Другие персонажи произведения увидены как бы глазами главного героя. Есть среди них те, кто вызывает у нас откровенную симпатию: это бригадир Тюрин, кавторанг Буйновский, Алешка – баптист, бывший узник Бухенвальда Сенька Клевшин и многие другие. По-своему симпатичны и «придурок» бывший московский кинорежиссер Цезарь Маркович, устроившийся на легкую и престижную работу в лагерной конторе.
Есть, наоборот, такие, кто у автора, главного героя и у нас, читателей, ничего, кроме стойкого отвращения, не вызывают. Это – бывший большой начальник, а ныне опустившийся зек, готовый вылизывать чужие тарелки и подбирать окурки, Фетюков; десятник – доносчик Дэр; заместитель начальника лагеря по режиму хладнокровный садист лейтенант Волковой.
Отрицательные герои никаких собственных идей в рассказе не высказывают. Их фигуры просто символизируют те или иные осужденные автором и главным героем негативные стороны действительности.
Фетюков, например, олицетворяет жизненную беспомощность и паразитизм людей из лагерного «потока 37-го года» - бывших партийных и советских руководителей, ранее санкционировавших раскулачивание крестьян и репрессии против беспартийной интеллигенции, а потом тоже ставших жертвами сталинских чисток.
А лейтенант Волковой – это символ жестокости тоталитарного государства, нашедший свое концентрированное выражение в ГУЛАГе.
Другое дело – герои положительные. Они ведут друг с другом частые споры, свидетелем ( но не участником ) которых становится Иван Денисович. Вот кавторанг Буйновский, человек в лагере новый и к местным порядкам не приученный, смело кричит Волковому: «Вы права не имеете людей на морозе раздевать! Вы девятую статью уголовного кодекса не знаете!..» Шухов же про себя, как опытный зек, комментирует: «Имеют. Знают. Это ты, брат, еще не знаешь».
Здесь писатель демонстрирует крах надежд тех, кто был искренне предан Советской власти и считал, что в отношении их совершено беззаконие и надо только добиться неукоснительного и точного соблюдения советских законов. Иван Денисович вместе с Солженицыным прекрасно знает, что спор Буйновского с Волковым не просто бессмыслен, но и опасен для излишне горячего зека, что никакой ошибки со стороны лагерной администрации, конечно же, нет, что, ГУЛАГ – хорошо отлаженная государственная система и что оказавшиеся в лагере сидят здесь не вследствие роковой случайности, а потому, что кому-то наверху это необходимо. Шухов подсмеивается в душе над Буйновским, еще не забывшим командирские привычки, которые в лагере выглядят нелепо. Иван Денисович понимает, что кавторангу надо будет смирить свою гордыню, чтобы выжить во время присужденного ему двадцатипятилетнего срока. Но вместе с тем он чувствует, что сохранить силу воли и внутренний нравственный стержень кавторанг скорее уцелеет в аду ГУЛАГа, чем опустившийся «шакал» Фетюков.
Бригадир Тюрин, лагерный ветеран, рассказывает печальную историю своих злоключений, начавшуюся с того, что еще в 1930 году бдительные командир и комиссар полка выгнали его из армии, получив сообщение, что тюринские родители раскулачены: «Между прочим, в 38-ом на котласской пересылке встретил я своего бывшего комвзвода, тоже ему десятку сунули. Так узнал от него: и тот комполка, и комиссар – оба расстреляны в тридцать седьмом. Там уж были они пролетарии или кунаки. Имели совесть или не имели… Перекрестился я и говорю: «Все же ты есть, создатель, на небе. Долго терпишь, да больно бьешь…».
Тут Солженицын устами бригадира декларирует тезис о том, что репрессии 1937 года явились Божьей карой коммунистам за беспощадное истребление крестьян в годы насильственной коллективизации.
Практически все персонажи рассказа «Один день Ивана Денисовича» помогают автору высказать свои основные идеи насчет причин и следствий репрессий. Проза А.И.Солженицына обладает качеством предельной убедительности в передаче жизненных реалий. Рассказанная им история об одном дне из жизни заключенного воспринималась первыми читателями как документальная, «непридуманная». Действительно, большая часть персонажей рассказа – подлинные, из жизни взятые натуры. Таковы, например, бригадир Тюрин, кавторанг Буйновский. Только образ главного героя рассказа Шухова, по свидетельству автора, сложен из солдата артиллериста той батареи, которой командовал на фронте Солженицын, и из заключенного №854 Солженицына.
