\"История Государства Российского\" есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека.
А. С. Пушкин
Оказывается, у меня есть Отечество!
Первые восемь томов \"Истории Государства Российского\" вышли все разом в 1818 году. Рассказывают, что, захлопнув восьмой, последний том, Федор Толстой по прозванию Американец воскликнул: \"Оказывается, у меня есть Отечество!\". И он был не один. Тысячи людей подумали, и, главное, почувствовали вот это самое. Зачитывались \"Историей\" все — студенты, чиновники, дворяне, даже светские дамы. Читали в Москве и Петербурге, читали в провинции: один далекий Иркутск закупил 400 экземпляров. Ведь это так важно для всякого, знать, что оно у него есть, Отечество. Эту уверенность дал людям России Николай Михайлович Карамзин.
Нужна история
В те времена, в начале XIX века, древняя вековечная Россия вдруг оказалась молодой, начинающей. Только что вступила она в большой мир. Все рождалось заново: армия и флот, заводы и мануфактуры, науки и литература. И могло показаться, что никакой истории у страны нет — разве было что-нибудь до Петра, кроме темных веков отсталости и варварства? Есть ли у нас история? \"Есть\", — ответил Карамзин.
Кто же он?
О детстве и юности Карамзина мы знаем совсем немного — не сохранилось ни дневников, ни писем от родственников, ни юношеских сочинений. Знаем, что родился Николай Михайлович 1 декабря 1766 года неподалеку от Симбирска. В ту пору это была глушь невероятная, настоящий медвежий угол. Когда мальчику исполнилось 11 или 12 лет, его отец, отставной капитан, отвез сына в Москву, в пансион при университетской гимназии. Здесь Карамзин пробыл некоторое время, а потом поступил на действительную военную службу — и это в 15 лет. Преподаватели пророчили ему не то что Московский — Лейпцигский университет, да как-то не получилось.
Литератор
Военная служба не пошла — хотелось писать, сочинять, переводить. И в 17 лет Николай Михайлович уже отставной поручик. Впереди целая жизнь. Чему посвятить ее? Литературе, исключительно литературе — решает Карамзин.
А какая она была, русская литература XVIII века? Тоже молодая, начинающая. Карамзин пишет другу: \"Я лишен удовольствия читать много на родном языке. Мы еще бедны писателями. У нас есть несколько поэтов, заслуживающих быть читанными\". Конечно, писатели уже есть, и не кое-кто, а Ломоносов, Фонвизин, Державин, но значительных имен не более десятка. Неужто талантов мало? Нет, они есть, но дело стало за языком: не приспособился пока русский язык передавать новые мысли, новые чувства, описывать новые предметы.
Карамзин делает установку на живую разговорную речь образованных людей. Он пишет не ученые трактаты, а путевые заметки (\"Записки русского путешественника\"), повести (\"Остров Борнгольм\", \"Бедная Лиза\"), стихи, статьи, переводит с французского и немецкого.
Журналист
Наконец, решается выпускать журнал. Он назывался просто: \"Московский журнал\". Известный драматург и литератор Я. Б. Княжнин взял в руки первый номер и воскликнул: \"У нас не было такой прозы!\"
Успех \"Московского журнала\" был грандиозный — целых 300 подписчиков. По тем временам это очень большая цифра. Вот как еще мала была не только пишущая, читающая Россия.
Работает Карамзин невероятно много. Сотрудничает и в первом русском детском журнале. Назывался он \"Детское чтение для сердца и разума\". Только для этого журнала Карамзин каждую неделю писал по два десятка страниц.
Карамзин для своего времени — писатель номер один.
Историк
И вдруг Карамзин берется за гигантский труд — составить родную русскую историю. 31 октября 1803 года вышел указ Царя Александра I о назначении Н. М.Теперь на всю оставшуюся жизнь — историк. Но так, видно, было надо.
Летописи, указы, судебники
Теперь — писать. Но для этого нужно собирать материал. Начались поиски. Карамзин буквально прочесывает все архивы и книжные собрания Синода, Эрмитажа, Академии наук, Публичной библиотеки, Московского университета, Александро-Невской и Троице-Сергиевой лавры. По его просьбе ищут в монастырях, в архивах Оксфорда, Парижа, Венеции, Праги и Копенгагена. И нашлось многое.
