Warning: mkdir(): Permission denied in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 43 Warning: mkdir(): Permission denied in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 43 Warning: fopen(/home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/cache_resume/_story_text/Vasilev/Vspiskahneznachilsia/resume_page2.cache): failed to open stream: No such file or directory in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 100 Warning: fputs() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 101 Warning: fclose() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 102 Страница: 1  [ 2 ]  3 

Вскоре все собрались вокруг стола пить чай с выпечкой, которая, по словам тети Христи, сегодня али из подземелий и в штыковых атаках уничтожали тех, кто рисковал остаться на ночь. И немцы боялись ночей”.
Но Плужников и Сальников пошли за патронами днем. Они переползали медленно, по очереди, долго прислушиваясь, прежде чем двинуться вперед. Крепость содрогалась от взрывов; здесь, где ползли они, было пока тихо.
Они отдыхали в воронке, когда над ними показался немец, резко прозвучало: “Хальт!” Они медленно встали и поднялись наверх, ожидая выстрелов. Сальников бросился вперед и опрокинул немца, схватив за ноги, крикнул: “Беги, лейтенант, беги!” Плужников выскочил и увидел немцев, бегущих на крики. Они стреляли вокруг Николая, заставляя бегать по кругу: их это развлекало. Двое других в воронке били Сальникова. Немцы загнали Плуж-никова за обломок стены, на секунду прекратилась стрельба, и он увидел дыру: “она вела вниз, под стену, в черноту и неизвестность, и он, не раздумывая, полез в нее”. Ход резко уходил вправо, он успел ускользнуть и вдруг резко потерял опору и обрушился в пустоту, падая, услышал над головой взрыв. Немцы швырнули вслед гранату, но она взорвалась за поворотом.
Плужников упал в подземелье удачно, на руки, лежал напряженно, не шевелясь, определяя на слух опасность, потом услышал шаги: шли двое. Он вытащил пистолет, предупредил, что стреляет. Подошедшие объяснили, что он попал к своим. “Засыпало нас аж в первые залпы. Сами выкапывались, ходы рыли...” Плужников потерял сознание, очнулся лежа на скамье, около него суетились две женщины. Николай спросил, где он? Молодая напомнила: в крепость его провожала девушка. “Я Мирра”, — сказала она. Плужников все вспомнил. Пока ему все пятеро что-то говорили, он, ничего не слыша, прошептал: “Сытые, чистые, целые! А там братья ваши, товарищи ваши, там, над головой, мертвые лежат, неубранные, землей присыпанные...” Он вспоминал, как детям не давали воды, а только пулеметам, как от жажды сходили с ума... “А вы отсиживались? Сволочи. Расстреляю за трусость, за предательство! Я теперь право имею: именем тех, кто наверху лежат! их именем!”
Пока он кричал, Федорчук отступил в темноту и звякнул затвором автомата. Плужникова схватили женские руки: “Успокойся, сынок, успокойся. Вот ты и вернулся. Домой вернулся, целым вернулся. Отдохни, а там и решать будем. Отдохни, сыночек”. Лейтенант устало подумал: “Вот я и вернулся, вернулся...” В списках не значился
страница 3
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Склад, в котором на рассвете 22 июня 1941 года пили чай старшина Степан Матвеевич, старший сержант Федорчук, красноармеец Вася Волков и три женщины, накрыло тяжелым снарядом в первые минуты артподготовки. Перекрытия выдержали, а лестницу завалило. Плужников помнил этот снаряд. Взрывная волна откинула его в воронку, куда позже ввалился Сальников. Замурованные думали, что отрезаны от мира навсегда. У них была еда, мужчины вырыли колодец, и там за сутки скапливалось до двух котелков воды. Они стали отрывать ходы и однажды пробрались в запутанный лабиринт к оружейному складу, вход в который тоже был завален; нашли щель наверх и поочередно лазили подышать, посмотреть вокруг. Крепость еще жила: где-то стреляли, но вокруг было тихо. После появления Плужникова Анна Петровна ушла искать своих детей. Старшина сказал, что нужна разведка, но Федорчук отговорил — бессмысленно, кругом немцы. Анну Петровну застрелили на мосту случайной очередью. Ее дети были давно мертвы, но об этом не узнала ни она, ни оставшиеся в подвале, ни
