Жуковский сыграл очень важную роль в истории русской литературы. Он был первым русским романтиком, подготовившим своим творчеством почву для дальнейшего качественно нового этапа литературного развития. Читатели сразу же приняли новое поэтическое слово, которое нес с собой Жуковский. Их увлекали внутренняя правдивость его стихов, их глубоко личный характер. Для поэта романтическое умонастроение не было маской, позой или модой: такова была его натура, таковы были самые искренние его убеждения. Не случайно о своем раннем творчестве он сказал:

* «для меня в то время было Жизнь и Поэзия одно»
* («Я Музу юную бывало…», 1822 — 1824).

И действительно, нельзя было отделить жизнь поэта-романтика от его поэзии: он жил, как писал, Писал, как жил. Волинский, размышляя о поэзии Жуковского, прямо отмечал жизненную основу романтического творчества: «Романтизм — Принадлежность не одного только искусства, не одной только Поэзии: его источник в том, в чем источник и искусства, и поэзии, и жизни… В теснейшем и существеннейшем своем значении романтизм есть не что иное, как внутренний мир души человека, сокровенная жизнь его сердца».

С поэзией Жуковского связано представление о сложных идейно художественных исканиях, которыми ознаменованы первые десятилетия XIX в. В раннем своем творчестве Жуковский выступал как сентименталист, во многом продолжающий карамзинские традиции. Поэтические успехи Жуковского связаны с его обращением к элегии — жанру по преимуществу лирическому и субъективному. В 1802 г. он переводит элегию английского поэта «Сельское кладбище». В стихотворении, овеянном меланхолией, говорилось не только о равенстве людей перед смертью, ни об их нравственном превосходстве перед «рабами сует». Все это выражено не прямо, через переживания мечтательного юноши — поэта, который очень близок (даже и по биографическим деталям) к самому Жуковскому.

И другой ранней элегии «Вечер» (1806) содержится авторская характеристика основной направленности его творчества:

* Мни рок жулил брести неведомой стезей,
* Выть Другом мирных сел, любить красы Природы,
* под сумраком дубровной тишины
* склонив па ценны воды,
* Творца, друзей, любовь и счастье воспевать.

Элегия призвана была раскрыть переживания и настроения поэта, его размышления о минувшей юности, неизбежных потерях, смысле жизни.

Уже в ранних стихах Жуковского раскрывались богатые возможности русского поэтического языка, его мелодичность И научность. Он показал принципиальную возможность использования н словесной живописи оттенков и полутонов, помогающих раскрыть глубину внутреннего мира человека, самые тонкие душевные переживания.

Характерная для романтиков тема любви также дана в элегических тонах скорби, печали. Впервые в русской поэзии так тонко и психологически правдиво было рассказано о страданиях человека, способного к возвышенной любви и в то же время осознающего трагическую неразделенность его чувства. Если у Батюшкова, представителя так называемой «легкой поэзии», любовь подчеркнуто земная, то у Жуковского она, напротив, «неземная», небесная, идеальная. Анакреонтические мотивы были для него совершенно чужды, они никак не соответствовали психологическому складу и духу поэзии Жуковского.

В элегиях Жуковского постоянно подчеркивается- неудовлетворенность действительностью, выражается стремление в какой-то иной чудесный и таинственный мир, как будто бы существующий где-то там, вне земной реальности («Минувших дней очарованье…», 1818; «Невыразимое», 1819, и др.).

Особое место в творчестве Жуковского занимают баллады. Этот жанр был популярен в поэзии XIX в. Содержание баллад было обычно драматическим, в них рассказывалось о несчастной любви, кровной мести, использовались легенды или исторические предания. Часто все это было овеяно мрачным, фантастическим колоритом. Первая же баллада Жуковского «Людмила» (1808), являвшаяся переработкой произведения немецкого поэта Г. А. Бюргера, имела огромный успех. Читатели впервые соприкоснулись с таинственным миром, страшным, но вместе с тем й увлекающим воображение. Здесь прозвучали мотивы, ставшие обычными для большинства баллад поэта: ночной мрак, привидения, кладбище, мертвецы и т. д,

В «Людмиле», как и в других балладах Жуковского, отчетливо выражена идея трагической обреченности человека, бессильного в борьбе с судьбой. «Смертных ропот безрассуден» — эти слова выражали основную мысль его первой баллады. Все это соответствовало трагическому мироощущению самого поэта, который, считая борьбу невозможной, уходил от реальной жизни в область внутренних переживаний, идеальный мир фантастических образов. Но само по себе неприятие действительности было характерной чертой романтизма Жуковского, определившей пафос его поэзии.

Успех «Людмилы» вдохновил поэта на дальнейшую разработку жанра баллады. Самым известным его произведением в этом жанре оказалась «Светлана» (1812). В ней был усилен национальный колорит, значительно больше места по сравнению с «Людмилой» занимают картины русской природы, народные обряды, черты русского быта.

Большого мастерства достигает Жуковский в создании психологического портрета своей героини. Светлана у поэта — милая и скромная девушка, само имя ее светлое; она тоскует, не получая известий от жениха, замирает от страха во время гадания, ее охватывает ужас во сне… Мотив сна в балладе очень важен, от него идет прямая линия к сну Татьяны в «Евгении Онегине». В отличие от «Людмилы» фантастический колорит в «Светлане» явно ослаблен. Все тревожное, мрачное, кошмарное оказывается только сном. Если Людмила «жизнь кляла» и «творца на суд звала», то Светлана не жалуется на судьбу, не ропщет.

Стремление создать поэзию сердца, проникнуть в таинственные глубины человеческой души порождало особое отношение Жуковского к поэтическому слову. Не четкое, предметное значение слова интересовало его, а возможность выразить с его помощью тончайшие оттенки человеческих чувств. Значение слова становится зыбким, многозначным, оно воздействует на читателя своей музыкальностью, помогая создать определенное эмоциональное настроение. Жуковский обогатил литературный язык, расширил представление о поэтических возможностях слова, придавал ему гибкость, певучесть — то, что Пушкин назвал «пленительной сладостью» стихов автора «Светланы».

Белинский был убежден, что «без Жуковского мы не имели бы Пушкина». Эти справедливые суждения объясняют значение замечательного поэта не только для своей современности, но и для последующего развития русской литературы, включая и Пушкина, и Лермонтова, и Тютчева, и Некрасова, и Блока.