«Хороший писатель,— утверждает Хемингуэй в книге «Смерть после полудня», — должен по возможности знать все». Писатель подчеркивал познавательное значение литературы. «Каждая правдиво написанная книга — это вклад в общий фонд знаний, представленный в распоряжение идущему на смену писателю, но и этот писатель должен внести определенную долю опыта, чтобы понять и освоить все то, что принадлежит ему по праву наследования,— и идти дальше».
Хемингуэй пытался обосновать лаконизм своего стиля и связать его с умением видеть и понимать жизненные явления: «Если писатель хорошо знает то, о чем пишет, он может опустить многое из того, что знает, и если он пишет правдиво, читатель почувствует все опущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом. Величавость движения айсберга в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды. Писатель, который многое опускает по незнанию, просто оставляет пустые места. Писатель, который столь несерьезно относится к своей работе, что изо всех сил старается показать читателю, как он образован, культурен и изыскан,— всего-навсего попугай». Особенно характерно для него стремление подчеркнуть, что писатель должен писать о том, что он сам видел, пережил, знает. Он не принимает литературу вымысл, он стоит скорее за литературу факта и поэтому часто говорит, что он журналист по натуре своего творчества. Поэтому же он так решительно осуждает и понятие литературного персонажа. «Когда писатель пишет роман, он должен создавать живых людей, а не литературные персонажи. Персонаж — это карикатура».
Справедливо осуждая литературщину Хемингуэй вместе с тем недооценивал возможность обобщений. Для него проникнуть в самую суть явлений — это понять последовательность фактов и действия, вызывающих те или иные чувства, что значительно сужает возможность действительного проникновения в сущность явлений, их художественного обобщения. Не случайно с явной неприязнью Хемингуэй относится к эпосу («Все плохие писатели обожают эпос»). Так выявляются не только импрессионистические особенности творческой манеры Хемингуэя, стремящегося передать читателю настроения, чувства, переживания героя, не навязывая своих взглядов на жизнь, но и определенное стремление канонизировать свою творческую манеру.
В «Зеленых холмах Африки» разговор о литературе продолжается. Здесь писатель еще более резко подчеркивает свое отвращение к буржуазной цивилизации. Культ примитива, природы, этот своеобразный руссоизм ведет Хемингуэя к неприязненному отношению к экономике. В ней есть что-то от лукавого для охотника и почитателя боя быков.
И «Смерть после полудня», и «Зеленые холмы Африки» были для Хемингуэя попытками осмыслить место в жизни и в литературе, но ни в бое быков, ни в свободной от машин и цивилизации Африке, ни в созерцании смерти он его не находит. Хемингуэй не может решить в бегстве от общества проблему места человека в обществе, и в середине 30-х годов он вновь обращает свой взор к коренным проблемам жизни общества, затронутым, но не решенным в его реалистическом романе «Прощай, оружие!».
Писатель вынужден вновь обратиться и к эпосу, к которому совсем недавно.в книге «Смерть после полудня» высказалсвое крайне скептическое отношение.
Для возвращения Эрнеста Хемингуэя к литературе реалистической показателен один из лучших его рассказов — «Снега Килиманджаро» (1936). Герой рассказа — умирающий писатель Гарри, перебирая в памяти пережитое и написанное, приходит к выводу, что он не написал то, что хотел. Гарри не находит пути от комфорта и богатства к настоящей литературе. Его внутренний спор разрешает смерть.
Во второй половине 30-х годов в творчестве Хемингуэя наступает заметный подъем. Он связан с участием писателя в антифашистской борьбе испанского народа. Таковы роман «Иметь и не иметь» (1937), пьеса «Пятая колонна» (1938), сценарий «Испанская земля» (1938), роман «По ком звонит колокол» (1940).
Действие романа «Иметь и не иметь» происходит на Кубе и во Флориде. Герой романа — американский моряк Гарри Морган— мужественный и сильный человек, он из тех, кто «не имеет». Гарри говорит об экономике, от увлечения которой писатель ранее предостерегал. Больше того, его герой бунтует против этих законов, по которым человек обречен на голод. Но Гарри вынужден жить и умереть по волчьим законам.
Существенное значение имеет намеченная в последней, третьей, части романа проблема писателя и современности. Хемингуэй быстрыми мазками рисует образ писателя-конъюнктурщика Ричарда Гордона. Гордон пишет четвертый роман, на этот раз о Гастоновской стачке—на текстильной фабрике. Он пишет о том, чего не знает и не понимает. Для Хемингуэя роман «Иметь и не иметь» означал поворот к новому видению жизни, он пытался по-новому осмыслить место писателя в жизни и осуждал тех, кто примазывается к великому движению против законов, обрекающих людей на голод. Ричард Гордон неприемлем ни для коммунистов из романа «Иметь и не иметь», ни для Хемингуэя. Образом Гордона Хемингуэй прощался и с опустошенными героями своих ранних произведений. Ведь Гордон — это тоже своеобразный вариант человека «потерянного поколения», человека, утратившего веру в жизнь и плывущего по воле волн.
Впервые в романе Хемингуэя появляются коммунисты. Они — на периферии романа. Но к ним Хемингуэй относится с уважением: «Чтоб быть коммунистом, нужны дисциплина и воздержание; пьянчуга не может быть коммунистом» — так характеризует коммунистов -один из героев романа.
В последних словах умирающего Гарри: «Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек один. Все равно человек один не может ни черта» — выражен отказ от одинокого бунтарства, которое было свойственно многим прежним героям Хемингуэя, отказ от того стремления бежать от общества, которое присуще герою романа «Прощай, оружие!» лейтенанту Генри.
Роман «Иметь и не иметь» не похож на прежние книги Хемингуэя. Развивая эпические тенденции романа «Прощай, оружие!», писатель стремится рассказать о судьбе моряка Гарри Моргана на широком социальном фоне. Но этот фон еще плохо увязывается с основным действием книги, недостаточно органичен. Хемингуэй осваивает новый для него жизненный материал, и, может быть, поэтому в последнюю часть книги врываются и необычные для художественной манеры писателя публицистические отступления.