Сочинение «\"Непостижимая\" Россия в творчестве В. В. Набокова »

ами Гумилева:

Та страна, что могла быть раем,

Стала логовищем огня.

Гражданская война, захлестнувшая Россию, отдалила Набокова от нее. Ему жаль свой \"таинственный край\", но помочь ему он не в силах. Их взгляды разошлись, и об этом он рассуждает в стихотворении \"Россия\":

Но как я одинок, Россия!

Как далеко ты отошла!

Читая последнию строку этого отрывка, я сразу же вспоминаю стихотворение Блока, которое так и называется \"Ты отошла\" , и первая строка которого звучит так:

Ты отошла, и я в пустыне.

Тема одиночества не раз встречается в произведениях Набокова. Например, в стихотворении \"Россия\", написанном год спустя, есть такие слова: \"Я дивно одинок\". Но, говоря об одиночестве и о тех изменениях, которые произошли в России с начала эмиграции Набокова, следует отметить, что поэт прощает ей все, возможно, надеясь на перемены к лучшему: \"Не предаюсь пустому гневу…\" - или же вообще не веря слухам о событиях, происходящих в России в то время:

Я говорю: глаза такие

У грешницы не могут быть!

Но уже вскоре у Набокова появятся причины сказать словами героя из романа \"Подвиг\": \"Бедная и прекрасная Россия гибнет\". Если вспомнить, то почти то же самое он говорил еще в 1919 году, в стихотворении \"Вьюга\":

Ах, как воет, как бьется - кликуша!

Коли можешь - пойди и спаси, -

но тогда он предпочитал не думать об этом: \"А тебе-то что? Полно, не слушай… обойдемся и так, без Руси! \". Как оказалось позже, в 40-е гг., он так и сделал - обошелся без Руси. Но об этом позже.

В 1919 году Набоков мог еще думать, что Россия справится со своими внутренними врагами - большевиками. К 1922 году его мнение полностью изменилось: то, что он любил, и то, что было дорого ему, он уже похоронил к тому времени. \"Все умерло\", - напишет он в стихотворении \"Россия\". В этой смерти он обвинит не только \"небрежный народ\", но и, главным образом, Бога:

Он душу в ней убил. Хватил с размаху о пол

Младенца теплого. Вдавил пятою в грязь

В ладоши, мерзостно смеясь.

Его \"рай давно срублен и распродан \". Россия для него, с одной стороны, давно уже мертва ,\"и тленом ветры воют\", но в то же время он продолжает надеяться на чудо, будучи готовым молиться кому угодно - \"Христу ли, Немезиде\". И хотя все стихотворение Набоков говорил о смерти, закончил он его на весьма оптимистической ноте:

Родная, мертвая, я чаю воскресенья

И жизнь грядущую твою!

В 1923 году в стихотворении \"Родине\", которое он посвятил своей сестре Елене, он продолжает надеяться на воскресенье России и даже пророчит: \"Твой будет взлет неизъяснимо ярок…\"В том же году, но уже в стихотворении \"Родина\" он, вероятно, потеряв всякую надежду, обращается за помощью к тому, кого до этого обвинял в ее смерти - к Богу:

… Боже,

Ты, отдыхающий в раю,

На смертном, на проклятом ложе

Тронь, воскреси - ее… мою

Приведенная мною строфа является не только последней в стихотворении \"Родина\", но и завершающей в цепи произведений, в которых Набоков размышляет о судьбе России. Цепочку эту легко уловить: \"Вьюга\", \"Россия\", \"Родине\", \"Родина\". Последнее стихотворение в этом ряду он заканчивает просьбой, адресованной тому, кто, как ему кажется, единственный может исправить то, чему сам был виновником. Возможно, это лучшее, что Набоков мог сделать. Но все выше сказанное не означает, что поэт перестал думать о России, мечтать о возвращении в страну, о которой он и в 1927 году скажет:

Бессмертное счастие наше

Россией зовется в веках.

Мы счастья не видели краше,

А были во многих краях.

И хотя его дом попрежнему находится на \"чужбине случайной\", он не прекращает любить Россию. Куда бы \"стезя ни бежала\" - во Францию ли, в Германию, Россия, как верный друг, всегда была рядом, она была везде:

…как ветром, как морем, как тайной,

Россией всегда окружен.

