В творчестве Михаила Зощенко, в частности в его рассказах, особое место занимает позиция авторского лица и авторской маски. В этой теме мне хотелось бы, в меру своих знаний творчества М. Зощенко, раскрыть механизм авторской позиции. Задача этого реферата попытаться разобраться во взаимоотношениях складывающихся в процессе повествований между рассказчиком, как таковым и настоящим автором рассказов. Зощенко не использует в своих рассказах принцип прямой авторской оценки, а предпочитает подать маску точного обывателя. Получается так, что о каком-то случае рассказывает не сам автор, а другой человек из той среды обывания.
Как представитель того мира, он привносит в событие соответственное ведение действительности. Сатира Зощенко многомерная, с одной стороны автор высмеивает героев рассказа, а с другой в сатирический роли выступает и сам рассказчик. Зощеновский рассказчик является, как правило, отрицательным героем, который вызывает к себе одновременно и отвращение, и жалость. Зощенко нигде открыто не ругает своего рассказчика, он даже относиться к нему, как бы с сочувствием. Но сочувствие это такое, что в дальнейшем ощущается примитивность персонажа, его чувств и мыслей. В рассказе “Мещанский уклон” рассказчик защищает Васю Растопыркина героя рассказа. И чем дальше рассказчик описывает самого Васю Растопыркина, и то что с ним произошло, чем больше защищает его, там всё более абсурдным становиться поведение и того и другого. “Василия Тарасовича Растопыркина - Васю Растопыркина, этого чистого пролетария, беспартийного чёрт знает с какого года выкинули с трамвайной площадки”. Рабочего человека выкидывают из трамвая, что вызывает негодование рассказчика. Хотя ирония, с которой автор пишет, заставляет усомниться в правомерности негодования рассказчика. “Конечно, слов нет, одет был Василий Тарасович не во фраке, ему, знаете, нету времени фраки и манжетки на грудь одевать.
Он, может, в пять часов шабашит и сразу домой прёт. Он, может, маляр. Он, может, действительно, как собака грязный едет. Может, краски и другие предметы ему льются на костюм во время профессии. Может, он морально от этого устаёт и ходить пешком ему трудно”. Растопыркин пачкает всех, проливает на кого то краску, и при этом непоколебимо уверен в своей правоте. Но под осмеянием автора оказывается не только Вася Растопыркин, но и: даже в большей степени, сам рассказчик, всё время демонстрирующий свою глупость. Зощенко иронично относиться к своему рассказчику. Он не только не разделяет его взглядов и стремлений, а наоборот отрицает этот тип миропонимания. В его сознании существует иной мир, недоступный пониманию героя-обывателя.
Наличие этого мира, Зощенко предполагает увидеть в нравственном, и в интеллектуальном воспитании читателя, который сможет уловить иронию Зощенко. В рассказах Зощенко есть не только насмешка над ничтожными и жалкими людьми, но сострадание к ним, таящаяся внутри смеха печаль. Повествование строиться таким образом, что персонажи его рассказов, включая и образ рассказчика, воспринимается не только как носители нравственного уродства, но и как жертвы сложных исторических обстоятельств, которые оказываются сильнее них. Тенденции реальной жизни, как бы перевели их из “маленьких людей”, достойных существования в “мелких людишек”, способных вызвать лишь презрительную усмешку. Ирония одна из важнейших черт Зощенко. Наличие иронического отношения к окружающему воспринимается как ключ к пониманию истинных отношений между автором и рассказчиком. В рассказах чувствуется ироничный взгляд автора. Всё написанное воспринимается по-другому, любое утверждение воспринимается как отрицание того, о чём идёт речь. У Зощенко постоянно ведётся полемика с языковыми штампами.
Образ глупого рассказчика и здесь помогает автору. Монолог рассказчика насыщен расхожими выражениями и характерными штампами того времени. Ирония автора по отношению к герою переноситься в сферу языка, сомнительная репутация говорящего бросает тень на выражения, которые Зощенко заставляет постоянно, к месту и не к месту употреблять в своей речи: “Всегда я симпатизировал центральным убеждениям. Даже вот когда в эпоху военного коммунизма НЭП вводили я не протестовал. НЕП так НЕП. Вам видней” (”Прелести культуры”)
Зощенко часто даёт возможность своим героям высказаться по разным поводам. Залихватский тон разглагольствований рассказчика и скрытый авторский комментарий создают эффект сатирического изображения: “… между прочим, при введении НЕПа сердце у меня окончательно сжималось. Я как бы предчувствовал некоторые резкие перемены. И действительно при военном коммунизме, куда было как свободно в отношении культуры и цивилизации. Скажем, в театре можно свободно даже не раздеваться сиди, в чём пришел. Это было достижение.
