В конце 1823 года Пушкин писал Вяземскому из Одессы: «Что такое Грибоедов? Мне сказывали, что он написал комедию на Чаадаева. В теперешних обстоятельствах это очень благородно с его стороны». А уже в начале 1825 года Пушкин получил счастливую возможность познакомиться с самой грибоедовской комедией, которую привез ему в Михайловское его лицейский товарищ Иван Пущин.

Вероятно, Грибоедов не переставал вносить какие-то исправления в первоначальный текст, и разные списки произведения несколько отличались друг от друга. Но как бы то ни было, несомненно, что в 1824 году произведение было завершено и, не будучи опубликованным (в журнале «Русская Талия» в 1825 году появился лишь небольшой фрагмент), стало стремительно расходиться в рукописных списках. И хотя с сокращениями первое издание комедии появилось лишь в 1833 году после трагической гибели Грибоедова, уже задолго до этого пьеса стала предметом споров и обсуждений, которые касались как ее содержания, так и формы его воплощения.

А художественная форма пьесы, созданной Грибоедовым, была действительно очень необычна и непривычна для его современников, поскольку сочетала в себе традиционные и новаторские элементы.

В своей статье, посвященной комедии «Горе от ума», В.Г. Белинский сказал, что первая половина 1820-х годов – это «последний период французского классицизма в русской литературе». Безусловно, нельзя считать это определение критика полностью характеризующим литературную жизнь России этого периода. Дело в том, что проза, а особенно поэзия, к двадцатым годам уже решительно преодолела догматы классицизма, и господствующим направлением в искусстве стал романтизм.

К этому времени уже возникла яркая звезда В.А. Жуковского, уже законодателем литературных вкусов в прозе стал Н.М. Карамзин, а Пушкин уже не только создал свои южные поэмы и великие лирические произведения периода южной ссылки, но и начал «Евгения Онегина». Однако именно драматургия труднее, чем другие роды литературы. Преодолевала правила и устои классицизма.

Грибоедов очень чутко отзывался на общественные и литературные запросы времени. Эстетический вкус его был безупречен. И, может быть, его комедия, как никакое другое произведение, соединила в себе черты, которые были свойственны и сопротивлявшемуся новым веяниям классицизму, и бурно набирающему силы романтизму, и делающему первые шаги реализму. В этом смысле «Горе от ума» остается одним из самых уникальных художественных созданий начала ХIХ века в русской литературе.

Упомянув о «последнем периоде французского классицизма в нашей литературе», Белинский сразу же энергично и страстно перечисляет все то, что совершил Грибоедов в опровержение классицизма. Во-первых, его комедия была написана «не шестистопными ямбами с пиитическими вольностями, а вольными стихами, как до того писались только басни». Во-вторых, она была написана «не книжным языком, которым никто не говорил, а живым, легким разговорным русским языком». В-третьих, «каждое слово комедии Грибоедова поражало быстротою ума, и почти каждый стих в ней превращался в пословицу или поговорку». В-четвертых, комедия Грибоедова «отвергла искусственную любовь, резонеров, разлучников и весь пошлый истертый механизм старинной драмы». Под старинной драмой Белинский, безусловно, подразумевает драму классицизма.

В самом деле, ритмическая гибкость грибоедовского текста в сочетании с естественностью разговорной речи стала ярчайшим образцом поэтического реализма и во многом определила дальнейшее развитие русской реалистической драматургии.

«Характеры и редкая картина нравов», по выражению Пушкина, были порой пугающе достоверными. Классицизм требовал от драматурга, чтобы каждый персонаж был носителем какой-то одной ярко выраженной черты: глупости и коварства, скупости или лицемерия, бесстрашия и доверчивости. Герои грибоедовской комедии многоплановы, противоречивы, в них соединяется так много человеческих особенностей, что достоверность их не вызывает сомнений.

Чацкий «чувствителен, и весел, и остер», но он же поражает нелепостью поведения, неуместностью некоторых словесных эскапад, на что первым обратил внимание еще Пушкин: «Все, что говорит он, очень умно, но кому он это говорит?»

