с одой «Бог», привел (говоря о себе в третьем лице, как бы продолжая цезарев-скую традицию, блестяще подхваченную у нас Денисом Давыдовым) следующий «анекдот»: «Родился он в 1743 году 3 июля, а в 1744 году, в зимних месяцах, когда явилась комета... то он, быв около двух годов, увидев оную и показав пальцем, быв у няньки на руках, первое слово сказал: \"Бог\"

Рассказывая о своем младенчестве, о том, как его, хилого, новорожденного, запекали, по обычаю, в хлеб, и о хвостатой комете, поэт делает в своих «Записках» примечание, где разъясняет, что два этих события, может быть, были Провидением, они предсказали поэту трудный жизненный путь и создание им оды «Бог», «которая от всех похваляется».
Из мыслей поэта о жизни и смерти ясно, что он все же дошел в своих исканиях до гармоничного постижения единства этих вселенских крайностей, дошел через веру в Спасителя. Созрев духом, Державин уже не только самому себе, но и другим людям сумел сказать слова утешения и надежды:

Почто ж терзаться и скорбеть,
Что смертный друг твой жил не вечно?
Жизнь есть небес мгновенный дар;
Устрой ее себе к покою,
И чистою твоей душою
Благословляй судеб удар.

Итак, только в гармонии со всем сущим, включая рождение, жизнь и смерть, по Державину, утверждается связь дольнего мира с Богом, достигается победа над злом и смертью, отнюдь не являющейся преградой на пути к вечной жизни души человеческой.
Сочетание сатирических и философских начал в поэзии Г.Р. Державина

Державин предупреждает властителей: «И вы подобно так умрете, как ваш последний раб умрет!» Поэтому, и царствуя, располагая неограниченной властью, надо всегда думать о вечности. Лишь Богу дано водворить правду на Земле:

Воскресни, Боже!
Боже правых!
И их молению внемли:
Приди,суди,карай лукавых,
И будь един царем земли!

Однако такое возможно лишь после второго пришествия. Пока же, в реальном земном бытие, Державин все еще возлагал надежды на то, что поэту Богом дана возможность мудрым словом исправить нравственные пороки владык, привести их на путь добрых дел. Но надеждам этим не суждено было сбыться. Роль придворного поэта оказалась не для Державина. Екатерина, назначив его своим секретарем, ждала торжественных од в свою честь, а не мудрых советов и горьких истин.

Сам Державин, наблюдая Фелицу вблизи, испытал разочарование. Нравы Екатерины мало отличались в лучшую сторону от нравов ее придворных, и на роль идеальной правительницы государства она явно не годилась. Образ императрицы уже не вдохновлял поэта на возвышенные оды. Когда Екатерина окончательно убедилась в этом, она в 1793 г. удалила от себя Державина, назначив его на почетную, но маловлиятельную должность в Сенат. В 1795 г. он создает «Памятник» — вольный перевод оды Горация, где в заслугу себе ставит, что «истину царям с улыбкой говорил». Только улыбка у Державина была горькая.

Незадолго до смерти поэт начал философскую оду, где намеревался с высот вечности обозреть свой творческий путь. Он успел создать только одну, но гениальную строфу:

Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы,царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.

Державин сознавал: преходяще то, что было мишенью его сатиры, даже если оно запечатлено в запоминающихся поэтических образах, будет доступно потомкам «чрез звуки лиры и трубы». Останутся только вечные вопросы, которые будут продолжать задавать себе новые поколения поэтов, опять и опять наполняя вечно текущую реку времен.

Выдающийся критик В.Г. Белинский подчеркивал, что в державинских сатирических одах «видна практическая философия ума русского; посему главное отличительное их свойство есть народность, состоящая не в подборе мужицких слов или насильственной подделке под лад песен и сказок, но в сгибе ума русского, в русском образе взгляда на вещи. И в сем отношении Державин народен в высочайшей степени». Книжным, порой архаичным языком поэт сумел передать и величие века Екатерины II, и свойственные ему пороки, взглянуть на современную Россию с Божественной высоты вечности.