Мне очень нравится роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Это произведение поразило меня не только масштабным изображением судеб героев, детальным выписыванием их поступков, чувств, переживаний, интриг, но, главное, я удивлен талантом писателя, которому было так мало лет, который сумел создать характер самого загадочного персонажа классической литературы — Печорина. Вначале хочу вспомнить строки из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Дума»:
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.Эти строки — крик мятежной души, пытающейся обрести жизненный идеал — и не находящей его. М.Ю. Лермонтов, осуждающим взором глядя на свое поколение, и себя причисляет к нему. Действительно, «несчастье заключается не в слепоте, а в неспособности переносить слепоту», — могли ли внять этим словам Дж. Мильтона Печорин и его поколение — «потерянное», «малодушное». Характер Печорина, по замыслу поэта, оказался концентрацией наиболее характерных (потому что характер) и больных «язв», пороков его современников. Как утверждает В.Г. Белинский, заглавие романа и заключает в себе основной смысл романа, основную авторскую характеристику «нашего времени», а именно героя времени Лермонтова. Из самого дневника героя можно заключить, что главное в его характере — индивидуализм. Он становится психологической основной романа, не отделяясь при этом от философского мироощущения Печорина. Герой, как и сам автор, ищет идеал, — если бы они знали, что это такое, роман не состоялся бы. И — оба не находят его в том, что их окружает. Более того, герой силится доказать самому себе, что именно гуманизм есть нравственная, философская и психологическая основа жизни человека, — и не может доказать. И в результате вся его человечность тонет в новой философии, определяющей и характер, и поступки: «Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..» А может, индивидуализм — лишь на словах? Ведь был же Грушницкий, была вероятность смерти от его руки — разве это делалось из мелочного честолюбия, а не из чувства справедливого негодования? Печорин убирает пародию на себя, чья маска стала сущностью, но в то же время маска байронического изгнанника, снятая им самим, — это нереально.

Но это откровенно, не менее, чем слезы Печорина в степи, там, где открылся ему совершенно иной мир — подлинных чувств, подлинного раскаяния, подлинной веры. Но столь глубок он был в своем индивидуализме, что не мог открыть душу для другого: глаза его были почти зеркальны, они не смеялись, когда смеялся он сам. «По правде, мы ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя», — говорит он Вернеру. Но ведь это опровергается всем ходом романа: не случайно «Фаталист» оказывается в конце. Печорин способен подставить себя под пулю, и не в жаркой битве, где это зачтется как геройство, а в поединке с пьяным озверевшим солдатом. Он способен искренне понять страдания княжны Мери, его интересует жизнь контрабандистов, он одержим страстью разоблачения Грушницкого, ведь «лишний» — это вовсе не означает «бездушный». Значит, мир вокруг интересует его, он стремится изменить его, хоть из этого ничего не получается. Психология и философия... А могут ли они существовать раздельно? «Я чувствую в душе моей силы необъятные», — словно проговаривается Печорин, но не это ли является философской подоплекой его трагических мечтаний, изгибов и изломов его души? Чувствует он в себе силы — и не индивидуализм, а именно нереализованные душевные силы вижу я в качестве первоосновы его характера. Силы души его воистину необъятны — но где и как u1087 применить их? Никому не нужные, они «сгниют в груди», как писал сам юный Лермонтов. Гибнет Бэла, смертельно обижен Максим Максимыч, убит Грушницкий, духовно ранена Мери... «Будь мне как врач, сочувствующий мне, но не будь судьей, что зовет на следствие», — Григор Нарекаци словно угадывает последнюю мысль лермонтовского героя. Характер — некий тип, создаваемый писателем. Печорин, как тип, безусловно, вырастает из индивидуализма, но и над индивидуализмом. Его психологическое кредо — подчинять своей воле, внутренне сопротивляясь этому. Так «силы необъятные», время от времени взрывающие оболочку маски, были ранее индивидуализма, и потому вся натура его, весь оцениваемый с авторской позиции характер держатся на этом, и философия «потерянного общества», принуждающая к индивидуализму, подавляет психологию душевных сил, укореняясь в ней. Большая душа не находит выхода. Пути в мир ей закрыты. Индивидуализм — не основа, но закономерность, к которой приходит герой первого русского аналитико-психологического романа.

Как современный читатель, хочу отметить: характер Печорина точно передает настроение не только прошедшей эпохи. Этот образ связан и с нашим временем, когда некоторые молодые люди, обладая недюжинными способностями, тратят свою жизнь на праздное времяпрепровождение, ненужные, пустые игры и развлечения. Хочется верить в то, что классический характер героя-индивидуалиста Печорина послужит для них ярким примером жалкого растрачивания своих сил и возможностей. Надо помнить: жизнь коротка, поэтому стоит мобилизовать свои силы, укреплять свой характер в полезных, интересных делах, а не в скуке и праздности. Тогда жизнь получится яркой и незабываемой!