Warning: mkdir(): Permission denied in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 43 Warning: mkdir(): Permission denied in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 43 Warning: fopen(/home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/cache_resume/_story_text/uaild/kak_vazhno_bit_sereznim/resume_page1.cache): failed to open stream: No such file or directory in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 100 Warning: fputs() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 101 Warning: fclose() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /home/bitrix/ext_www/mysoch.ru/files/_script/kratkoe_soderzhanie/kratkoe_cache.php on line 102

Действие комедии происходит в лондонской квартире молодого джентльмена Алджернона Монкрифа, выходца из аристократического семейства, и в поместье его закадычного друга Джека Уординга в Вултоне, графство Хартфордшир.

Скучающий Алджернон, ожидая к чаю свою тетку леди Брэкнелл с очаровательной дочерью Гвендолен, обменивается ленивыми репликами со своим лакеем Лэйном, не меньшим гедонистом и любителем пофилософствовать. Неожиданно его одиночество прерывается появлением его давнего приятеля и постоянного оппонента-соперника во всех начинаниях, мирового судьи и владельца обширного сельского поместья Джека Уординга. Скоро выясняется, что, пресытившись светскими и служебными обязанностями (на попечении Уординга к тому же восемнадцатилетняя воспитанница), оба разыгрывают перед окружающими одну и ту же игру, только именуют её по-разному: Джек, стремясь вырваться от домашних, заявляет, что едет «к своему младшему брату Эрнесту, который живет в Олбени и то и дело попадает в страшные передряги»; Алджернон же в аналогичных случаях ссылается на «вечно больного мистера Бенбери, для того чтобы навещать его в деревне, когда вздумается». Оба — неисправимые себялюбцы и сознают это, что ничуть не мешает им при надобности обвинять друг друга в безответственности и инфантильности.

«Только родственники и кредиторы звонят так по-вагнеровски», — отзывается Алджернон о зашедших навестить его дамах. Пользуясь случаем, Джек переводит беседу на матримониальные темы: он давно влюблен в Гвендолен, но никак не осмелится признаться девушке в своих чувствах. Отличающийся отменным аппетитом и столь же неистребимой склонностью к любовным интрижкам Алджернон, опекающий свою кузину, пытается изображать оскорбленную добродетель; но тут в дело вступает невозмутимо-словоохотливая леди Брэкнелл, учиняющая новоявленному претенденту на руку дочери (та, наделенная недюжинным практицизмом и здравым смыслом, уже успела дать м-ру Уордингу предварительное согласие, добавив, что мечтой её жизни было выйти замуж за человека по имени Эрнест: «В этом имени есть нечто, внушающее абсолютное доверие») настоящий допрос с акцентом на имущественных аспектах его благосостояния. Все идет благополучно, пока речь не заходит о родословной мирового судьи. Тот не без смущения признается, что является найденышем, воспитанным сердобольным сквайром, обнаружившим его… в саквояже, забытом в камере хранения на лондонском вокзале Виктория.

«Я очень рекомендую вам обзавестись родственниками и сделать это еще до окончания сезона», — советует Джеку невозмутимая леди Брэкнелл; иначе брак с Гвендолен невозможен. Дамы удаляются. Впрочем, спустя некоторое время Гвендолен вернется и предусмотрительно запишет адрес поместья м-ра Уординга в провинции (сведения, неоценимые для незаметно подслушивающего их разговор Алджернона, горящего желанием во что бы то ни стало познакомиться с очаровательной воспитанницей Джека Сесили — намерение, никоим образом не поощряемое Уордингом, радеющим о нравственном совершенствовании своей подопечной). Как бы то ни было, оба друга-притворщика приходят к выводу, что и «беспутный младший брат Эрнест», и «вечно больной мистер Бенбери» постепенно становятся для них нежелательной обузой; в предвидении светлых грядущих перспектив оба дают слово избавиться от воображаемой «родни».