Плужников. Опомнившись, лейтенант потребовал патронов, и его провели в склад, куда в первые часы войны бежал Сальников. Плужников всех заставил чистить оружие, снимать смазку, готовить к бою. К вечеру подготовили автоматы, запасные диски, цинки с патронами. Все перенесли в тупик под щелью, где днем он лежал задыхаясь, не веря в свое спасение. Мужчины уходили, унося на себе оружие и фляжки воды из колодца Степана Матвеевича. Женщины оставались. Плужников пообещал вернуться. Чуть позже Николай с молодым бойцом Васей обследовал все ближайшие воронки в поисках Сальникова и не нашел. Лейтенант понял, немцы забрали Сальникова в плен, “убитых они не закапывают”. Остался еще шанс, везучий Сальников выживет, выкрутится, а может быть, убежит — за дни войны он “вырос в отчаянного, умного, хитрого, изворотливого бойца”. Женщин Плужников предупредил, если мужчины не вернутся, чтобы с 14-16 часов, в период затишья, выходили с белыми тряпками и сдались в плен. Но Мирра и Хри-стя отказались, они никому не в обузу, решили отсиживаться в своей норе. Посланный в разведку Волков не доложил о прошедших немецких автоматчиках. Не успели выйти к развалинам, как раздался взрыв. Плужников понял, немцы подорвали стену. Он кинулся на помощь товарищам, но старшина сбил его с ног, прижал к земле, было уже поздно что-либо предпринимать. “Николай осознал, что не успел, не выполнил последнего приказа”. Федорчук предупредил, немцы могут отрезать путь к убежищу, молча спустились в подземелье. Николай не знал, сколько пролежал, вспоминая всех, кто прикрывал его, бросался вперед не колеблясь, не раздумывая... Лейтенант не пытался их понять, просто заново пропускал их перед своими глазами. “Он остался в живых только потому, что кто-то погибал за него. Он сделал это открытие не понимая, что это — закон войны...” Федорчук, считая, что Плужников тронулся умом, решил действовать: заложил лаз кирпичом. Он хотел жить, а не воевать. Степан Матвеевич понял, что слаб лейтенант не телом, а сломлен духом, и как тут быть — не знал. И только Мирра понимала, лейтенанта надо вернуть к жизни: заставить говорить, действовать, улыбаться. Она принесла его шинель, разбирала рухнувшие на дверь кирпичи и на третий день вытащила искореженный чемодан Николая. Плужников осмотрел его и молча закрыл кривую, продавленную крышку.
Федорчук опять начал говорить о необходимости принимать решение о будущих действиях. Мирра ответила: “Красную Армию дождемся”. Федорчук насмешливо указал на лейтенанта: “Вот она, твоя Красная Армия: без памяти лежит. Все! Поражение ей! Поражение ей, понятно это?” Он кричал громко, чтобы все слышали. Николай слышал и молчал. Он все для себя решил, только ждал, когда все уснут. Ночью бесшумно встал, взял факел, не зажигая, направился к лазу. Он был уверен — все спят. Выбравшись в коридор, запалил факел и пошел, разгоняя крыс. Странно, он все еще боялся их, поэтому не гасил факела, разобравшись, куда следует идти. Подошел к тупичку, дыра оказалась плотно забитой кирпичами — Федорчук потрудился на славу. Николаю не хотелось делать задуманное здесь, он предпочитал просто исчезнуть, но его лишили этой возможности. Придется им потом обсуждать его смерть, возиться с его телом... Он достал пистолет, поднес к груди, нащупав левой рукой ровно бьющееся сердце. “Коля!” Если бы она крикнула любое другое слово, он бы спустил курок, но крик был из того мира, где был мир, а здесь не было и не могло быть женщин. Он невольно опустил руку. Мирра • успела добежать, она поняла, что остановила его: “Ты — Красная Армия, ты — моя Красная Армия. Как же ты можешь? Как же ты можешь бросить меня? За что?” Его смутило, что кто-то нуждается в нем: нужен защитник, друг, товарищ. Они вернулись в убежище, Мирра пообещала молчать о случившемся. Впервые Плужников заснул спокойно. Утром он встал, умылся, побрился и переоделся в летнее обмундирование. Сев к столу, приказал докладывать. Но ему никто не мог объяснить обстановку: разведка не высылалась. Федорчуку Николай приказал через час освободить лаз. Тот отказывался работать днем. Но Плужников сказал: “Не буду, не хочу, не могу” — забыть. Мы Красная Армия, и здесь действуют воинские порядки.
