Длительное время позицию Михаила Михайловича Пришвина в литературе трактовали односторонне. В его адрес звучали неоднократные обвинения в том, что он “бежит в природу”, отворачиваясь от сложностей и задач сегодняшнего дня, и только очень немногие критики способны были увидеть в нем художника, стремящегося соединить интеллектуальное постижение и образное восприятие окружающего мира.

Рубеж XIX-XX вв. характеризуется синтезом литературы и философии. Творчество Вл. Соловьева, Н. Федорова, В. Розанова, П. Флоренского, Д. Мережковского, Л. Шестова поражает не только глубиной философской мысли, но и совершенством художественного стиля. В этом ряду – имя писателя М. Пришвина.

Основной для Пришвина является традиционная тема – человек и природа. Писатель считал, что, познавая мироздание, частью которого он является, человек познает сам себя. Поэтому собственный духовный путь осознавался Пришвиным как поиск гармонии и единения с природой. Закономерно, что подобное мировоззрение обусловило исключительную роль автобиографического начала в его творчестве.

Пришвин родился и провел детство в селе Хрущеве Елецкого уезда Орловской губернии в усадьбе, доставшейся по наследству его отцу.

Писатель всегда подчеркивал свою близость к крестьянству, к земле. Его племянник Андрей Пришвин вспоминал рассказы писателя: “Мы купцы. Дед в одних лапоточках в Елец пришел. Битую дичь возил в Москву, в Охотный ряд, и расторговался. А потом само пошло… Купец второй гильдии, потомственный почетный гражданин… Внукам – образование, имение купили… А в корне как мы были мужики – так и остались. Корень мужицкий, а человек из корня растет”.

Во многом благодаря матери для Пришвина не было отвлеченного понятия “народ”, а были конкретные люди с конкретными судьбами и именами. Похожее отношение было и к природе. Нет абстрактной природы, а есть отдельное дерево, лес, речка, травинка и цветок. Ощущение себя, своего мира и природы как единого целого, присущее Пришвину, во многом идет из детства. Мать сумела сформировать в сыне дисциплинированность и умение владеть своими чувствами: “Через мать я природе своей получил запрет”.

Уже в 10 лет проявилась романтическая натура будущего писателя: мальчик с друзьями попробовал совершить побег в “Америку”. При всей очевидной несерьезности этой затеи юным беглецам удалось все-таки провести на реке несколько дней.

В дневниках писателя – запись: “Вместе с учениками Чертовым, Тирманом, Голофеевым совершаю побег в Америку по р. Сосне. Розанов, учитель географии (после писатель Вас. Вас. Розанов), против всех в округе высказал запавшее крепко в душу: “Это хорошо, это необыкновенно”. В душе отчаяние, что “Америки” нет”.

Для Пришвина это приключение детства на всю жизнь осталось неким символом и приобрело впоследствии мифическую окраску.

Закончив шесть классов реального училища, юноша в 1893 г. поступает в Рижский политехникум: “В Риге меняю разные факультеты в поисках “философского камня”. Одним из путей этого поиска явилось участие Пришвина в деятельности “школы пролетарских вождей”, распространение нелегальной марксистской литературы, что привело впоследствии к аресту, ссылке и лишило его возможности получить образование в России.

Благодаря хлопотам матери ему удается в 1900 г. выехать в Германию и поступить в Лейпцигский университет. Он посещает лекции в Йене и Берлине. Пребывание в Европе благотворно влияет на духовное становление молодого человека. Он слушает лекции известных профессоров, увлекается классической музыкой (в частности Р. Вагнером) и натурфилософией И. В. Гёте. Занятия в лаборатории физика, химика и философа В. Освальда не прошли бесследно для формирования научных интересов писателя, которые в свою очередь помогли освободиться от юношеского увлечения марксизмом. Несмотря на запреты, Пришвин получает лучшее по тем временам образование в области естественных и философских наук.

Именно в стенах университета, в Германии, Пришвин приходит к убеждению, что истинная свобода заключена в душе человека и примирение личной и внешней свободы можно осуществить только через “расширение “я”, в котором вмещаются добро, поэзия, мысль”.