Похожие слова звучали из уст Мартына в романе \"Подвиг\", в то время, когда он жил в Берлине: \"…самым неожиданным в этом новом, широко расползавшемся Берлине… была та развязная, громкоголосая Россия, которая тараторила повсюду…\". Впрочем, этот роман во многом автобиографичен. Мартын, как и Набоков, родился в Петербурге, но по воле судьбы он покидает родные края, затаив надежду на возвращение. Поэт наделил своего героя любовью к Родине и непреодолимым стремлением к подвигам. С самого детства Мартын мечтал о них. Боясь \"показать немужество, прослыть трусом\", он всегда искал повод доказать себе и окружающим обратное. Но судьба лишь смеялась над ним. В Крыму впервые Мартыну выпал шанс проявить себя. Возвращаясь летней ночью домой, он наткнулся на человека с \"крупным револьвером\" в руке, но подвиг не удался, так как незнакомец оказался пьяным и уснул, сидя на дороге. Однако в этом происшествии есть одна деталь, мимо которой я не могла пройти. Во время разговора, возникшего между Мартыном и незнакомцем, человек велел ему встать к стенке, хотя никакой стенки там не было. То есть, уже с самого начала произведения Набоков испытывает своего героя тем, о чем сам мечтал в стихотворении \"Раcстрел\" (1927 г.). Впоследствии его мечта становится и мечтой Мартына. Однажды, размышляя о том, какой будет его смерть, Мартын \"увидел себя стоящим у стенки, вобравшим в грудь побольше воздуха, и ожидающим залпа\". Похожую картину мы наблюдаем в стихотворении \"Раcстрел\", когда Набоков сам себя представлял идущим на казнь:

Бывают ночи: только лягу,

в Россию поплывет кровать;

и вот ведут меня к оврагу,

ведут к оврагу убивать.

Но не только у меня роман \"Подвиг\" ассоциируется со стихотворением \"Расстрел\". Об этом также писал А.Битов в работе \"Одноклассники\", посвященной 90-летию В.В.Набокова. Говоря о \"Подвиге\", Битов отмечает,что \"Набоков довольно часто, отделив близкого ему героя от себя, придает ему заведомо несхожие черты - то пьяницы, то фальшивомонетчика… На Мартыне маска нелюбимости и бесталанности - тоже синонимы своего рода. В стихах все это без маски\" (после этих слов Битов приводит отрывок из стихотворения \"Расстрел\"). Та маска, которую уловил Битов, не мешает нам определить сходства и сделать вывод, что прототипом Мартына является Набоков. Он, как и его герой, мечтал о подвигах, но так сложилась жизнь, что мечте не суждено было сбыться. Даже в стихах, где, казалось бы, поэт может осуществить то, что не удается сделать в реальной жизни, все происходящее оказывается лишь сном:

Проснусь, и в темноте, со стула,

Где спички и часы лежат,

В глаза, как пристальное дуло,

Глядит горящий циферблат.

Говоря о подвигах, нельзя не упомянуть еще об одном поэте двадцатого века - о Н. С. Гумилеве, у которого эта тема занимала большое место в жизни и творчестве. Гумилев много путешествовал, принимал участие в Первой Мировой войне, и это ни могло не отразиться на его стихах. По мнению Николая Скатова \"военные стихи Гумилева, может быть, самое бледное и невыразительное из всего им написанного\". Критикуя стихи, он тут же восхищается другим: \"Военные дела офицера Гумилева еще одно подтверждение его силы воли и героизма: два Георгия (солдатских!)\". То есть Гумилев, в отличии от Набокова, не только мечтал о подвигах, но и сам совершал их. Лишь смерть на поле боя, смерть за Родину казалась Гумилеву наиболее достойной:

Есть так много жизней достойных,

Но одна лишь достойна смерть.

Лишь под пулями в рвах спокойных

Веришь в знамя Господне, твердь.