Причуды, однако, вовсе не являются прерогативой сильного пола, К примеру, в поместье Уординга над учебниками географии, политической экономии и немецкого скучает мечтательная Сесили, слово в слово повторяющая сказанное Гвендолен: «Моей девической мечтой всегда было выйти замуж за человека, которого зовут Эрнест». Больше того: она мысленно обручилась с ним и хранит шкатулку, полную его любовных писем. И неудивительно: её опекун, этот скучный педант, так часто с возмущением вспоминает о своем «беспутном» братце, что тот рисуется ей воплощением всех достоинств.

К изумлению девушки, предмет её грез появляется во плоти: разумеется, это Алджернон, трезво рассчитавший, что его друг еще на несколько дней задержится в Лондоне. От Сесили он узнает, что «суровый старший брат» решил отправить его на исправление в Австралию. Между молодыми людьми происходит не столько любовное знакомство, сколько своего рода словесное оформление того, о чем грезилось и мечталось. Но не успевает Сесили, поделившись радостной новостью с гувернанткой мисс Призм и соседом Джека каноником Чезюблом, усадить гостя за обильную деревенскую трапезу, как появляется хозяин поместья. Он в глубоком трауре, и вид его печален. С подобающей торжественностью Джек объявляет своим чадам и домочадцам о безвременной кончине своего непутевого братца. А «братец» — выглядывает из окна…

Но если это недоразумение еще удается худо-бедно утрясти с помощью экзальтированной старой девы-гувернантки и доброго каноника (к нему-то и апеллируют оба друга-соперника, заявляя, один за другим, о страстном желании креститься и быть нареченными одним и тем же именем: Эрнест), то с появлением в поместье Гвендолен, заявляющей ни о чем не подозревающей Сесили, что она помолвлена с мистером Эрнестом Уордингом, воцаряется тотальная неразбериха. В подтверждение собственной правоты она ссылается на объявление в лондонских газетах, другая — на свой дневник. И только поочередное появление Джека Уординга (разоблачаемого невинной воспитанницей, называющей его дядей Джеком) и Алджернона Монкрифа, какового беспощадно изобличает собственная кузина, вносит в смятенные умы нотку обескураженного спокойствия. Еще недавно готовые разорвать друг друга представительницы слабого пола являют друзьям пример истинно феминистской солидарности: их обеих, как всегда, разочаровали мужчины.

Впрочем, обида этих нежных созданий непродолжительна. Узнав, что Джек, несмотря ни на что, намерен пройти обряд крещения, Гвендолен великодушно замечает: «Как глупы все разговоры о равенстве полов. Когда дело доходит до самопожертвования, мужчины неизмеримо выше нас».

Из города неожиданно появляется леди Брэкнелл, которой Алджернон тут же выкладывает радостную весть: он намерен сочетаться браком с Сесили Кардью.

Реакция почтенной дамы неожиданна: ей определенно импонируют миловидный профиль девушки («Два наиболее уязвимых пункта нашего времени — это отсутствие принципов и отсутствие профиля» ) и её приданое, что до происхождения… Но тут кто-то упоминает имя мисс Призм, и леди Брэкнелл настораживается. Она непременно желает увидеть эксцентричную гувернантку и узнает в ней… исчезнувшую двадцать восемь лет назад непутевую служанку своей покойной сестры, повинную в том, что она потеряла ребенка (вместо него в пустой коляске обнаружили рукопись трехтомного романа, «до тошноты сентиментального»). Та смиренно признается, что по рассеянности положила доверенного ей ребенка в саквояж, а саквояж сдала в камеру хранения на вокзале.

Встрепенуться при слова «саквояж» наступает очередь Джека. Спустя несколько минут он с торжеством демонстрирует присутствующим бытовой атрибут, в котором был найден; и тут выясняется, что он — не кто иной, как старший сын профессионального военного, племянник леди Брэкнелл и, соответственно, старший брат Алджернона Монкрифа. Больше того, как свидетельствуют регистрационные книги, при рождении он был наречен в честь отца Джоном Эрнестом. Так, словно повинуясь золотому правилу реалистической драмы, в финале пьесы выстреливают все ружья, представшие на обозрение зрителям в её начале. Впрочем, об этих канонах едва ли думал создатель этой блестящей комедии, стремившийся превратить её в подлинный праздник для современников и потомков.