Штольц изображен Гончаровым как своего рода «новый человек». Это не крупный чиновник, добившийся «карьеры и фортуны», каким был Петр Адуев. Это делец, чуждый и дворянской лени, и служебного карьеризма, отличающийся такой активностью и та-Ким уровнем культуры, которые не были свойственны тогда русскому купечеству. Не зная, видимо, где найти такого человека среда русских дельцов, Гончаров сделал Штольца отпрыском полунемецкой, бюргерской семьи, получившим, однако, воспитание у своей русской матери-дворянки и в дворянском университете.

Общественные идеалы Штольца прогрессивны. Это буржуазно реформистские идеалы экономического и культурного развития помещичьей России, основанного на полном хозяйственном осин бождении крестьян, на взаимной хозяйственной «выгоде» в тип усадьбы и деревни, на развитии прикладных знаний и грамотности в народе. По мнению Штольца, с помощью устройства «школ», «пристаней», «ярмарок», «шоссейных дорог», и старые, патриархальные «обломовки» должны превратиться и благоустроенные, культурные имения, приносящие доход. Сам Штольц так и стремится управлять имениями Обломова и Ольги.

Таким образом, Штольц, а вместе с ним и автор не отрицают романтических переживаний, как это делал Адуев, но дают им естественнонаучное объяснение. Однако возвышенные стремления Штольца и Ольги не выходят за пределы личных интересов, им чужда общественная направленность. Вся «философия» жизни Штольца сводится к тому, чтобы «в нравственных отправлениях своей жизни» найти «равновесие практических сторон с тонкими потребностями духа».

Таков у Гончарова «новый человек», который должен «разбудить» Обломова и, спасая его от Тарантьева и Мухоярова, приобщить к жизни и деятельности. Основные события романа и заключающиеся в них конфликты показывают, насколько осуществимы эти возможности. На первый план писатель вновь выдвигает любовные интриги. Он вводит своих главных героев, в любовный конфликт, чтобы самой жизнью испытать, чего стоит каждый из них.
В любовных отношениях с такой женщиной оба главных героя Гончарова, Обломов и Штольц, каждый по-своему, терпят поражение. И это обнаруживает несостоятельность авторских иллюзий в оценке каждого из них.


Когда Штольц впервые, превращая собственное имя своего друга в нарицательное, назвал его паразитическую жизнь «обломовщиной», точнее «петербургской обломовщиной», он еще не думал, что эта болезнь неизлечима, что больной безнадежен. Он полагал, что Обломов еще может выздороветь. Роман Обломова с Ольгой показывает, что это не так. По. сравнению с Любонькой и Натальей Ольга взялась как будто бы за гораздо более легкую задачу - возродить опустившегося человека к содержательной и деятельной жизни. Сначала, когда Ольга увлекалась Обломовым только как порученным ее заботам «больным», основное значение для нее имела первая сторона этой задачи - содержательность его, а вместе с тем и ее собственной жизни.

Но развязка основного конфликта романа имеет и другой, пи лее значительный смысл. Расставшись с Ольгой, Обломов тем самым ушел из-под влияния Штольца. Он поселился в мещанском домике Пшеницыной и живет теперь под темной властью Тарантьева и Мухоярова. Здесь он не только возвращается к споим прежним привычкам - к халату, дивану и т. п. Штольц вновь появляется в романе не только для того, чтобы с грустью видеть это «угасание», а прежде всего для того, чтобы, став на место Обломова в отношениях с Ольгой, показать в противовес ему свою силу «на широкой арене всесторонней жизни, со всей ее глубиной…». Так осознает Ольга возможности Штольца, и сам автор как будто бы берется показать их осуществление.

Но и у Штольца есть своя логика характера, вступающая в противоречие с тенденцией автора. Сочувственно отзываясь о жизни Штольца и Ольги в ее исключительной содержательности, автор не может показать ее в живых сценах и не находит для нее убедительных красок, которыми так богато изображение Обломова. Автор только уверяет читателей, что эта жизнь очень богата содержанием, но эти уверения ничем не подкрепляются.

Так, находясь с Ольгой в Париже, Штольц постоянно встречал с ее стороны «глубокие вопросы» или «вопросы, сомнения, требования». Ему было не легко отвечать на них, но все же «он, с огнем опыта в руках, пускался в лабиринт ее ума, характера…» или «спешил бросать перед ней, с огнем и энергией, новый запас, новый материал!». Далее, пытаясь нарисовать содержательную жизнь счастливых супругов в их коттедже, автор не пускает туда читателя. Он и здесь довольствуется многозначительными фразами. «Жизнь, - пишет автор, - била ключом, слышался новый вопрос беспокойного ума, встревоженного сердца…». Они вместе работали «над нескончаемым, задаваемым друг другу материалом…» и т. п. Когда же автору стало явно неловко от своей уклончивости, и он поставил давно назревший вопрос: «Но что же было предметом этих жарких споров, тихих бесед, чтений?» - он ответил на него очень неопределенно и неудачно. «Да все, - пишет он. - Его (Штольца) едва-едва хватало поспевать за томительной торопливостью ее мысли и воли».