У Зощенко очень много “рассказывающих” героев, объясняющих своё житьё. В значительной степени этими качествами наделён рассказчик, который иногда рассказывает очень колоритно о серьёзных проблемах. Начав “философствовать” о культуре, рассказчик продолжает: “А вопрос культуры - это собачий вопрос. Хотя бы насчёт того же раздевания в театре. Конечно, слов нету, без пальто публика выгодно отличается - красивей и элегантней, но, что хорошего в буржуазных странах, то у нас выходит боком” Подобные размышления не чего не имеют с настоящей точкой зрения автора. Но в тоже время Зощенко вкладывает в речь рассказчика, какие то важные для него мысли. Возникает эффект сопричастности с героями рассказов, которые одновременно высмеиваются автором.

Одной из черт в рассказах Зощенко было выявлении в жизни низменного, неприглядного, отсюда и упрощение речи героев. Язык персонажей внешне простой, на самом деле необыкновенно сложен, разный по стилю. Каждое высказывание должно принадлежать абсолютно разным, непохожим друг на друга людям, и должно существовать в разных ситуациях. Поэтому рассказчик воспринимается человеком мало грамотным, смешным и нагловатым. Все эти облики уживаются в одном человеке. Несовместимые выражения могут существовать рядом, в одной фразе или реплике героя. Зощенко использует это для маневрирования текстом, резко менять повествования в сторону любого из стилей присутствующих в разговоре персонажа. Это говорит о том, что образ зощенского рассказчика сложнее, чем считается, что видно практически в любом из рассказов Зощенко. К примеру, “Кузница здоровья”.

Начало настраивает на лирический лад: “Крым это форменная жемчужина. Оттуда народ приезжает только диву даёшься. То есть поедет туда какой ни будь дряхлый интеллигентишка, а назад приезжает - и не узнать его. Карточку раздуло. И вообще масса бодрости, миросозерцания. Одним словом, Крым - это определённо кузница здоровья” Главным кажется восхищение автора благодатностью южного климата, но в тексте есть что-то, из за которого возникает атмосфера иронии, насмешки. “Крым - это форменная жемчужина” “Крым - это определённо кузница здоровья” Если бы не слова “форменная” и “определённо”, эти фразы можно было бы отнести к официальному тексту, как бы взяты из официального документа. И писатель всего двумя не к месту вставленными словами снимает пафос своего утверждения. “Оттуда народ приезжает только диву даёшься, то есть поедет туда какой ни будь дряхлый интеллигентишка …” это продолжение ни как не укладывается заданной предыдущей фразой тональность.

Оно больше похоже на выдержку из обычного повседневного разговора. Происходит резкая смена стилевых потоков. Далее идёт выражение “Карточку раздуло”, вызывающие новые ассоциации. Оно может принадлежать только необразованному, некультурному человеку, это уже уличный жаргон. Фразу про “массу бодрости, миросозерцания” вряд ли произнесёт просто необразованный человек. Скорее всего, она принадлежит мало грамотной личности, нахватавшейся заезженных выражений и употребляющей их к месту и не к месту. В одном коротеньком кусочке текста, подряд, друг за другом проходят четыре различных, казалось бы, никак между собой не соотнесённых речевых системы. Каждый стилевой поток - это не просто повествование от чьего то лица, он имеет свой юмор, действующий как в его пределах, так и на протяжении всего рассказа. Нарочитая безграмотность, комическая дисгармония языка объединяет все эти направления, заставляя воспринимать произведение как единое целое. Это скрепляет и образ, и образ рассказчика, соединяя его многочисленные ипостаси пусть в непривлекательное, но одно лицо. В большинстве случаев языковые казусы в речи рассказчика скрыты формальной правильностью высказывания. Чем правильнее кажется на первый взгляд построение фразы, тем сомнительнее первый взгляд построение фразы, тем сомнительнее первый взгляд построение фразы, тем сомнительнее её словесный материал: “Тут, спасибо, наша уборщица Ксюша женский вопрос на рассмотрение вносит. - Раз, говорит, такое международное положение и вообще труба. То, говорит, можно для примеру, уборную не отапливать. Чего зря поленья перегонять? Не в гостиной!” (”Режим экономии”)

Кроме смысловых расхождений обращает на себя внимание удивительная способность автора ставить точку, подводить своеобразный словесный итог написанному. Сказав, что в целях экономии можно не отапливать уборную, автор вроде бы завершил эту странную мысль, поставил смысловую точку. Тем ни менее он добавляет” “Чего там зря поленья перегонять?” Да ещё и конкретизирует: “Не в гостиной!”. Зощенко как бы дозирует информацию, см каждым разом предлагая всё больше курьёзного и смешного. Нагнетание бессмыслицы идёт по витку, по нарастающей, пока не достигает полного абсурда. Странности в поведении героя и его малограмотный мещанский жаргон вызывает у автора усмешку. Зона этой иронии выходит далеко за пределы поведения героев. Она охватывает многие, прямо не изображенные обстоятельства их жизни.

Зощенко иронизирует над некоторыми установленными обычаями нового времени, новой эпохи. Они столь прочно вошли в стихию народной жизни, что приобрели характер привычки. Личное в человеке не только отодвинуто на второй план общегосударственным, последнее почти выдавило из его духовного мира ощущение суверенности своего “Я”. В изображении Зощенко мир предстаёт невероятно примитивным и эгоистичным - управляющие в нём законы во многом абсурдны. Зощенко страдает от этого абсурда. Но особенность его художественного таланта состоит в том, что где- то в глубине него таится гуманистическая надежда, что всё в мире переменится.