2
Федорчук выполнил приказ. Ночью провели разведку, но наладить связь ни с кем не удалось, перестрелка шла за Мухавцом. Днем Плужников повторил разведку, ему нужно было установить расположение немцев. Пролежав сутки у Тереспольских ворот, Николай узнал: немцы утром приходят и вечером уходят из крепости. Ростом они ниже тех, что штурмовали крепость, да и вооружены теперь карабинами. Обнаружив очаги сопротивления, вызывают огнеметчиков. Плужников старался понять, что изменилось в немцах. На следующий день он позвал с собой старшину, чтобы Степан Матвеевич тоже поглядел. Старшина показал Плужникову на стоящую шеренгу автоматчиков, немцы были бывалые, офицеры вручали им награды. Плужников забылся, начал стрелять, не думая о неудобной позиции, о старшине, а лишь о тех, за кого эти солдаты сейчас получали награды. Немцы не растерялись, они ударили по развалинам, не успела еще замолкнуть автоматная очередь Плужникова. Если бы не старшина, они бы погибли, но он хорошо знал эти помещения еще по мирной жизни. Они пробрались через двор и юркнули в свою щель. Федорчук ругался на бессмысленную пальбу. А на четвертые сутки он пропал. Федорчук очень не хотел идти в секрет, волынил, и лейтенанту пришлось прикрикнуть. Секрет уходил на целый день: от темна до темна. Федорчук не появился ни вечером, ни ночью. Николай с Волковым пошли искать сгинувшего Федорчука, поднялись в полуразрушенную башню Тереспольских ворот, куда немцы никогда не заглядывали. Оглядевшись, не нашли и следа старшего сержанта. Волков доложил о появившихся немцах. Плужников увидел, как от ворот к немцам направлялся Федорчук, подняв в руках кусок белой материи. Николай взял карабин Волкова, но промахнулся. Немцы не услышали одиночного выстрела, а Федорчук упал на четвереньки и пополз. Немцы умирали от смеха, не понимая действий русского. В следующий момент никто ничего не понял. Плужников сделал, как на училищном соревновании по скоростной стрельбе, убив предателя. Немцы открыли беспорядочный огонь, но Плужников и Волков были уже внизу, в казематах. Николай объяснил Волкову, что Федорчук за жизнь свою поганую все бы продал. Николай впервые убил не врага, поэтому ему нужно было выговориться, объяснить себе и бойцу. Вася боится лейтенанта, он как бы отгородился от него стеной непонимания. Немцы выслали отряды, один ушел в сторону, а другой рано или поздно обнаружит его и Волкова, надо немедленно уходить в развалины, так как двор с “их щелью” хорошо просматривается. Плужников объяснил Васе, что и как надо делать, тот покорно выслушал, не переспрашивая. Это не понравилось лейтенанту, но не было времени повторить. Перебежав в развалины, он услышал шум. Это не могли быть свои. Плужников пошел в разведку и увидел пленных. Они стаскивали в воронки и хоронили убитых. Николай смотрел на них и не понимал, почему не разбегаются. Плужников увидел знакомого, Прижнюка. Через него узнал: Сальников лежит в лагерном госпитале. Николай бросил пистолет для Сальникова с тем, чтобы При-жнюк передал его, и пусть Сальников просится на работу в крепость. При-жнкж неожиданно крикнул немцам, что здесь советский лейтенант, и выбежал из сектора обстрела Николая. Лагерная охрана подняла шум. Лейтенант не побежал к безоружному Волкову, а отвлек немцев в сторону. Николай легко ушел от преследователей — немцы неохотно лезли по подвалам, и опять он увидел разницу между немцами, штурмовавшими крепость,' и сегодняшними: не склонными проявлять инициативу, не любящими риска и откровенно побаивающимися подземелий. Вернувшись за Волковым, лейтенант не нашел его, Вася исчез бесследно.
Слушая Плужникова, рассказывающего о предательстве Федорчука и реакции Василия, старшина пожалел Волкова: “Жалко парнишку, пропадет... с детства он напуганный”, а Мирра пожалела Николая, которому пришлось выполнить этот тяжкий долг — убить предателя Федорчука.
