Муза (непременно с большой буквы!) часто появляется в лирике Ахматовой вместе с эпитетом «смуглая»:

Муза ушла по дороге Осенней, узкой, крутой, И были смуглые ноги Обрызганы крупной росой... («Муза ушла по дороге...»)

А недописанную мной страницу — Божественно спокойна и легка — Допишет Музы смуглая рука.

(« Уединение»)

Будучи по-пушкински смуглой, Муза нередко еще у Ахматовой и «весела» — тоже по-пушкински, если вспомнить знаменитую блоковскую фразу о «веселом имени Пушкина».

Со временем эта обычно полная жизнетворящих сил, душевно-радостная и открытая Муза ахматов-ских стихов разительно меняется:

Веселой Музы нрав не узнаю: Она глядит и слова не проронит...

(«Все отнято: и сила, и любовь...»)

Поэтесса явственно ощущала сдвиг и времени, и собственного мироощущения, но смысл самого движения, его внутренние силы и направление — все таилось в сфере неясных предчувствий. Художественное творчество ей казалось в этот период чуть ли не единственной незыблемой ценностью. И печальная Муза моя, Как слепую, водила меня...

Власть искусства в представлении Ахматовой обычно исцеляюща, она способна вывести человека из круга обступивших его мелких интересов и страстей, подавленности и уныния на высокие солнечные склоны прекрасной и мудрой жизни.

Так много камней брошено в меня, — Что ни один из них уже не страшен, И стройной башней стала западня, Высокою среди высоких башен...

(«Уединение»)

Образ искусства как некой высокой башни, поднимающей поэта над мирской суетой, и представление о священной его природе — воплощают мотив избранничества. Уединение, воспетое поэтессой, — это уход не столько от жизни вообще, сколько от легкого и праздного существования.

Ахматова была далека от понимания социальной природы искусства, но выражала в своем творчестве мысль о существовании моральных обязательств художника перед обществом:

Иди один и исцеляй слепых, Чтобы узнать в тяжелый час сомненья Учеников злорадное глумленье И равнодушие толпы. («Нам свежесть слов и чувства простоту...»)