Фамусов, с одной стороны, является почти олицетворением консерватизма «времен очаковских и покоренья Крыма». Но он же хлебосольный, гостеприимный москвич, остроумный и яркий собеседник, блестяще парирующий выпады молодого Чацкого, а при этом еще и заботливый отец, и добрый барин.





Софья, с одной стороны, не видит страданий Чацкого и может показаться бессердечной московской барышней, а с другой стороны, она же способна на самоотверженное чувство к безродному Молчалину и не боится ни гнева отца, ни суждений общества: «Что мне до них, до всей вселенной?».

Грибоедову не нужны были ни разлучники, ни тем более резонеры (непременный атрибут комедии классицизма), потому что его герои были так выразительны, так ярки, что не требовали никаких комментариев к своим словам и поступкам. Судить и комментировать предлагалось читателю и зрителю.

Если коротко подытожить сказанное Белинским, то можно сформулировать его тезис так: Грибоедов преодолел классицизм во всем, что делало «Горе от ума» явлением литературы: в языке, в стихе, в колорите и емкости характеров, в отказе от «механизма старинной драмы».

Однако «Горе от ума» задумывалось и писалось не только для чтения, но и для постановки на сцене. Грибоедов был человеком театра и, понимая всю опасность своего произведения, тем не менее не мог не мечтать о его постановке в театре. А театр грибоедовской эпохи был гораздо консервативнее литературы, и драматургу приходилось считаться с требованиями классицизма, которые продолжали господствовать на русской сцене. Главным среди этих требований было соблюдение принципа трех единств: времени, места и действия.

Грибоедов сохранил единства времени (действие комедии происходит в течение одного дня) и места (все действие протекает в доме Фамусова). Однако требование единства действия оказалось для автора не столь существенным, и это привело к знаменитым упрекам П. Катенина в адрес писателя. Как известно, последовательный приверженец классицизма Катенин видел «главную погрешность» грибоедовской комедии «в плане».

Очевидно, имелось в виду несоблюдение принципа сквозного действия, основанного на четко прописанном сюжете без каких бы то ни было отступлений. А Грибоедов удивительным образом сумел соединить «общественную комедию» с любовной драмой, а кроме того, усилил сюжетное напряжение выдумкой о сумасшествии Чацкого, которую позже Ю. Тынянов назовет самым сильным местом в сюжете «Горе от ума».

Есть в грибоедовской комедии и другие внешние приметы классицизма: говорящие имена (Фамусов – знатный, знаменитый; Софья – мудрая; Молчалин, Скалозуб, Тугоуховский, да и Чацкий, невольно напоминавший читателям о Чаадаеве); монологи, обращенные не столько к партнерам по сценическому действию, сколько прямо в зал.

Вольно или невольно, сознательно или несознательно, но Грибоедов не стал пренебрегать требованиями театральной жизни своего времени, однако со свойственным ему изяществом сумел отчасти преодолеть их, введя в свое произведение огромное множество внесценических персонажей.

Именно они, герои целых монологов, как, например, Максим Петрович или французик из Бордо, или вскользь упомянутые лица, как родители Чацкого, арапка-девка, двоюродный брат Скалозуба, князь Федор, Марья Алексевна, Татьяна Юрьевна и многие другие дамы, мадам Розье, Удушьев Ипполит Маркелыч и прочие, – именно они помогли автору расширить пространственно-временные границы действия.

С помощью внесценических персонажей местом действия становится и Москва за пределами фамусовского дома, и Петербург, и не названное точно место совместной службы Чацкого и Горича и многие другие. Они же, внесценические персонажи, создают эффект длительного исторического времени – от екатерининской эпохи до начала двадцатых годов ХIХ века.

Как отмечал в статье «Мильон терзаний» И.А. Гончаров, «комедия «Горе от ума» есть и картина нравов, и галерея живых типов, и вечно острая, жгучая сатира». Она не потеряла своего реалистического звучания даже при соблюдении некоторых внешних требований классицизма. А общая тональность произведения, кроме того, была усилена романтическим характером главного героя. И, может быть, ни в одном другом произведении русской литературы не найти такого удивительного сплава, такого органического соединения эстетических элементов даже не двух, а трех художественных направлений: классицизма, романтизма и реализма.