В трилогии, таким образом, изображены две трагические судьбы, вытекающие из двух полярных отношений к действительности. В глазах Шиллера оба эти пути являются односторонними. Ни «реализм» Валленштейна, ни «идеализм» Макса не могут привести к решению той исторической задачи, которая была выдвинута эпохой. По концепции Шиллера (в статье «О наивной и сентиментальной поэзии»), только органическое сочетание лучших черт того и другого могло бы дать торжество справедливым началам жизни. Но при этом очевидно, что «идеализм» Макса, хотя Шиллер и понимает его ограниченность, все же бесконечно ближе ему «реализма» Валленштейна, и все симпатии автора на стороне благородного молодого человека.

Это не помешало Шиллеру объективно изобразить судьбу обоих героев, воплощавших противоположные жизненные принципы. Реализм Шиллера проявился в том, что он с огромной художественной убедительностью показал необходимость сочетания стремлений личности с широкими социальными движениями своего времени.

В исторических событиях, среди борения многих сил, единичный человек сам определяет свою судьбу, выбирая то или иное направление деятельности. Личность - не бессильная песчинка в историческом процессе, но и не всемогущая сила. Ее мощь возрастает, когда она сливается с могучим историческим потоком, ее значение утрачивается, когда она пытается утвердить себя вне этого потока. Но при этом не всякое историческое движение равноценно. Октавио связал свою судьбу с империей, уже обреченной на гибель, и его возвышение является мнимым. Поэтому так жалко звучит его фраза, полная торжества: «Я князь Пикколомини». Макс же, который не примыкает ни к одной из борющихся сил, уходит из жизни как подлинный герой, ибо хотя торжество его принципов дело отдаленного будущего, но оно неизбежно, и он оказывается предвестником этой далекой, но несомненной для Шиллера победы лучших начал жизни.





В беседах с Эккерманом Гете с высокой похвалой отзывался о «могучих фигурах» в трилогии и отмечал то сильное впечатление, которое производит «вся пьеса в целом». В беседе 23 июля 1827 года Гете обобщил свою оценку словами: «Валленштейн» Шиллера такое крупное произведение, что второго, равного ему, невозможно найти». Высоко ценил трилогию Шиллера и великий мыслитель и писатель А. И. Герцен.

В «Былом и думах» он рассказывает, как в 1829 и 1830 годах писал философскую статью о шиллеровском «Валленштейне». Восторженное отношение к произведению Шиллера Герцен сохранил и в пору зрелости, когда в 1853 году назвал «Валленштейна» «гигантским произведением». Белинский, неоднократно критиковавший слабые стороны творчества Шиллера, считал «Валленштейна» одним из лучших его творений. Когда в 1859 году, во время празднования столетия со дня рождения поэта, комитет в английском городе Манчестере, где жил тогда Энгельс, намечал постановку какой-либо драмы Шиллера, Энгельс рекомендовал «Лагерь Валленштейна» и сам принимал участие в организации спектакля.