В последнее время Христина болела из-за отсутствия солнца, свежего воздуха и достаточного движения, у нее стали отекать ноги, она поняла, что скоро умрет, поэтому решила уйти. Жалела только Мирру, к которой привыкла как к родной дочери. Под вечер Плужников опять пошел разыскивать Васю. Неожиданно лейтенант наскочил на двух немцев, беспечно шагавших с карабинами за плечами. Одного убил, но заклинивший патрон помешал убить второго, упавшего покорно на колени. Николай понял, что не сможет уже убить. Все время голову сверлила мысль: почему немцы стали такими, как этот, послушно рухнувший на колени. Лейтенант не считал свою войну законченной,-ему необходимо было узнать о враге все. Плужников взял “языка”, способного объяснить “загадку”, мучившую его последние дни. Мирра, немного понимавшая немецкий, переводила: это не настоящие солдаты, а караульная команда охраняет входы и выходы из крепости. Они немцы, а крепость штурмовали австрияки 45-й дивизии, земляки Гитлера. Немец сообщил, что в крепости еще остаются настоящие солдаты: саперы, автоматчики, огнеметчики. Их вызывают, если обнаруживают русских. Старшина попросил лейтенанта расстрелять немца, ему мешает сделать это раненая нога. Плужникову было тяжело, он чувствовал, не хватает решимости, но немец может предать, знает их убежище. Николай не смог застрелить безоружного человека. Ни старшина, ни Христина не спросили вернувшегося Плужникова про немца — у каждого были свои заботы. Христина решила уйти, пока ходят ноги. Утром она пошла к лазу мимо умывающегося лейтенанта и Мирры, льющей на него воду. Николай первым услышал шум и понял его причину, он крикнул женщинам уходить в убежище и кинулся вслед за Миррой. Христина неподвижно стояла под щелью, в которую немцы пальнули из огнемета. По лабиринту пронесся огненный смерч, Христина сгорела в тысячеградусной струе огня. Даже в каземате запахло горелым. Старшина заложил лаз, но запах сохранялся долго. Степан Матвеевич огорчился, что засекли их лаз, лейтенант знал — виноват он, отпустив немца, поставил под удар своих. Плужников сказал: “Я пришел, и начались несчастья. Жили до меня спокойно”. Старшина возразил, что спокойно крысы живут, вон сколько развелось, а он благодарен Николаю, заставившему их воевать. Хоть одного немца, а убил старшина, он этим очень гордился. Подсев к Мирре, старик предупредил ее, что ночью, когда лейтенант уснет, им надо поговорить, скоро она одна останется с Николаем. Утром старшина начал вязать связку гранат. На вопрос лейтенанта, что собирается взрывать, коротко ответил: “Найду” . Взглянув на спящую Мирру, попросил Николая: “Ты не обижай ее, лейтенант” , просил не бросать девушку, если соберется уходить из крепости. О себе объяснил: “заражение у меня”, пока есть силы и ноги держат, выберусь наружу. “Помирать так с музыкой”. На уговоры Николая ответил, что наказывает лейтенанту девочку сберечь и самому уцелеть. “Назло им — выживи. За всех нас”. Старшина ушел. Позже Плужников с Миррой пошли за ним. Впервые Николай увидел девушку при дневном свете: худенькое и очень бледное лицо, огромные глаза, смотревшие на него испуганно и напряженно. Мирра оглядывалась, ничего не узнавая, — все лежало в развалинах. Она попросила лейтенанта найти живых, ведь стреляют же ночью, значит, кто-то жив. Плужников обещал найти.
