В конспекте статьи «Социализм и христианство» Достоевский рассматривает весь исторический путь человечества с точки зрения самосознания личности: сначала патриархально-первобытное состояние, когда человек живет в массе - непосредственно; затем цивилизация - расцвет индивидуализма, «время переходное», когда человек, как личность, «становится во враждебное, отрицательное отношение к авторитетному, патриархальному закону масс и всех». Третья форма общественного развития характеризуется тем, что человек «возвращается в массу», но уже обогащенный сознанием. Эта концепция мирового исторического процесса помогает понять группировку действующих лиц в романе «Идиот». Все герои-персонажи, противопоставленные Мышкину, относятся к периоду «цивилизации», к той стадии истории, которая является кризисным состоянием человечества и характеризуется с этим романтические тенденции в романе с наибольшей силой сказались в обрисовке Мышкина, носителя той ценности, которая выступает как нечто универсальное, обращенное к будущему.

Роман в целом - реалистический по методу обобщения действительности, образ Мышкина, «положительно-прекрасного человека», глубоко реалистический образ трагического героя, не избежавшего известной односторонности.

Заостренной духовностью Мышкин, несомненно, обращен к будущему этапу человеческой истории и предвосхищает это будущее. Но вместе с тем он лишь приближается к «вековечному идеалу» - возлюбить ближнего как самого себя, потому что полное осуществление этого идеала связано, по мысли Достоевского, с концом земного существования человека, с перерождением его в другую натуру, в другое высшее существо, которое «не женится и не посягает».

Как и любой другой человек, Мышкин находится в состоянии «переходном», некоторыми свойствами своего характера он связан с эпохой цивилизации: хотя он и лишен гордости и тщеславия, но ему свойственно личное начало, проявляющееся непроизвольно. Участник всеобщей человеческой трагедии, Мышкин связан с ней началом личности, сказавшимся в истории его отношений с Настасьей Филипповной. В чистую сферу сострадания он вносит личное влечение и восхищение, которые в данном случае, согласно авторской концепции, следует рассматривать как роковую, непоправимую ошибку, породившую тяжелые последствия. Идеал бескорыстной любви оказался неосуществленным - именно этим князь Мышкин связан с «переходным» периодом человеческой общественной истории.



Цель изобразить «положительно-прекрасного человека» в реальных обстоятельствах России 60-х годов приводит писателя к созданию трагического героя, обращенного в будущее лучшими помыслами, но еще связанного с настоящим историческим моментом человечества прежде всего до конца неизжитой «обособленностью», а также некоторой раздвоенностью своей личности. Ученые уже обратили внимание на борьбу противоположных начал во внутреннем мире Мышкина, различных сфер его сознания. Мораль сострадания - это мировоззренческая сфера героя, органически связанная с его внутренним нравственно-психологическим строем, но он ощущает и темную бездну подсознания в себе, отсюда его внимание к сложному сочетанию добра и зла в человеке. Гармоничность Мышкина - выстраданная гармоничность. Простодушие, доверчивость не мешают князю быть проницательным: «Насквозь человека пронзаете, как стрела, такою глубочайшею психологией наблюдения».

В романтическом искусстве конкретно-историческая социальная действительность, лишенная положительного общечеловеческого содержания, как «антиценность» противостоит «ценности», т. е. началам добра и красоты в личности героя. Такой антитезы в романе Достоевского нет. Участники «цивилизации», т. е. дво-рянско-буржуазногб общества, страдающие индивидуалистическими настроениями, тоже отличаются сложностью, как и положительный герой. Они все почти тянутся к чистой, бескорыстной любви и с благоговением относятся к Мышкипу как нравственно высокому человеку, который пришел, чтобы вести их к высшему единению. Познакомившись с Мышкиным в вагоне поезда, Рогожин сказал ему: «Князь, неизвестно мне, за что я тебя полюбил». Даже «опытному» камердинеру генерала Епанчина князь «почему-то нравился», хотя он и чувствовал нелепость простого разговора с «человеком». Настасья Филипповна сразу же «поверила в него». Для Аглаи Мышкин - «рыцарь бедный» из стихотворения Пушкина, воплотивший в себе «огромное понятие средневековой рыцарской платонической любви». Все как-то непосредственно постигают душу князя Мышкина именно потому, что он ближе других стоит к живому источнику жизни. В каждом человеке он открывает эту робкую и таимую потребность любить. Он видит, как все его окружающие страдают под бременем тиранического самолюбия. Утверждая себя, они вступают в противоречие с глубинным своим духовным «я». Мышкин же проницательно видит человека в его подлинном содержании.