Приметами непридуманной реальности наполнены описательные фрагменты рассказа. Таковы портретная характеристика самого Шухова ( «бритая, беззубая и будто усохшая голова» ; его манера двигаться; искривленная ложка, которую он заботливо прячет за голенище валенка и т.п.); ясно нарисованный план зоны с вахтой, санчастью, бараками; психологически убедительное описание чувств заключенного при обыске. Любая деталь поведения узников или их лагерного быта передана почти физиологически конкретно.
При внимательном прочтении рассказа выясняется, что эффект жизненной убедительности и психологической достоверности, производимый рассказом,- результат не только сознательного стремления писателя к максимальной точности, но и следствие его незаурядного композиционного мастерства. Удачное высказывание о художественной манере Солженицына принадлежит литературоведу Аркадию Белинкову: «Солженицын заговорил голосом великой литературы, в категориях добра и зла, жизни и смерти, власти и общества…Он заговорил об одном дне, одном случае, одном дворе… День, двор, и случай – это проявления добра и зла, жизни и смерти, взаимоотношений человека и общества».
В этом высказывании литературоведа точно подмечена взаимосвязь формально-композиционных категорий времени, пространства и сюжета с нервными узлами проблематики Солженицына.
Один день в рассказе Солженицына содержит сгусток судьбы человека. Нельзя не обратить внимания на чрезвычайно высокую степень детализированности повествования: каждый факт дробится на мельчайшие составляющие, большая часть которых подается крупным планом. Необыкновенно тщательно, скрупулезно следит автор, как его герой одевается перед выходом из барака, как он надевает тряпочку - намордник или как до скелета объедает попавшуюся в супе мелкую рыбешку.
Такая дотошность изображения должна была бы утяжелить повествование, замедлить его, однако этого не происходит. Внимание читателя не только не утомляется, но еще больше обостряется, а ритм повествования не становится монотонным. Дело в том, что солженицинский Шухов поставлен в ситуацию между жизнью и смертью; читатель заряжается энергией писательского внимания к обстоятельствам этой экстремальной ситуации. Каждая мелочь для героя - в буквальном смысле вопрос жизни и смерти, вопрос выживания или умирания. Поэтому Шухов ( а вместе с ним и читатель ) искренне радуются каждой найденной вещице, каждой лишней крошке хлеба. День - та «узловая» точка, через которую в рассказе Солженицына проходит вся человеческая жизнь. Вот почему хронологические и хронометрические обозначения в тексте имеют еще и символическое значение. «Особенно важно, что сближаются друг с другом, порой почти становясь синонимами, понятия «день» и «жизнь». Такое семантическое сближение осуществляется через универсальное в рассказе понятие «срок». Срок - это и отмеренное заключенному наказание, и внутренний распорядок тюремной жизни, и - самое важное - синоним человеческой судьбы и напоминание о самом главном, последнем сроке человеческой жизни» ( 4, с. 169 ). Тем самым временные обозначения приобретают в рассказе глубинную морально - психологическую окраску.
Важность категории времени в рассказе подчеркивается тем, что его первая и последняя фразы посвящены именно времени («В пять часов утра, как всегда, пробило подъем - молотком об рельс у штабного барака». - «Таких дней в его сроке от звонка до звонка было 3653. Из-за високосных годов - три дня лишних набавлялось»...)
Место действия также необычайно значило в рассказе. Пространство лагеря враждебно узникам, особенно опасны открытые участки зоны: каждый заключенный торопится как можно быстрее перебежать участки между помещениями, оно опасается быть застигнутым в таком месте, спешит юркнуть в укрытие барака. В противоположность героям русской классической литературы, традиционно любящим ширь, даль, Шухов и его солагерники мечтают о спасительной тесноте укрытия. Барак оказывается для них домом.
«Пространство в рассказе выстраивается концентрическими кругами: сначала описан барак, затем очерчена зона, потом - переход по степи, стройка, после чего пространство снова сжимается до размеров барака» (3, с. 183).
Замкнутость круга в художественной топографии рассказа получает символическое значение. Обзор узника ограничен обнесенной проволокой окружностью. Заключенные отгорожены даже от неба. Сверху их беспрестанно слепят прожектора, нависая так низко, что будто лишают людей воздуха. Для них нет горизонта, нет неба, нет нормального круга жизни. Но есть еще внутреннее зрение заключенного - пространство его памяти; а в нем преодолеваются замкнутые окружности и возникают образы деревни, России, мира.