В Тереспольские ворота с песней входил немецкий отряд, с башни на них рухнул старшина. Раздался мощный взрыв. Николай показал Мирре: “Вот Степан Матвеевич! Вот он, Мирра! Вот он!” В списках не значился
страница 4
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Весь день они просидели в каземате молча, боясь встретиться взглядами. После гибели старшины Мирра кричала и плакала, не хотела спускаться в лаз. Немцы начали прочесывать двор, и Плужников на руках отнес Мирру к лазу. “Противоречивые чувства странно переплетались в нем. Горечь от гибели тети Христи и Степана Матвеевича и тихая радость, что рядом — хрупкая и беззащитная девушка... Он никогда еще не ощущал себя таким сильным и смелым, лишь одного не мог сейчас: не мог протянуть руку и коснуться девушки. Очень хотелось этого и — не мог”. Он сказал, что завтра разведает дорогу и отведет ее в город. “А сам?” — спросила Мирра. “А сам вернусь. Здесь — оружие, патроны. Есть чем воевать”. Мирра тяжко вздохнула, он опять собирается воевать один против всех. Николай ответил, что намерен победить. Убить его можно, но не победить. Он объяснил: “Человека победить невозможно, даже убив. Человек выше смерти. Выше”. Девушка подошла к лейтенанту, ей хотелось в такой торжественный момент быть рядом с ним, но он отстранился, сказав чужим голосом, завтра разведает дорогу, а послезавтра она уйдет. Мирра поняла: он отвергает ее, калеку, не может этого забыть, и заплакала. Она не виновата, что оказалась здесь, жива, что она калека, “только не надо меня жалеть, не смей меня жалеть”, — резко выкрикивала она. Потом затихла, накрытая бушлатом. А он, сидя за столом, изучал схему крепости, составленную Степаном Матвеевичем. Утром Мирра попросила прощение за слёзы и обидные слова, сказанные накануне. “Больше не буду”, — пообещала она. “Будешь, — уверенно ответил лейтенант, — потому что ты еще маленькая”. Днем Николай ушел в разведку. Немцы суетились больше обычного, а он не имел права рисковать, поэтому шел осторожно, избегая открытых мест, искал щель, через которую можно выбраться из крепости вместе с девушкой, передать ее людям. Понимая, что это надо сделать, все же страшился времени, когда оста- нется один. Конечно, он может уйти вместе с ней, ускользнуть в леса, где наверняка много своих, но целесообразнее оставаться в крепости, где боеприпасы, еда, убежище. Здесь он может воевать, а не бегать по лесам, которых не знает. В одном из подвалов его остановил окрик. Их было двое: сержант Небогатое и ефрейтор Климков. Плужников провел их в свой каземат. Мирра и Небогатов узнали друг друга. Климков не одобрил Плужникова, собирающегося уходить с Миррой. Она хромая, будет обузой. Небогатов согласился, девушку не стоит брать с собой. Лейтенант зло спросил: “А бросать можно?” Плужникова рассердило, что эти вояки думают только о “собственной шкуре”. Пришедшие стали смеяться над Красной Армией, комсомолом, “колченогой” Миррой. Плужников, едва сдерживаясь, взвел автомат, приказал выходить по одному. Дав ящик патронов, он выпроводил трусов. К сидящему за столом Николаю подошла Мирра, говоря, что она не может встать на колени, но встанет, когда снимет протез. Она благодарно целовала его руку за то, что не обманул ее надежд, оказавшись тем самым героем, в которого она влюбилась. “Я никогда, никогда в жизни и мечтать не смела, что могу полюбить!” Все твердили ей с детства: “калека”, а она полюбила, несмотря на войну, разве она виновата? Николай обнял ее нежно и поцеловал.
Потом они долго говорили и не могли наговориться. Она спрашивала его о сестре и матери. Он уверял, они очень полюбят Мирру, когда познакомятся. Девушка мечтает сделать в Москве настоящий протез и научиться танцевать. Но прежде, чем ехать в Москву, ее мама “растолстит” Николая, а потом они увидят Москву, Красную площадь, пойдут в театр, она никогда не была в настоящем театре.
Утром Плужников пошел в разведку. Немцы втаскивали в крепость крупнокалиберные орудия. Проходя по казематам, лейтенант встретил Васю Волкова, сошедшего с ума, напевавшего грустную песню. Плужников окликнул его, стал трясти, стараясь привести в чувство, но увидел в глазах сумасшедшего лишь дикий страх. Вася вырвался и полез наверх, его остановили немцы. Плужников резанул по ним автоматной очередью, не поглядев даже, убил ли. Мирре он не рассказал, что видел сумасшедшего Волкова.
Крысы сгрызли все сухари, Николай решил отыскать хлеб в бывшей пекарне, но по крепости ходило слишком много немцев: от этого плана пришлось временно отказаться. Пробравшись в костел, лейтенант увидел: немцы принимают в крепости каких-то важных военных чинов. Николай не знал, что это Гитлер и дуче прибыли в крепость, иначе он выпустил бы весь диск в сторону немецкого парада. ,
Много дней Плужников разбирал кирпичные завалы, не находя под ними ничего, кроме трупов. Началась осень с затяжными дождями. За день ватник промокал насквозь, а сушить было негде. Правда, Николай раздобыл четыре ватника, и Мирра следила, чтобы он их периодически менял, теперь сырость прочно поселилась в каземате, и Плужников чистил оружие два раза в сутки.