Достоевский понимал, что чувство личности - самое прочное, коренное чувство в человеке. Он писал: «Потребность заявить себя, отличиться, выйти из ряду вон есть закон природы для всякой личности; это право ее, ее сущность, закон ее существования, который в грубом, неустроенном состоянии общества проявляется со стороны этой личности весьма грубо, даже дико, а в обществе уже развившемся - нравственно-гуманным, сознательным и совершенно свободным подчинением каждого человека выгодам всего общества и обратно, беспрерывной заботой самого общества о наименьшем стеснении прав всякой личности»20. Чувство личности признается писателем вполне естественным и зависящим от состояния общества. Он осуждает лишь те проявления, которые оказываются грубым эгоизмом, себялюбием, и приветствует те, которые принимают форму самоотверженного служения другим. В «Зимних заметках о летних впечатлениях» Достоевский сказал о сознательном самопожертвовании как признаке высочайшего развития человека, его могущества.

При всех отличиях Толстой и Достоевский сходятся в признании сущности человека как духовной, которая бесконечна и свободна внутри самой себя. Но как явление жизни, человек представляет собою единство противоположных начал - духовного и плотского, эгоистической сосредоточенности на себе и неизбывного стремления слиться с другими любовно. С одной стороны, обособленное существование людей как чувственных организмов, их инстинктивное движение отгородиться друг от друга, а с другой стороны их объединяет всеобщая идеальность, объясняющая их заинтересованное влечение друг к другу. Благодаря внутреннему единству, все личности, несмотря на самостоятельность и обособленность, входят в «животворящую их идеальность», если выразить мысль Толстого и Достоевского словами Гегеля. Человек, не властный преодолеть личное начало, чувство своей раздельности с другими, может слиться с ними в порыве бескорыстной любви и сострадания. Эгоизм и самолюбие всего живого на Земле преодолевается великой способностью к любви и согласию. Все люди близки друг другу животворящим началом любви, свободной духовной сущностью, которая и составляет их живое единство, их глубочайшую субстанцию.

«Идеальность», как глубочайшая основа личности, проявляется в этом духовном преодолении своей раздельности, обособленности, в этом духовном растворении себя в других, в готовности жертвенно служить другим. «Идеальность» выражает себя в чувстве неразрывной связи с родиной и народом, ответственности за его страдания, в благоговейном признании народа носителем высшего нравственного сознания при всех эмпирических безобразиях его отдельных представителей. Как член народа, человек обретает настоящую реальность, и величайшее развитие его личности происходит через духовное внутреннее единство с народом, а через него с человечеством. Согласие с Целым приводит человека в гармоническое состояние духа. Чувство личности, связанное с самолюбивой обособленностью существования, теряет остроту в этом согласии, в этом единстве со всеми, в сознании торжествующей духовности. Таким образом, эгоистическое обособление людей в какой-то степени преодолевается благодаря их братскому тяготению друг к другу, братскому общению, жажде «прощения». Человек, как замкнутая в себе непосредственность, «одушевленная, чувствующая единица», «непосредственно единичное», живет в царстве несвободы, подчинен законам необходимости. Только в слиянии с другими, только в жертвенном служении другим он обретает свободу.

Живой организм как бы замыкается внутри себя, отгораживается от остальной реальности, но вместе с тем располагает и тенденцией к слиянию с другими, теряя в этом слиянии болезненное чувство личности и получая высочайшее нравственное удовлетворение.