Но вернемся к стихотворению Набокова \"Расстрел\". В нем мечта Набокова остается лишь мечтою, несмотря на тщетные попытки убедить себя в обратном. Даже проснувшись, поэт продолжает жить во сне, поэтому он со страхом и надеждой смотрит на \"горящий циферблат\", который ассоциируется у него с дулом пистолета. Не желая признавать, что все произошедшее с ним этой ночью всего лишь красивый сон, поэт обманывает сам себя, пытаясь удержать еще хоть на мгновение те ощущения, которые переполняли его:

Закрыв руками грудь и шею,-

Вот-вот сейчас пальнет в меня…

Но судьбу не обманешь, и осознание реальности приходит к нему вместе с тем, как \"оцепенелого сознанья коснется тиканье часов\".

С этим звуком его иллюзии рассеиваются, а его самого окутывает разочарование:

Но сердце, как бы ты хотело,

Чтоб это вправду было так:

Россия, звезды, ночь расстрела

И весь в черемухе овраг.

Я думаю, что Россия часто приходила к нему во сне, и он был рад этим встречам. Поэт с охотой принимал все то, что напоминало ему о Родине: книги, сны, воспоминания, даже если они были причиной бессонниц. Чтобы не произошло по вине России, Набоков все принимал и со всем соглашался. Если ей надо было лишить его сна, он уверял себя, что так и должно быть:

Ночь дана, чтоб думать и курить

И сквозь дым с тобою говорить.

Набоков ценил каждую минуту, проведенную с Россией, сохраняя в памяти все ее \"наплывания\", которые, как ему казалось, олицетворяли победу над эмиграцией:

Но где бы стезя ни бежала,

нам русская снилась земля.

Изгнание, где твое жало,

Чужбина, где сила твоя?

Пройдут годы, а точнее двенадцать лет, прежде чем Набоков осознает, что все бессонницы, все \"слепые наплывания\" России - это и есть \"жало\" изгнания. Со временем оно все чаще будет давать о себе знать, с каждым годом причиняя еще больше страданий. И вот наступил тот день, когда Набоков, обращаясь \"К России\" (1939), сказал: \"Отвяжись, я тебя умоляю!\" Это был крик измученной души. \"Я беспомощен\", - признается он, хотя, если вспомнить, несколько лет назад в стихотворении \"Родина\" он считал себя победителем:

Изгнание, где твое жало,

Чужбина, где сила твоя?

В том же стихотворении, только в следующей строфе, он уверенно говорил:

Мы знаем молитвы такие,

Что сердцу легко по ночам.

Почему же эти \"молитвы\" не спасают его в 1939 году? Возможно, он забыл их, поэтому в стихотворении \"К России\" \"вечер страшен\". Набоков не находит в ночи утешения, так как понимает, что вновь будут сны, а значит и Россия, поэтому, если говорить словами Зинаиды Шаховской, он \"от боли …от отчаяния от нее отрекается\" - \"спускается в долину\". Набоков понимает, что никогда больше не вернется в Россию, а \"выть на вершинах\" о своем \"бессмертном счастие\" он уже не в силах. Об этом поэт говорит уже в первой строфе своего произведения: \"Я умираю\". Набоков уходит со сцены, предоставляя возможность \"выть\" о России тем, кто \"вольно отчизну покинул\". Сам же он готов \"затаиться и без имени жить\", \"отказаться от всяческих снов\", только, чтобы \"не сходиться\" с Родиной. Но это кажется ему малой ценой за спокойствие, и поэтому он продолжает:

…обескровить себя, искалечить,

не касаться любимейших книг,

променять на любое наречье

все, что есть у меня, - мой язык.

То есть, он готов отказаться от всего, что так дорого ему и самое главное от своего языка, только, чтобы ничего не знать о России. Грубый тон в начале стихотворения сменяется тоской. Вспомним начало произведения. \"Отвяжись…\"- говорит Набоков. В этих словах чувствуется сила, уверенность, но постепенно она пропадает (\"Я беспомощен\"). Пытаясь показать свое безразличие к Родине, поэт не обращается к ней по имени. Но это лишь маска, которую он сам снимает в пятой и шестой строфах, где впервые за все стихотворение он обращается к ней: \"…Россия…\". В этих строфах, которые являются половинками одного предложения, появляется прежний Набоков, который так долго искал свою \"непостижимую\":

Но зато, о Россия, сквозь слезы,

сквозь траву двух несмежных могил,

сквозь дрожащие пятна березы,

сквозь все то, чем я смолоду жил,

дорогими слепыми глазами

не смотри на меня, пожалей,

не ищи в этой угольной яме,

не нащупывай жизни моей!

