Рахметов — центр, к которому стягиваются все нити романа. Это «особенный человек». Основная часть его деятельности проходит вне поля зрения читателя. Образом Рахметова Чернышевский говорил, что революционное движение в России получило столь широкий размах, пустило столь глубокие корни, что вопрос о вождях, об организаторах и руководителях революционных действий встает во весь рост как неотложный и насущнейший.

Мы встречаем Рахметова уже сложившимся человеком, полностью поглощенным своим революционным делом. С вызывающей смелостью, с присущим ему уменьем говорить языком намеков и недомолвок писатель дает представление о широте и размахе этой деятельности героя. «Дел у него была бездна, и все дела, не касавшиеся лично до него», — бросает несколько слов автор, указывая на связь Рахметова с множеством людей: «... У него множество хлопот. Он мало бывал дома, все ходил и разъезжал... У него беспрестанно бывали люди, то все одни и те же, то всегда новые; для этого у него было положено: быть дома всегда от 2 до 3 часов...

Часто по нескольку дней его не бывало дома. Тогда, вместо него, сидел у него и принимал посетителей один из его приятелей, преданный ему душою и телом и молчаливый, как могила». Рахметов изображен в канун больших революционных событий, и о событиях, о деятельности героя Чернышевский, естественно, говорит лишь глухими намеками. Но слова писателя: «Я знаю о Рахметове больше, чем говорю» — делают ясным, что в романе лишь приподнят краешек занавеса, за которым скрыт целый мир деятельности «особенных людей» — мир напряженной борьбы, самоотверженной деятельности, героизма и мужества, расчета и дерзания.

При всей сжатости характеристики Рахметова в романе писатель с большой продуманностью сумел дать важнейшие черты героя, показать, как формировался его характер, как сложились его особенности. Рахметов — выходец из дворянской семьи, потомок древнего рода, известного у нас с XII века, сын генерала, богатого помещика. Он порвал со своей средой, распорядился поместьем так, что заслужил анафему его братьев (то есть отказался от своих прав владения крестьянами), и ушел в революцию. Н. Г Чернышевский У Рахметова сложились «оригинальные принципы и в материальной, и в нравственной, и в умственной жизни». Поступив в университет, он услышал, что среди студентов есть передовые люди, революционеры, или, как намеком выражался Чернышевский, «особенно умные головы, которые думают не так, как другие». Кирсанов был первым, кто познакомил его с революционными и материалистическими взглядами. Рахметов слушал Кирсанова, прерывая его «восклицаниями проклятий тому, что должно погибнуть, благословений тому, что должно жить» Обратившись к социалистической и демократической литературе, он читал более трех суток кряду.

Скоро он стал уже «человеком очень замечательно основательной учености». Он успевал сделать страшно много, потому что делал только самое необходимое, обращаясь к тем источникам, которые необходимы. Он говорил: «По каждому предмету капитальных сочинений очень немного; во всех остальных только повторяется, разжижается, портится то, что все гораздо полнее и яснее заключено в этих немногих сочинениях. Надобно читать только их; всякое другое чтение — только напрасная трата времени... Я читаю только самобытное...» Нельзя не видеть, что эта собранность и организованность, экономия сил и умение не тратить их зря — новая черта героя литературы. Сила и целеустремленность ума позволили Рахметову исключительно быстро сформироваться как убежденному революционеру: скоро Лопухов и Кирсанов, хотя им было тогда по двадцать одному году, а ему только семнадцать, уже «не считали его молодым человеком, сравнительно с собою, и уж он был особенным человеком».

Порвав с породившей его средой, Рахметов погрузился в стихию народной жизни. Он скитался по России разными манерами: и сухим путем, и водой, и пешком, и на расшивах, и на лодках, «имел много приключений». Он был пахарем, плотником, перевозчиком, раз даже прошел бурлаком всю Волгу. Упражнениями и трудом он развил в себе огромную силу. «Так нужно, — говорил он. — Это дает уважение и любовь простых людей». Ему доставляет удовольствие, когда его называют Никитушкой Ломовым, по имени силача бурлака. Он глубоко изучил народную жизнь, и непосредственное общение с народом помогло его взглядам развиться в законченную систему.

Рахметов уже юношей подчинил всю свою деятельность закону революционной целесообразности. «Так нужно», то есть так нужно для «дела», — для него важнейший и решающий аргумент. Как написать сочинение Он ведет самый суровый образ жизни Себе он сказал: «Я не пью ни капли вина. Я не прикасаюсь к женщине». Отказавшись от белого хлеба, он ел только черный; воспитанный на роскошном столе, он отказывается от всяких прихотей. «То, что ест, хотя по временам, простой народ, и я смогу есть при случае. Того, что никогда не доступно простым людям, и я не должен есть, — говорит Рахметов. — Это нужно мне для того, чтобы хоть несколько чувствовать, насколько стеснена их жизнь сравнительно с моею».

Одевался он бедно и во всем вел спартанский образ жизни. Ему говорили: «Зачем это? Такая крайность вовсе не нужна». Рахметов отвечал: «Так нужно. Мы требуем для людей полного наслаждения жизнью, — мы должны своею жизнью свидетельствовать, что мы требуем этого не для удовлетворения своим личным страстям, не для себя лично, а для человека вообще, что мы говорим только по принципу, а не по пристрастию, по убеждению, а не по личной надобности».

Рисуя Рахметова непреклонного вождя, железного человека, писатель отмечает и другую сторону его характера, Вера Павловна пишет: «... Я имела длинный разговор с свирепым Рахметовым — какой это нежный и добрый человек!» Рахметов быстро сходится с людьми из народа — они считают его своим. Рахметов внимателен и сердечен в отношении к товарищу по борьбе. Это та сердечность, которая не выносит сентиментальности, которая не хочет и не может выставлять себя напоказ и часто прикрывается нарочитой суровостью и насмешливой грубостью, но именно поэтому лишена всего фальшивого, ломаного, непростого.

Решив исчезнуть, чтобы дать свободу Вере Павловне, Лопухов идет именно к Рахметову рассказать о своем трудном и мучительном положении, именно ему поручает быть добрым вестником к жене. Даже кружок людей, близких Рахметову, имел о нем понятие «как о человеке, совершенно черством для личных чувств, не имевшем, если можно так выразиться, личного сердца, которое билось бы ощущениями личной жизни». «... Он говорил таким тоном, без всякого личного чувства, будто историк, судящий холодно не для обиды, а для истины...»

При всей резкости и даже грубоватости своей манеры Рахметов поступает именно так, как благоразумнее и проще всего было поступить. Когда Рахметов почувствовал любовь к даме, спасенной им, он заставил себя подавить это сильное и молодое чувство: «... 264 Н. Г. Чернышевский такие люди, как я, не имеют права связывать чью-нибудь судьбу с своею... я должен подавить в себе любовь: любовь к вам связывала бы мне руки...» Это было тяжело для него. «... Ведь и я тоже не отвлеченная идея, — говорил Рахметов, — а человек, которому хотелось бы жить». Он отстраняет все лишнее из своей жизни, чтобы в решающий момент борьбы (а ведь нарастала революционная ситуация!) отдаться общенародному делу полностью.

Деятельность Рахметова не ограничивается границами своей страны. Его встречают по дороге из Вены в Мюнхен, известно, что он побывал в Румынии, Венгрии, объехал и обошел Северную Германию, был в Швейцарии, во Франции, собирался в Англию, что «во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо- Американских Штатах», — и это «нужно» связывается с тем, что «года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три-четыре, «нужно» будет ему быть».