«Перед лицом ушедших былей
Не вправе ты кривить душой».
А. Твардовский
Ещё не пришло время, когда творчество А. Т. Твардовского будет по-настоящему понято и осмыслено. Понять А. Твардовского — это понять трагическую судьбу целого поколения людей, которые искренне восприняли революционные перемены Октября, которые честно трудились на стройках пятилеток, которые верили в коммунизм и которые, в конечном счете, прозревали и прозрели по мере того, как перед ними раскрывались все ужасы тоталитарного режима. Личность А. Твардовского глубоко трагическая. Твардовский не избежал общей печальной участи — необходимости восхвалять «отца народов», воспевать все великие и страшные переломы. Многое современникам стало ясным и понятным после публикации воспоминаний И. Т. Твардовского и особенно А. Солженицына («Бодался телёнок с дубом»).
Говорят, «поэты в России рождались с дантесовской пулей в груди». Писатели и поэты погибали на войне, погибали в лагерях ГУЛАГа, но погибали и в «мирных» условиях, как А. Твардовский и Б. Пастернак. Достаточно вспомнить редакторскую деятельность А. Твардовского в «Новом мире», чтобы понять справедливость этих слов. Ведь недаром существует такое понятие как «Новый мир» Твардовского», когда редактор буквально сражался за каждую строчку правдивых слов о жизни родной страны. Ведь именно А. Твардовский опубликовал «Районные будни» В. Овечкина, знаменовавшие новый взгляд на судьбы русской деревни. Именно Твардовский опубликовал повести никому тогда не известного писателя, бывшего политзаключённого А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и «Матрёнин двор».
Поэму «За далью даль» Твардовский начал писать в конце 40-х годов. Большая часть поэмы посвящена описанию необозримых русских просторов, её богатств, судьбам людей, их героическому труду и мужеству. В главе «На Ангаре» перед глазами читателя предстают впечатляющие картины торжества созидания, творческого порыва многонационального трудового коллектива:
«Тут был порыв души артельной,
Самозабвенный, нераздельный, —
В нём все слилось — ни дать, ни взять:
И удаль русская мирская,
И с ней повадка заводская,
И строя воинского стать,
И глазомер, и счет бесспорней,
И смётка делу наперёд.
.........................................................
Ты здесь — венец красы земной,
Моя опора и защита
И песнь моя — народ родной!»
Глава «Так это было», посвященная Сталину и его делам, где появляются антисталинские нотки, была написана несколько позже. Здесь проявляется та трагическая раздвоенность, которая была характерна для честных людей того периода: неприятие сталинских преступлений и попытка отделить его от строя. Автор с беспощадной искренностью рассказывает, как безудержно прославлялся вождь, как «он мог на целые народы обрушить свой верховный гнев», как, чтобы возвысить себя, Сталин приказывал возводить всё новые и новые стройки, по сути разорявшие народ.
Поэт честно признаётся и объясняет:
«И кто при нём его не славил, Не
возносил — найдись такой!»
Поэт ещё не полностью осознал трагедию, непоправимость совершённого Сталиным. Ему ещё кажется, что«И в нашей книге золотой
Нет ни одной такой страницы,
Ни строчки, даже запятой,
Чтоб нашу славу притемнила,
Чтоб заслонила нашу честь».
Поэма «Тёркин на том свете» была задумана и написана автором после войны, но долгое время не публиковалась и была в опале. Но при всём этом её стремились прочесть очень многие, так как главным героем поэмы был тот же Василий Тёркин, который так полюбился читателям, которому читатели так безгранично верили. В поэме очень едко высмеивается и сам вождь и, главное, система, им созданная. Мы видим не только убогость и ненужность казарменно-бюрократической системы, но и явную её антигуманистическую направленность. Мы видим разделение общества на категории, секретность, попытки отделить нашу систему от всего мира стеной, полную обюрокраченность:
«Наш тот свет организован
С полной чёткостью во всём:
Распланирован по зонам,
По отделам разнесён».
Поэма «По праву памяти» была написана в 1966—69 гг., но впервые опубликована в 1987 г. в журналах «Знамя» и «Новый мир». Это поэма об ответственности писателя перед грядущими поколениями.
«Давно отцами стали дети,
Но за всеобщего отца
Мы оказались все в ответе,
И длится суд десятилетий,
И не видать ещё конца».
Поэт хочет честно, ничего не утаивая, рассказать молодым («Нет, все былые недомолвки домолвить ныне долг велит»), как горько и тяжело было «без вины виноватым», как уродовалась личность под гнётом всеобщего террора, как вынуждали детей отказываться от родителей («Отринь отца и мать отринь»), как провоцировалось предательство и доносительство («Предай в пути родного брата и друга Лучшего тайком», «И лжесвидетельствуй во имя, и зверствуй именем вождя»), как людей кнутом и пряником загоняли в рабство.
Чёткость и афористичность языка делает всё сказанное особенно впечатляющим:
«...Кому с графой не повезло, —
Для несмываемой отметки
Подставь безропотно чело,
Чтоб со стыдом и мукой жгучей
Носить ее — закон таков,
Быть под рукой всегда — на случай
Нехватки классовых врагов».
Твардовский пытается объяснить, почему народ хранил «безмолвье перед разгулом недобра», «рукоплескал всем приговорам, каких постигнуть не дано», «превозносил отца народов»:
«И грубо сдвоив имена,
Мы как одно их возглашали
И заносили на скрижали,
Как будто суть была одна».
Время вносит свои коррективы в понимание того, что произошло в нашей стране. Но «голос памяти правдивой» поможет нам заглянуть в будущее («Кто прячет прошлое ревниво, тот вряд ли с будущим в ладу...»), предостережёт от ошибок.
Поэма звучала двойным обвинением: и тем, кто творил злодеяния, и тем, кто старается вытравить память о них.
«Одна неправда нам в убыток, и только правда ко двору!» Как актуально звучат эти строки сегодня, обращенные к нам — кто «из другого поколенья».