Но, даже сняв маску, Набоков остается непоколебимым в своем решении. Еще любя Россию, он отказывается от нее. Решение принято и уже поздно просить прощение:

…поздно, поздно! - никто не ответит,

и душа никому не простит.

С этого момента начинается новый период в творчестве Набокова. О России он прекращает писать, по крайней мере, по-русски. А несколько лет спустя, он вообще откажется от родного языка. Валентин Федоров в своей вступительной статье \"О жизни и литературной судьбе Владимира Набокова\" так определил этот период в творчестве писателя: \"Война в Европе и отъезд в Америку, накануне гитлеровской оккупации Парижа, ускорили превращение Набокова не скажем - в американского, но в англоязычного писателя и положили начало новому витку его писательской судьбы\". С этого момента русский Набоков-прозаик уходит со сцены, оставляя Набокова-поэта доигрывать свою роль. Еще несколько лет после стихотворения \"К России\", в котором, как мы помним, поэт отказывается от нее и от русского языка, он все же пишет по-русски, но по прошествии этого времени Набоков-поэт отправляется вслед за Набоковым-прозаиком:

…но теперь я спустился в долину,

и теперь приближаться не смей, -

тем самым доказывая, что все сказанное в 1939 году не просто слова. Но, как мне кажется, Набоков делает это, скрипя сердцем. Такой вывод я сделала, после того, как узнала историю создания и перевода на английский язык стихотворения \"Каким бы полотном батальным ни являлась …\". Это стихотворение Набоков написал в 1943 году. И хотя сделал он это не по собственной инициативе, а по просьбе журнала \"Новоселье\", оно стоит в одном ряду со всеми его произведениями. Ведь раз оно было написано, значит, эти слова уже жили в Набокове, и просьба оказалась лишь поводом. Из писем жены Набокова, приведенных в журнале \"Звезда\", я прочитала: \"В 1965 году видный эмигрантский критик Владимир Федорович Марков и американский поэт Мэррим Спарке подготовили антологию русской поэзии в переводе на английский язык с параллельными русскими текстами. Марков обратился к Набокову за разрешением включить два его стихотворения: \"Каким бы полотном батальным ни являлась…\" и \"Какое сделал я дурное дело…\" \". Но эти произведения нужно было сначала перевести. Набоков-поэт отказался делать это, что говорит о его привязанности к русскому языку. Он, видимо, все еще чувствовал себя русским поэтом и поэтому перевод этих двух стихотворений доверил Маркову. Но когда они были готовы, Набоков нашел их \"неудовлетворительными\". А так как он сам переводить их не собирался, то в письме, адрессованном Маркову, жена Набокова от имени мужа попросила не включать его стихи в сборник. Но через десять дней после этого письма, Набоков все-таки переводит стихотворения на английский язык, тем самым заставляя себя совершить переход от родного языка к английскому:

Каким бы полотном батальным не являлась

советская сусальнейшая Русь,

какой бы жалостью душа ни наполнялась –

не поклонюсь, не примирюсь

со всею мерзостью, жестокостью и скукой

немого рабства… Нет, о, нет,

еще я духом жив, еще не сыт разлукой -

увольте - я еще поэт!

No matter how the Soviet tinsel glitters

Upon the canvas of a battle piece;

No matter how the soul dissolves in pity,

I will not bend, I will not cease

Loathing the filth, brutality and boredom

Of silent servitude. No, no, I shout,

My sprit is still quick, still exile-hungry,

I\'m still a poet, count me out!

Надо сказать, что Набоков был очень хорошим переводчиком. В предисловии к антологии Марков назвал его \"величайшим из всех переводчиков с русского на английский\". В этом можно убедиться на примере стихотворения: \"Каким бы полотном батальным ни являлась…\", приведенного выше. Даже не зная хорошо английский язык можно сделать вывод, что Набоков умеет наиболее точно передать содержание и стиль при переводе, чего не смог сделать Марков и возможно не смог бы сделать никто. Судьба дала Набокову возможность сделать перевод самому, и поэт схватился за этот шанс, чтобы доказать себе и России, что он может жить и без нее.