После отъезда чинов немцев в крепости поубавилось, но стали появляться гражданские, пригоняемые на расчистку территории. Плужников хотел наладить с ними связь, но их хорошо охрайяли.
Николай продолжал рыть завалы и откопал мешок армейских сухарей. Теперь он часто заставал Мирру в слезах, но она сразу же начинала улыбаться, говоря, что он сделал ее счастливой, а это под силу только волшебнику. В очередной выход в крепость Плужников сел отдохнуть и вспомнил о маме, сестре. Он не сомневался: Красная Армия упорно воюет, перемалывая немецкие части. К весне придет в Брест. Он твердо решил дожить до весны, встретить своих, доложить, что крепость не сдана, отправить Мирру к маме в Москву и вместе с Красной Армией идти дальше на запад, в Германию. Наконец появилась колонна пленных женщин. Он увидел: их охраняют не только немцы, а и дошедшие до немцев федорчуки. Женщины работали совсем близко, но он не заговорил с ними, не знал здешних надежных путей отхода, только взял у женщины узелок с вареной картошкой, луковицей и щепоткой соли, взамен положил три армейских сухаря.
Позже заметил, что Мирра ест без желания, ее тошнило. Николай испугался, что она заболела. Мирра гордо призналась: “Я нормальная женщина, и случилось то, что должно было случиться. Вероятно, это — счастье, даже наверное. Это счастье — огромное счастье, но за счастье надо платить”. Она должна уйти, чтобы спасти их будущего ребенка. Николай понимал, что просит невозможное, но не хотел оставаться один. “Не уходи”, — он не думал, что говорит. Плужникову было тяжело, он ждал, это пройдет. “Все пройдет: он уже мог вынести все, что возможно, и что невозможно, мог вынести тоже”. Она объяснила, что, кроме счастья, женщине дано чувство долга. Она должна родить здорового ребенка. Плужников пообещал, если выживет, обязательно найдет их, если нет, она расскажет сыну правду обо всех защитниках родины. Почти всю дорогу Николай нес ее на руках, это была легкая ноша. Потом она вышла из подвала к работающим женщинам. Мирра была одета в ватник и повязана платком, как большинство, никто не обратил на нее внимания. Плужников следил за Миррой, но потом потерял ее из виду, не зная, что судьба на сей раз уберегла его от самого жестокого и страшного. К вечеру пришли конвоиры и построили женщин по четыре, началась толкотня из-за одной лишней. Конвоир учуял от Мирры запах подвала, тут же доложил обер-еф-рейтору. Немец увидел еврейку, из развалин: Мирру избивали прикладами, а потом дважды проткнули штыком и еще живую завалили кирпичами.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
1
Он опять потерял счет дням, лежал в черном мраке, слышал, как крысы грызут остатки сухарей, и не было сил ни на то, чтобы встать и перепрятать сухари, ни на то, чтобы вспомнить, какое сегодня число. Он не знал, сколько дней провалялся без еды и воды, когда вернулось сознание, едва добрался до стола и ел сахар с сухарями. Есть не хотелось, но заставлял себя, потому что болезнь отступила и надо было подниматься на ноги. Уже выпал снег. Он сидел у своей дыры, кутаясь в бушлат, жадно дышал чистым морозным воздухом, тихо радуясь жизни. Вернувшись в каземат, на толовых шашках вскипятил воду, опрокинул туда банку тушенки, впервые с аппетитом поел и завалился спать под все свои бушлаты. Он опять верил в свои силы, вел счет ночам и дням, только не мог сообразить, какое сегодня число. Следующий день чистил оружие, набивал диски, ощущал себя хозяином притихшей под снегом крепости. Для себя решил, что необходимо найти свой пистолет, поте- рянный в первой рукопашной схватке. Пройдя в костел довольно спокойно, он оглянулся и обмер: по снегу тянулся отчетливый след.' Его мог скрыть только снегопад, но небо было чистым. Бродя по костелу в поисках пистолета, он услышал звуки того, первого страшного дня, а Плужников и не знал, что хранит их, что они все еще звучат в нем. Сказал вслух: “Смерти нет, и все-таки смерти нет, ребята”. Негромкий голос странно прозвучал в пустом костеле, проплыв над головой, взмыл