Будущему писателю не довелось непосредственно участвовать в военных действиях. Но рассказы о великих событиях - о Бородинской битве и разгроме армии Наполеона, «о битве народов» под Лейпцигом, о взятии Парижа - не могли не волновать молодого офицера. И именно в эти годы, по его собственному признанию в письме к Бегичеву, в душе его возникла «любовь к добру» и он «начал дорожить… всем, что составляет истинную красоту души». Давно замечено, что Грибоедов сам оказался одним из прототипов Чацкого. По возвращении из армии в 1817 г. Грибоедов поступает на службу в Коллегию иностранных дел, куда по окончании Лицея был зачислен и Пушкин. Время пребывания Грибоедова в Петербурге совпало с ранним периодом декабрьского движения. Как уже указывалось, общение Грибоедова с будущими декабристами началось еще в университетские годы.

И в Петербурге, и в Москве Грибоедов наблюдал те противоречия между двумя складывавшимися в дворянском обществе - прогрессивным и реакционным - лагерями, столкновение которых легло позднее в основу исторического и политического содержания «Горя от ума». В 1818 г. Грибоедов был в Москве и писал Бегичеву: «В Москве все не по мне.- Праздность, роскошь, не сопряженные ни с малейшим чувством к чему-нибудь хорошему… ни в ком нет любви к чему-нибудь изящному». Ухудшились отношения с матерью - типичной представительницей московского барского круга. Н. Ф. Грибоедова неодобрительно смотрела на литературные занятия сына. И она, и родные хотели видеть в нем подающего надежды чиновника, который «может со временем попасть в статские советники». «Больше во мне ничего видеть не хотят,- пишет Грибоедов.- В Петербурге я, по крайней мере, имею нескольких таких людей, которые, не знаю, настолько ли меня ценят, сколько я думаю что стою, но, по крайней мере, судят обо мне и смотрят с той стороны, с которой хочу, чтоб на меня смотрели. В Москве совсем другое…» так встретит барская Москва и Чацкого.

Путешествие на Восток укрепило взгляды и настроения Грибоедова. В Иране он снова столкнулся с деспотизмом и произволом. «И эта лестница слепого рабства и слепой власти здесь беспрерывно восходит… выше и выше». Его особенно поразили нищета и бесправие угнетенного иранского населения. В письме из Тавриза Грибоедов рассказывает о том, как губернатор, «чтоб дешевле продавалась насущная пища, пошел всех бить на базаре и именно тех, у которых нет ни ломтя хлеба». «Резаные уши и батоги при мне»,- записывает он в дневнике. «Рабы, мой любезный… Недавно одного областного начальника, невзирая на его 30-летнюю службу, седую голову и алкоран в руках, били по пятам, разумеется, без суда»,- читаем мы в одном из писем Бегичеву. Характерно, что иранские впечатления наводят Грибоедова на размышления о свободных народах, о конституции. «В Европе,- замечает он,- даже и в тех народах, которые еще не добыли себе конституции, общее мнение по крайней мере требует суда, виноватому, который всегда наряжают» ‘. Так мысль о народном бесправии ассоциировалась у Грибоедова с идеей ограничения самодержавия конституцией. Идеи свободы и прав человеческой личности приобретали для него все более глубокое содержание.

По возвращении из Ирана Грибоедов служит дипломатическим советником при командующем Особой русской армией на Кавказе, герое Отечественной войны 1812 года генерале А. П. Ермолове. В эту пору революционное, национально-освободительное движение в ряде стран волновало передовую дворянскую интеллигенцию. Сам Ермолов, по-видимому, знал о существовании в столице тайного политического общества. В окружении командующего войсками было много декабристски настроенной молодежи. На Кавказе находились Якубович, Кюхельбекер и другие. Все это способствовало дальнейшему развитию в Грибоедове декабристских взглядов и настроений.

Особенно сблизился писатель с Кюхельбекером - лицейским другом Пушкина. Всю свою жизнь вспоминал потом Кюхельбекер о дружбе с Грибоедовым. Этой близости, несомненно, способствовали общность свободного образа мыслей, обоюдное стремление к развитию русской национальной культуры.




В это время Грибоедов усиленно изучает правоведение, философию, историю, политическую экономию, одновременно занимается восточными языками. Он был одним из образованнейших людей своего времени. Поистине безгранична была его жажда знаний. Александр Сергеевич изучал науки с возвышенной целью служения родине. «Чем человек просвещеннее,- говорил он,- тем он полезнее своему отечеству»2. Его глубоко волновал вопрос о просвещении народном. Как Пушкин и многие декабристы, Грибоедов стремился «в просвещении стать с веком наравне» для решения тех практических общественных проблем, которые стояли перед русской жизнью.

Писателя и декабристов роднит идейная целеустремленность. Сам Грибоедов, касаясь своего знакомства с Рылеевым, Бестужевым, Оболенским и другими единомышленниками, отмечал впоследствии в своих показаниях следователям: «В разговорах их видел часто смелые суждения насчет правительства, в коих сам я брал участие: осуждал, что казалось вредным, и желал лучшего».

Что же казалось Грибоедову «вредным» и чего он желал для своей родины? Как и декабристы, он прежде всего считал необходимым уничтожение крепостного права. Он призывал Бестужева заклеймить разврат крепостнического барского общества. Ему был душен «тлетворный кладбищенский воздух» последних лет царствования Александра I. Императорский чиновничье-аристократический Петербург казался Грибоедову «мертвым городом». Подобно декабристам, он был решительным противником самодержавия. Деспотическое правление, картины которого он наблюдал и в России времен аракчеевщины, и в Иране, было ему ненавистно.

Наряду с большими политическими проблемами, Грибоедова волновали и другие, более частные вопросы, связанные с культурным развитием России. В своей любви к «отечественным нравам», к русской национальной культуре автор «Горя от ума» также разделял чувства и мысли декабристов, их революционный патриотизм и вражду к дворянско-аристократическому космополитизму.

Грибоедов решительно отстаивал идею национальной самобытности русской культуры. С этой точки зрения он критически относился к некоторым сторонам реформы Петра I, который, по мнению писателя, слишком увлекался иноземцами. Любовь писателя ко всему национальному проявлялась даже в бытовых вещах. Так, когда его спросили о причинах восхваления им в разговорах с декабристами русского платья, национальной русской одежды, Грибоедов ответил: «Русского платья желал я потому… что оно бы снова сблизило нас с простотою отечественных нравов, сердцу моему чрезвычайно любезных». Тонкий знаток русской истории, он хорошо знал летописи и другие памятники русской древней письменности, высоко ценил славянские народы, «не любил разделения между славянскими племенами и почитал их одной семьей».

Таким образом, мировоззрение, политические взгляды, настроения и дружеские связи определили принадлежность Грибоедова к кругу декабристов. «Он наш»,- говорил о нем Рылеев. Духовная связь с декабристским движением оказалась необходимой идейной предпосылкой создания «Горя от ума».