В. Войнович, конечно же, не ставил целью в своем романе-анекдоте пародировать образ Василия Теркина, но, несомненно и то, что перекличка образов Теркина и Чонкина, что называется, налицо. И, естественно, было бы интересно выяснить природу этого соотношения. Для начала заглянем в жанровые авторские определения: у А.Твардовского – «книга про бойца», у В.Войновича -»роман-анекдот». Вот как сам А.Твардовский в ответе читателям объясняет название жанра «книга»: «Узаконенных жанровых признаков поэмы, повести или романа в стихах не получалось, а нечто все-таки выходило, и это нечто я обозначил «Книгой про бойца». Имело значение в этом выборе то особое, знакомое мне с детских лет звучание слова «книга» в устах простого народа, которое как бы предполагает существование книги в единственном экземпляре (…) Слово «книга» в народном смысле звучит по-особому значительно, как предмет серьезный, достоверный, безусловный».
И еще по поводу жанра: автору важна была «внутренняя» законченность каждой отдельной части, главы, периода, строфы. Ведь «читатель мог и не дождаться моей следующей главы: он был там,где и герой, – на войне»(1). Но при всей внутренней целостности «книги» внешние контуры жанра несколько размыты: «Книга про бойца без начала, без конца». Герой остался жив, и, следовательно, есть возможность узнать о его новых подвигах.
Подытоживая разговор о жанре произведения А.Твардовского, уясним, что, с одной стороны, это «книга без конца», с другой стороны, она законченна и самостоятельна на уровне отдельных единиц – частей, глав, периодов, строф, и, наконец, что произведение это серьезное и значительное. Перед нами лиро-эпическая поэма с открытым финалом.
«Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» В.Войновича – роман-анекдот. Роман – это «большая форма эпического жанра литературы нового времени. Его наиболее общие черты: изображение человека в сложных формах жизненного процесса, многолинейность сюжета, охватывающего судьбы ряда действующих лиц, многоголосие…».(2) В романе – сама жизнь, втиснутая в рамки художественного целого, и она, естественно, больше их, этих рамок. Здесь рождается противоречие между «завершенностью сюжетно – композиционной организации романа и незавершенностью жизни героя, его личных возможностей».(3) В романе и завершенность, и незавершенность одновременно. Конец романа «развоплощает его, открывая в нем перспективы нового сюжетного развертывания, новой жизни».(4) Итак, роману свойственна открытость и пространность.
Что касается анекдота, то это «удивительный, даже исключительный случай, казус, курьез», «словесная миниатюра с чрезвычайно повышенным удельным весом отдельного слова»(5) – явление явно единично-завершенное. В «Словаре литературоведческих терминов» упоминается, что для анекдота важна остроумная концовка и он может иметь сатирическую и шутливую окраску, то есть над ним можно и нужно смеяться.
Словом, у А.Твардовского мы имеем дело с произведением завершенно-незавершенным и серьезным. У В.Войновича – с завершенно-незавершенным и… несерьезным. Жанровая природа произведений обоих авторов сходна, но в то же время приобретает и совершенно полярную эмоциональную окраску.
Теперь несколько слов об истории публикации, силе воздействия и читательской почте обеих книг. По выходе в свет книга А. Твардовского вызвала шквал писем любопытствующих, советующих, восторженных читателей. Любопытствовали читатели А. Твардовского о том, вымышленное или действительно существующее в жизни лицо Василий Теркин; как была написана эта книга. Советовали читатели А.Твардовскому писать продолжение книги о Теркине в послевоенное время и убрать главу о том, как Теркин попал в госпиталь, ведь он «не таковский парень».(6)
По выходе в свет книга В.Войновича также вызвала оживленный поток писем любопытствующих, советующих, восторженных и негодующих читателей. Любопытствовали читатели, кто он, этот автор, сколько гонорара отхватил за свою писанину, служил ли автор в армии, а если «увильнул», то по какой причине, и не «относится ли автор к той нации, которая не выговаривает буквы «р»? «Советовали читатели В.Войновичу «прекратить глумление над самым святым в народной памяти – павшими народными защитниками» и требовали дать опровержение кощунственной и злобной клевете.(7)
Итак, обнаружен еще один момент переклички исследуемых произведений: похоже-непохожая судьба. Обе книги необычайно популярны. Но в первом случае – массовая народная любовь, во втором – столь же массовая любовь-ненависть.