в вышину. Он прислушался, как бы провожая свой собственный голос, и тут же услышал звук снаружи, увидел немцев, тихо оцеплявших костел. Кольцо еще не замкнулось, перед ним был пустырь, ведущий к развалинам Белого дворца. И он, выскочив в окно, побежал по открытому пространству, влетел в развалины, уходил от преследования быстро, не оглядываясь по сторонам. Он не знал этих подземелий, отложил их обследование на потом, но заболел и бежал теперь вслепую. Немцы шли по пятам, совсем не боясь подвалов, не ожидали, что он опять побежит через двор, поэтому ударили только в последний момент, и он успел проскочить. Теперь в него не стреляют, хотят взять живым. Отстреляв диск, он кинулся в соседнее помещение, оказавшееся конюшней, и закопался в навозную кучу. Немцы стали прокалывать навоз штыком, ища беглеца. Штык задел бок лейтенанта, но он сдержался, немцы не обнаружили его. Через некоторое время выбрался из-под навоза и чуть не закричал от боли: одеревенели руки и ноги, любое движение причиняло нестерпимую боль. Он шел домой, и это придавало силы, там все напоминало о Мирре: он не переставал думать о ней даже в бреду и был рад, что ей удалось выскользнуть из крепости — Николай был уверен в этом. Подойдя к знакомому месту, не нашел дыры. Снег выдал не . только его, но и убежище, немцы все взорвали. “Не было ни дыры, ни каземата, ни оружия, ни еды: все было погребено под вывороченными кирпичами. Все, вся его прошлая жизнь и все надежды на будущее...” Оставалось яростное желание выжить, мертвая крепость и ненависть, поэтому он встал и пошел в подвалы кольцевых казарм.
2
Надо было искать убежище, еду, оружие, одежду. По пути он подбирал патроны, нашел тульскую самозарядку СВТ с полным магазином, почистил оружие, патроны, перезарядил СВТ и ради такого праздника — сгрыз последний сухарь. Увидев троих немцев, решил испробовать на них самозарядку. Но обнаружилось, что его зрение потеряло резкость. Он открыл оба глаза и стал тщательнее целиться. После первого выстрела автоматика подвела. Он решил уходить, но не торопясь, чтобы не попасть в тупик, тщательно искал лаз, дыру, где бы можно было отлежаться, и нашел только потому, что искал. “Дыра располагалась вровень с полом и сразу же за уступом подвальной стены в переходе настолько коротком, что никому бы не пришло в голову, что здесь может быть еще какой-нибудь выход. Лаз, узкий, шел горизонтально, но заворачивал под прямым углом в метре от прохода: ему пришлось лечь на бок, чтобы вползти куда-то, где было темно как в могиле и как в могиле тихо. Он не знал размеров отсека, но сразу повернулся к дыре лицом и выставил автомат. Немцы прошли мимо, не заметив лаза. Неожиданно в глубине раздался голос: “Пронесло гадов?” У Плужникова радостно забилось сердце. Говоривший пообещал зажечь свечу. Когда затеплился огонек, он увидел живой скелет в ватнике. Говоривший радостно признался: “Не взяли нас гады ни автоматами, ни толом, ни огнеметами. Не взяли, не взяльс! “Худой, обессиленный человек хрипло, торжествующе смеялся, а слезы текли по бороде”. Он извинялся за слезы, объяснял их тем, что три недели не видел человека, не слышал голоса, сам с собой уже начал говорить. Ол удивился, как Плужников выжил, какие муки вытерпел. Сам рассказал, что первоначально их было много, потом четверо, три недели назад они не вернулись. У него же отнялись ноги, едва ползает на коленях, признался, что если бы его обнаружили немцы и он не успел бы застрелиться, то назвался бы русским солдатом.
Плужников представился, рассказал свою историю. Раненый назвался старшиной Семишным из Могилева. Пуля застряла у него в позвоночнике, поэтому ноги постепенно отмирают; есть немного еды, патронов, а вода кончилась три дня назад. Плужников притащил ночью два ведра снега. Утром старшина приказал Плужникову идти убивать немцев, сказал, что право имеет посылать других на смерть. Но Плужников никого не убил: немцы держго просто прозвучала команда: вчера еще он не умел так разговаривать.


Страница: 1  [ 2 ]  3