Сам Игорь Северянин писал свой псевдоним через дефис: как первое и второе имя, а не имя и фамилию. Свое творчество Игорь Северянин определил как футуристическое. Выпустивший к 1910 году уже 35 стихотворных брошюр за собственный счет, он нуждался в имени. Как нельзя кстати подошло «эгофутурист», что означало просто «я в будущем». Так появился подзаголовок к поэзе «Рядовые люди» в сборнике «Ручьи в лилиях» (1911). К 1911 году вокруг Северянина сформировалось уже некое литературное объединение — «эгофутуризм», куда вошли молодые поэты Иван Игнатьев, Константин Олимпов (сын К. М. Фофанова), Грааль Арельский, Василиск Гнедов, Вадим Баян… «Эгофутуризм» имел по существу очень мало общего с футуризмом.

Это течение было какой-то смесью эпигонства раннего петербургского декадентства, доведения до безграничных пределов «песенности» и «музыкальности» стиха Бальмонта (как известно, Северянин не декламировал, а пел на «поэзоконцертах» свои стихи), какого-то салонно-парфюмерного эротизма, переходящего в легкий цинизм, и утверждения крайнего эгоцентризма. Это соединялось с прославлением современного города, электричества, железной дороги, аэропланов, фабрик, машин (у Северянина и особенно у Шертеневича). Эстрадная манера подачи стихов сказалась и на сущности ранней северянинс-кой поэзии. Зрителя увлекало, прежде всего, необычное: «грезэрки» и «эксцессер-ки», «лесофеи» и «озерзамки», «виконтессы» и «адъютантессы»… Впрочем, за подобной мишурой угадывалось не только стремление писать на потребу невзыскательной публике, здесь крылись и черты индивидуального стиля поэта, склонного к необычным словам и словосочетаниям, которые становились своеобразным отражением необыденности его поэтического мира.

Северянин резко и однозначно заявил о себе и своем месте в литературе того периода. Его личный манифест — эпилог к первой книге его «поэз» «Громокипящий кубок»:

Я, гений Игорь-Северянин… Я прогремел па всю Россию…

Эта строчка, воспринятая без контекста стихотворения и целой книги, во многом определила основной тон отношения широкого читателя к Игорю Северянину — ироническую усмешку превосходства. «Северянинщина» в нашем представлении выступает как некий апогей самомнения и самовосхваления — того, что никогда не славилось в российском обиходе.

Но сводить все его многообразное творчество лишь к этой позе самопровозглашенного «гения» —очевидная несправедливость…

Моя двусмысленная слава

И недвусмысленный тшшнт…

Игорь Северянин известен как создатель неологизмов и словесных диковинок («И что ни слово — то сюрприз»), как автор манерных «хабанер», «прелюдов», «ми-ньонетов», «вирелэ» и прочих изысканных поэтических форм, как изобретатель «гирлянды триолетов», «квадрата квадратов», «дизеля», «лэ»…

Уже в первых стихотворениях поэта появляются контуры его «грезового царства»: «Я — царь страны несуществующей…». Позже эта страна обрела поэтическое название — Миррэлия. Грезо-фарсовая сторона творчества Северянина, свидетельствующая о необыкновенной виртуозности поэта, может создать впечатление усложненности его стихов.

Но это впечатление будет обманчивым. В сущности, «футурист» Северянин весьма прост и даже примитивен. Если внимательно вчитаться в его «поэзы», то непременно обнаруживаются черты изначальной художественно простоты. Это можно увидеть и в названиях— «Примитивный романс», «Элементарная соната», «Четкая поэза»…

Говоря о творчестве Игоря Северянина, хочется употреблять не термин «эгофутуризм», а «эгосеверянизм». Многие критики сходились на том, что собственно футуристического в поэзии Северянина довольно мало. В рамках «эгофутуризма» Северянин продержался недолго. К 1913 году первоначальное объединение распалось, поэт печатно отказался от «эгофутуризма». Пропаганда «вселенского эгоизма» как «единственной и правдивой жизненной интуиции» привела и самого Северянина к позиции независимости от каких бы то ни было литературных групп. Северянину удивлялись, к нему привыкали. Он не избежал участи многих поэтов-современников — самоповторения. Тем более что писал он быстро и много. Над ним уже довлела слава, а неразборчивые вкусы публики волей-неволей начали проникать в творчество…

В 1922 году В. Брюсов вынес Северянину «жесточайший приговор»: «Северянин чрезвычайно быстро «исписался», довел, постоянно повторяясь, своеобразие некоторых своих приемов до шаблона, развил в позднейших стихах, недостаток своей поэзии до крайности, утратив ее достоинства, стал приторным и жеманным и сузил темы своих «поэз» до маленького круга, где господствовали… салонный эротизм и чуждый жизни эстетизм».

Однажды А. Блок в своем дневнике записал, размышляя об особенностях Северянина-поэта: «Это — настоящие, свежий, детский талант». О «детском» мировосприятии говорил и К. Чуковский. Он сравнивал неологизмы Игоря Северянина с детским языком, отмечая схожесть его неологизмов и детского словотворчества. «Это не укор Северянину, а большая ему похвала», — отмечал Чуковский.