«Расстановка сил» в сюжетном пространстве обоих произведений сходная: и там, и там герой в трагические годы Отечественной войны 1941-1945 годов, на фоне и по отношению к этим событиям.
Отмечая определенное сходство, нужно подчеркнуть, что схожесть эта постоянно «оборачивается» противоположностью.
Эта тенденция лица и карикатуры, позитива и негатива проступает на уровне центральных героев. Но для того, чтобы ее выявить, интересно было бы понять, почему в Чонкине проглядывает именно Теркин, что собой представлял этот, ничего не подозревающий о своих родительских генах, персонаж.
Василий Теркин с самого начала существовал как явление вариативное. И сам автор тому причиной. Теркин родился из «уголка юмора» в газете «На страже Родины» в период финской кампании 1939-1940 годов. Правда, он был еще не Василием, русским «чудо – человеком», а просто Васей, «своим парнем, неким удачливым бойцом, фигурой условной, лубочной».(8) Вася никогда не унывает и весело совершает свои подвиги.
Это еще первый набросок будущего «святого и грешного» русского солдата. И, кстати, этот Вася Теркин уже имел, как отмечает А.Твардовский, своих «братьев и сверстников, таких же удачливых героев-балагуров, в раличных фронтовых изданиях, только носили они другие имена, например, Иван Гвоздев»(9), Фома Смыслов. Вася Теркин тиражируется и внутри повествования «Книги про бойца». В главе «Теркин-Теркин» у него появляется двойник:
Только Теркин
Не Василий, а Иван.(10)
Тоже орденоносец, тоже бронебойщик, хороший гармонист. Для чего автору понадобилось такое повторение? Для чего «по уставу каждой роте будет придан Теркин свой»? Очевидно, чтобы доказать, что Теркиных много, что Теркин есть в каждом русском солдате, что это – «человек-народ».(11)
У А.Твардовского же Теркин появляется и еще раз, спустя почти десять лет после написания «Книги про бойца», – в поэме «Теркин на том свете». Причем сам автор рассматривает эту книгу не как продолжение «Василия Теркина»: «Это вещь совсем иная, обусловленная особыми задачами сатирико-публицистического жанра».(12)
В тиражирование Теркина внесли свою лепту и читатели-почитатели «Книги про бойца». Неудовлетворенные ее окончанием, они предлагали свои вариации на тему «Василий Теркин», делая его то артиллеристом, то сапером, то танкистом. Тем самым, образ этот имел множество отражений, он – многоликий. Таков своеобразный герой Твардовского: он необычайно популярен, воистину народный герой, обладает бесконечным количеством вариантов, создаваемых как разнообразными авторами, так и самим А.Твардовским, причем последний совершает переключения своего героя из стихии подлинно драматической, даже трагикомической, в сатирическую.
Естественно, такая многовариантность одного и того же персонажа создает плацдарм для последующих использований этого образа или его каркаса, или же отдельных его черт.
В результате Иван Чонкин перекликается с Василием Теркиным уже через само имя. При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что Теркина зовут Василием Ивановичем, а Чонкина – Иваном Васильевичем. Имена-перевертыши явно указывают друг на друга, как и двухсложные фамилии: Чон-кин, Тер-кин.
В Теркине совмещаются обыкновенность и геройство:
Красотою наделен
Не был он отменной.
Не высок, не то, чтоб мал,
Но – герой героем (12).
Герой, совмещающий «непринужденность, раскованный юмор и величайшую серьезность».(13) Герой настоящий, совершающий подвиг в защиту Родины. В нем, по выражению А.Твардовского, природный ум, смекалка не разнятся с делом. Несомненно, в Теркине есть сказочные черты. А.Твардовский «не сразу открывает подлинные качества своего героя, который, как сказочный Иван или Емеля, прикидывается простачком и лишь в конце является в настоящем виде».(14) Теркин и в ледяной воде не тонет, и подвиг совершает, балагуря, и часы починяет, и может угадать, где у бабки сало припрятано:
- Я работник.
Я бы дома в дело вник.
- Дом разрушен.
- Я и плотник.
- Печки нету.
- И печник.
Я от скуки – на все руки.
Буду жив – мое со мной (110)