Софья Павловна. Это - смесь хороших инстинктов с ложью, живого ума с отсутствием всякого намека на идеи и убеждения, путаница поняли, умственная и нравственная слепота - все это не имеет в ней характера личных пороков, а является, как общие черты ее круга. А собственной, личной ее физиономии прячется в тени что-то, горячее, нежное, даже мечтательное. Остальное принадлежит воспитанию. Французские книжки, на которые сетует Фамусов, фортепиано (еще с аккомпанементом флейты), стихи, французский язык и танцы - вот что считалось классическим образованием барышни. А потом «Кузнецкий мост и вечные обновы», балы, такие, как ?тот бал у ее отца, и это общество - вот тот круг, где была заключена жизнь «барышни». Женщины учились только воображать чувствовать и не учились мыслить и знать. Мысль безмолвствовала, говорили одни инстинкты. Житейскую мудрость почерпали они из романов, повестей, и оттуда инстинкты развивались в уродливые, жалкие и глупые свойства: мечтательность, сентиментальность, искание идеала в любви, а иногда и хуже.
Еще не опомнившись от стыда и ужаса, когда маска упала с Молчалина, она прежде всего радуется, что «ночью все узнала», что нет укоряющих свидетелей в глазах! А нет свидетелей, следовательно, все шито да крыто, можно забыть, выйти замуж, пожалуй, за Скалозуба, а на прошлое смотреть. Да никак не смотреть. Свое нравственное чувство стерпит, Молчалин пикнуть не смеет. А муж? Да какой же московский муж, «из жениных пажей», станет озираться на прошлое! Это и ее мораль, и мораль отца, и всего круга…
Но в Софье Павловне, спешим оговориться, то есть в ее чувстве к Молчалину, есть много искренности. Вглядываясь глубже в характер и обстановку Софьи, видишь, что не безнравственность (но и не «бог», конечно) свела ее с Молчаливым. Прежде всего, влечение покровительствовать любимому человеку, бедному, скромному, не смеющему поднять на нее глаза,- возвысить его до себя, до своего круга, дать ему семейные права. Без сомненья, ей в этом улыбалась роль властвовать над покорным созданием, сделать его счастье и иметь в нем вечного раба. Не ее вина, что из этого выходил будущий «муж - мальчик, муж - слуга - идеал московских мужей!». На другие идеалы негде было наткнуться в доме Фамусова.
Вообще к Софье Павловне трудно отнестись не симпатично: в ней есть сильные задатки недюжинной натуры, живого, ума, страстности и женской мягкости. Она загублена в духоте, куда не проникал ни один луч света, ни одна струя свежего воздуха. Недаром любил ее и Чацкий, После него она одна из всей толпы напрашивается на какое-то грустное чувство, и в душе читателя против нее нет того безучастного смеха, с каким он расстается с прочими лицами».
