Аркадий Долгорукий незаконнорожденный сын помещика Версилова, получивший «княжескую» фамилию своего юридического отца Макара Долгорукого, бывшего дворового человека. А. Д. вырос вне семьи, «детские грустные годы» провел в частном пансионе, подвергаясь насмешкам и унижениям. Тогда он, по его собственным словам, «сознал, что я… лакей» и начал в мечтах «пересоздавать жизнь на иной лад». Образ пушкинского Барона, скупого рыцаря, а позднее Ротшильда, становится для юноши идеалом, совмещая в себе эстетически значимое чудо (внезапное явление из ничтожества), тайну (полная безвестность до накопления «рот-шильдовой цифры») и авторитет (Ротшильд «выше всех», так как «деньги …единственный путь, который приводит на первое место даже ничтожество»).
Излагая свою идею «стать Ротшильдом», подросток резко отграничивает ее от накопления для «лишнего куска» («фатерст-ва») и бессмысленной скупости — «гарпагон-ства»; став миллионером и явившись миру, он готов даже раздать свои богатства, тем самым став «вдвое богаче».
Окончив гимназический курс, Аркадий Долгорукий приезжает в Петербург — город, избранный им для осуществления идеи. Однако здесь его захватывают другие события: он разгадывает Вер-силова, о котором, по собственному признанию, «мечтал взасос»; участвует в многочисленных интригах вокруг компрометирующего молодую вдову Ахматову документа, волею случая попавшего в его руки; сближается с молодым князем Сокольским и живет на его деньги, не подозревая, что от князя беременна его сестра Лиза.
Сознавая свои «падения», Аркадий винит себя в уклонении от идеи, однако во всех «уклонениях» соблазняется как раз тем, что привлекает его в образе Ротшильда: могуществом и властью (искушение документом, обладание которым делает Ахмакову жертвой А. Д.), блеском (искушение дружбой с Сокольским, дающей средства на рысаков и рестораны, доступ в свет). Инстинктивно чувствуя нечистоту своего идеала, А. Д. пытается найти замену ему у Версилова, живописующего картину «золотого века» — общества добродетельных людей без Христа. Появление в семье Макара Долгорукого, его «умилительные» беседы, праведная смерть оказываются сильнейшим впечатлением, поселяющим в душе подростка жажду благообразия. Происходит очищение «нечистого идеала», свидетельством чего становится отказ шантажировать Ахмакову, результатом — появление записок.
Формулируя для себя «главную идею» произведения, Достоевский писал: «Подросток хотя и приезжает с готовой идеей, но вся мысль романа та, что он ищет руководящую нить поведения, добра и зла, чего нет в нашем обществе, этого жаждет он, ищет чутьем, и в этом цель романа», О своей нетвердости в «разумении добра и зла» неоднократно высказывается и сам А. Д. Шаткость, промежуточность его состояния между «безгрешным» детством и взрослой ответственностью подчеркнута как названием, так и возрастом героя. Двадцать лет — возраст совершеннолетия в Пятикнижии Моисея, отделяющий «детей», «не знающих ни добра ни зла», которым еще может открыться Земля Обета, от «отцов», чьи «трупы падут в пустыне сей» (Числа, 14: 29-32).
Таким образом, для девятнадцатилетнего героя проблема выбора «руководящей нити поведения» предельно обострена.
Долинин и Розенблюм отмечают близость образа А. Д. «подпольному типу» из замысла цикла «Житие Великого Грешника» (возраст, имя, учеба в пансионе Тушара и т. д.), подчеркивают особое значение в сюжете мотива покаяния, что свидетельствует о следовании идеалу «благообразия», завещанному Макаром Долгоруким. Эта концепция подтверждается черновыми редакциями: «Молодой человек (NB великий грешник) после ряда прогрессивных падений вдруг становится духом, волей, светом и сознанием на высочайшую из высот.
Все дело в том, что все начала нравственного переворота лежали в его характере, который и поддался-то злу не наивно, а с сознательной злой думы». «Если от Я, то вся поэма в том: как было я пал и как я был спасен». В окончательном тексте подобных оценочных высказываний в устах повествователя нет, в сглаженном виде они переданы второстепенному персонажу, Николаю Семеновичу, «несколько холодному эгоисту, но бесспорно умному человеку», по словам А. Д. Сообщая свое мнение о записках, он характеризует подростка как одного из юношей с «затаенным желанием беспорядка», происходящим от «затаенной жажды порядка и благообразия». Подобную характеристику получает А. Д. и от Версилова (ч. 3, гл. 7), относящего себя в отрочестве и своего сына к «задумывающимся детям», «оставленным на одни свои силы и грезы и с страстной, слишком ранней и почти мстительной жаждой благообразия».
Сам факт передачи записок, начатых «для одного себя», другому лицу, изменение тона повествования от декларации своих прав до самообвинения, недвусмысленная отнесенность времени окончания «процесса припоминания и записывания» к последней неделе Великого поста свидетельствуют об их близости исповеди (причем не только как литературному жанру, но и как таинству). Ю. Ф.Карякин «главной и простой тайной» романа считает «открытие дневника как орудия духовной самовыделки», противопоставление «долгого, трудного процесса беспощадного припоминания» идеям «капитала разом» и «скорого подвига» (см. его книгу «Достоевский и канун XXI века», 1989).
Предшественники образа А. Д. в литературе —Дэвид Копперфильд Диккенса, Гринев Пушкина; помимо этих произведений в процессе работы над романом Достоевский неоднократно вспоминает «Исповедь» Руссо, «Отцов и детей» Тургенева, «Войну и мир» Толстого. «Подросток» в глазах его автора — «роман о нынешних детях и нынешних отцах» с героем — членом «случайного семейства» в противоположность «родовому типу», представленному в «дворянской литературе» и открытому еще Пушкиным в «Капитанской дочке», замысле цикла «Предания русского семейства».
Среди прототипов А. Д. исследователи называют самого Достоевского, указывая на ряд совпадений в биографии автора и героя; А. С.Долинин отмечает также сходство А. Д. в гл. 8 части 1 романа с психологическим портретом Некрасова, данным в некрологе Достоевского.