В 1902 г. в Париже Пришвин встречает свою первую любовь. Он испытывает чувство, которое на долгие годы окрасит в грустные романтические тона его жизнь. Предметом его любви явилась В. П. Измалкова, студентка Сорбонны. Вспыхнувшее чувство окончилось трагическим разрывом. Девушка почувствовала, что любят не ее, а мечту.

Вернувшись на родину, Пришвин стал работать агрономом. Свой путь в литературу он не случайно впоследствии назовет “тележным” – через земледелие, фольклористику, этнографию, корреспондентскую работу, очерки.

Близкое общение с людьми, внимательное отношение к языку способствуют увлечению выразительной народной речью: “Я шел путем всех наших крупнейших писателей, шел странником в русском народе, прислушиваясь к его говору”.

Летом 1906 г. Пришвин отправляется в Заонежье – записывать былины. Главным результатом поездки явилась книга “В краю непуганых птиц. Очерки Выговского края” (1907), основу которой составили впечатления от экспедиции.

Именно в этой книге наметился новый для русской литературы взгляд на тему “человек и природа”. Творчество Пришвина оказалось в пограничном пространстве – между наукой и искусством. Объективность изображения, научная точность историка, географа, этнографа, достоверность деталей соседствовали у него с пантеистическим восприятием мира. Еще 3 мая 1906 г. Пришвин записал в дневнике: “Я частица мирового космоса… Эту частицу, которая сшита со всеми другими существами, я изучаю. Швы болят еще. Это еще мешает наблюдать, но настанет время, когда все будет чистое сознание. Не скоро это…”

Первая книга принесла писателю известность. Пришвин осознал, что литература – та область, где он может высказаться с наибольшей полнотой.

Пришвин отправляется в следующую экспедицию – в Карелию и Норвегию. В результате появляется книга “За волшебным колобком. Из записок на Крайнем Севере России и Норвегии” (1908). Она уже не так прочно связана с действительностью, реальность в ней соседствует со сказкой. Произведение имеет свободную форму повествования, основой которого служит единый сказовый ритм.

Мотив сказки (нет точного указания места, времени) ощущается и в главной цели путешествия – поиск неведомой страны. Посвящая эту книгу друзьям детства, товарищам по поиску “Америки”, писатель отдает дань детской мечте.

Пришвин широко использует русский фольклор и фольклор саами. Жанр путешествия придает произведению этнографический характер. “Мое занятие – этнография, изучение жизни людей. Почему бы не понимать его как изучение души человека вообще. Все эти сказки и былины говорят о какой-то неведомой общечеловеческой душе. В создании их участвовал не один только русский народ. Нет, я имею перед собою не национальную душу, а всемирную, стихийную, такую, какою она вышла из рук Творца”.

Именно в фольклоре Пришвин ощутил нравственный потенциал народа, проявление народной силы, способной преодолеть слабость и трагедию отдельной личности. Благополучный конец сказки, по мнению писателя, есть “утверждение гармонической минуты человеческой жизни как высшей ее ценности. Сказка – это выход из трагедии”. Поэтому Пришвин оценивал фольклор как необходимую основу творчества художников прошедших и будущих веков и находился в постоянном поиске новых возможностей его освоения.

Влияние на поэтику книги, по признанию автора, оказал Ремизов (они познакомились в 1907 г.): “Я был очень близок к Ремизову и не откажусь теперь признать его своим учителем. У Ремизова была настоящая студия, как у художников, у него была школа, к нему ходили, читали свои рассказы – меня пленяло исключительное отношение Ремизова к искусству как к делу”. Позже близость к Ремизову отразилась в таких произведениях Пришвина, как “Иван Осляничек” (1913), “Грязица” (1916).

В 1908 г. по рекомендации А. М. Ремизова и В. В. Розанова Пришвин едет в Заволжье, к Светлому озеру и в Китеж.

На следующий год появляется книга “У стен Града невидимого”, в которой нашли отражение настроения “богоискательства” и интерес писателя к церковному расколу. Духовные искания писателя были близки старообрядчеству, что позволило ему психологически описать природу этой веры: “Я видел там, что наивная народная вера в бога-дедушку заменялась верой в божественность своего личного “я”, и как это “я” совершенно так же, как у наших декадентов, не достигая высшего “я”, равного “мы”, где-то на пути своего развития застревало, и каждый такой “сознательный” человек делался маленьким богом, царем своего маленького царства”.