На умонастроение главного героя романа оказывает большое влияние его старший брат Николай, человек острого ума, тяжело больной, мучительно умирающий. Брат, заставляющий Левина глубоко задуматься не только над «вечными вопросами» жизни и смерти, но и над тем, как найти выход из жестоких общественных противоречий, требовавших «развязки». Левин беседовал с братом о будущем России, о социальной революции, о Парижской коммуне, о коммунизме. Николай Левин был убежден в том, что революция необходима: это, говорил он, «разумно и имеет будущность, как христианство в первые века». Связанный с революционерами (многие называли их тогда нигилистами), Николай Левин осуждал брата за нежелание отказаться от своих привилегий. Так, он высмеял его намерения вести свое хозяйство на артельных началах с крестьянами. Николай прямо говорит ему по этому поводу: «…Тебе хочется оригинальничать, показать, что ты не просто эксплуатируешь мужиков, а с идеею».

Константин Левин страшно обиделся на брата за эти слова. И как это ни тяжело ему, но он должен признать справедливыми, точно выражающими правду жизни слова брата: «…Мужики теперь такие же рабы, какими были прежде». Заботясь об «общем благе», Левин, остающийся помещиком, думает и о своих интересах. На слова его старой экономки Агафьи Михайловны о том, что он чересчур много заботится о мужиках, Левин отвечает: «Я по о них забочусь, а для себя делаю… Мне выгоднее, если мужики лучше работают». По дело тут, разумеется, не в одной выгоде, а и, с детства возникшей у Левина привязанности к деревне и к крестьянам. Как и Толстой, Левин презирает великосветское общество с его лицемерием, честолюбием, условностями, фальшивой моралью. В то же время Левин склонен отрицать всю городскую культуру, всю цивилизацию. Идеалом для него является деревенская жизнь в помещичьей усадьбе. Он хочет только, чтобы эта жизнь была основана на справедливом отношении барина к крестьянину. Левин пытается вести свое «дело» совместно с крестьянами, но наталкивается на их недоверие. Мечтам Левина о «бескровной революции», при которой не пострадали бы интересы ни крестьянина, ни помещика, не суждено было осуществиться.

Как это было и с другими толстовскими героями, искания Левина завершаются тем, что он приходит к религии, но, разумеется, к особенной - не церковной. Левин решает, что ему надо жить, как живет уважаемый народом старый крестьянин Фоканыч. О нем люди говорят, что он «для души живет, бога помнит». В беседе с ним Левину открылся истинный смысл жизни, могущий осветить всю его дальнейшую деятельность.
В критической литературе о Толстом не раз проводилась аналогия между этим финалом духовных исканий Левина и духовным кризисом, пережитым Толстым в конце 70-х - начале 80-х годов, о котором он рассказал в своей «Исповеди». Однако сам Толстой предостерегал против чрезмерного сближения финальных глав романа «Анна Каренина» и «Исповеди». Действительно, мы знаем немало резких и не всегда справедливых отзывов Толстого о современных ему критиках. Но из этого вовсе не следует, что он отвергал литературную и художественную критику, не признавал ее высокого значения. Знакомясь с критическими отзывами на свои произведения, Толстой нередко возмущался, негодовал. Еще только вступая на путь писательства, молодой Толстой стремился определить свои взаимоотношения с критикой. В первую законченную повесть «Детство» он намеревался включить главу «К тем господам критикам, которые захотят принять ее на свой счет». В ней начинающий автор резко осудил поверхностные журнальные статьи с грубыми нападками на «хорошие сочинения» Гоголя и Тютчева, Гончарова и Григоровича. Задача настоящей критики, утверждал Толстой,- «дать понятие о ходе литературном, о значении и достоинствах новых книг». И потому - «критика есть вещь очень серьезная» . В этих словах Толстого - ключ к оценке его собственной литературно-критической деятельности и к пониманию полной драматизма истории сложных взаимоотношений писателя с журнальной критикой его эпохи. Вспомним о том, как была встречена «Война и мир» ее первыми читателями, писателями и критиками - современниками Толстого.

Пользовавшийся тогда расположением Толстого и преклонявшийся перед его талантом Н. Н. Страхов следующим образом обрисовал растерянность читающего общества и журнальной критики, вызванною появлением «Войны и мира»: «Люди, приступавшие к этой книге с предвзятыми взглядами,- с мыслью найти противоречие своей тенденции, или ее подтверждение,- часто недоумевали, не успевали решить, что им делать - негодовать или восторгаться, по все одинаково признавали необыкновенное мастерство загадочного произведения».

В романе «Анна Каренина» уже сильно звучат мотивы, которые предвещали крутой перелом во взглядах писателя, определивший направление и содержание его дальнейшего творчества. Достаточно вспомнить о беседах, которые Константин Левин ведет со своим братом Николаем. Никто яснее Николая не объяснил ему причины жесточайшего кризиса, охватившего пореформенную Россию, и никто более, чем он, не заставил Константина Левина задуматься о будущем страны и народа. Чем туже затягивался узел социальных противоречий, тем более мрачной становилась общественная атмосфера, тем невыносимее был гнет. Характеризуя эту пору русской жизни, Щедрин писал: «Что-то чудовищное представляется мне, как будто весь мир одеревенел. Деревянные времена, деревянные люди».

И в то же время в стране шла крутая ломка всего старого уклада жизни: капитализм расчищал себе дорогу, принося пароду новые мучения.