Остромирово Евангелие 1056 – 1057 года (это и поныне древнейшая из датированных русских книг), Ипатьевская, Троицкая летописи. Судебник Ивана Грозного, произведение древнерусской литературы \"Моление Даниила Заточника\" и много чего еще.
Говорят, обнаружив новую летопись — Волынскую, Карамзин несколько ночей не спал от радости. Друзья смеялись, что он стал просто несносным — только и разговоров, что об истории.
Какой она будет?
Материалы собираются, но как взяться за текст, как написать такую книгу, которую прочтет и самый простой человек, но от которой и академик не поморщится? Как сделать, чтобы было интересно, художественно и в то же время научно? И вот эти тома. Каждый делится на две части: в первой — подробный, написанный большим мастером, рассказ — это для простого читателя; во второй — обстоятельные примечания, ссылки на источники — это для историков.
Таков истинный патриотизм
Карамзин пишет брату: \"История не роман: ложь всегда может красива, а истина в своем одеянии нравится только некоторым умам\". Так о чем же писать? Подробно излагать славные страницы прошлого, а темные лишь перелистывать? Может быть, именно так должен поступать историк-патриот? Нет, решает Карамзин, патриотизм — только не за счет искажения истории. Он ничего не добавляет, ничего не выдумывает, не превозносит победы и не преуменьшает поражения.
Вот он пишет о Василии III: \"в сношениях с Литвою Василий ... готовый всегда к миролюбию...\" Все не то, не правда. Историк перечеркивает написанное и выводит: \"В сношениях с Литвою Василий изъявлял на словах миролюбие, стараясь вредить ей тайно или явно\". Таково беспристрастие историка, таков истинный патриотизм. Любовь к своему, но не ненависть к чужому.
Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом.
Пишется древняя история России, а вокруг делается современная: наполеоновские войны, битва при Аустерлице, Тильзитский мир, Отечественная война 1912-го года, пожар Москвы. В 1815 году русские войска вступают в Париж. В 1818 выходят из печати первые 8 томов \"Истории Государства Российского\". Тираж — страшное дело! — 3 тысячи экземпляров. И все раскупили в 25 дней. Неслыханно! А ведь цена немалая — 50 рублей.
Последний том останавливался на середине правления Ивана IV, Грозного. Все бросились читать. Мнения разделились.
Одни говорили: \"Якобинец!\" Еще и раньше попечитель Московского университета Голенищев-Кутузов подал министру народного просвещения некоторый, мягко говоря, документ, где обстоятельно доказывал, что \"сочинения Карамзина исполнены вольнодумнического и якобинского яда\". \"Не орден бы ему надо дать, давно пора бы его запереть\". За что же так? Прежде всего, — за независимость суждений. Это не всем нравится. Есть мнение, что Николай Михайлович ни разу в жизни не покривил душой.
\"Монархист!\" — восклицали другие, молодые люди, будущие декабристы. Да, главный герой \"Истории\" Карамзина — российское самодержавие. Плохих государей автор порицает, хороших ставит в пример. А благоденствие для России видит в просвещенном, мудром монархе. То есть, нужен \"добрый царь\". Карамзин не верит в революцию, тем более в скорую. Итак, перед нами действительно монархист.
А вот что пишет сам Николай Михайлович другу: \"Не требую ни конституции, ни представителей, но чувством останусь республиканцем, и притом верным подданным царя русского: вот противоречие, но только мнимое\".
Отчего же он тогда не с декабристами? Карамзин считал, что время России еще не настало, народ не созрел для республики.
Добрый царь
Девятый том еще не вышел из печати, а уже поползли слухи, что он запрещен. Начинался он так: \"Приступаем к описанию ужасной перемены в душе царя и в судьбе царства\". Итак, продолжается рассказ об Иване Грозном.
Прежние историки не решались открыто описывать это царствование. Не удивительно. Вот, например, покорение Москвой вольного Новгорода. Карамзин-историк, правда, напоминает нам, что объединение русских земель было необходимо, но Карамзин-художник дает яркую картину того, как именно совершалось покорение вольного северного города:
\"Судили Иоанн и сын его таким образом: ежедневно представляли им от пятисот до тысячи новгородцев; били их, мучили, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхова, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду целыми семействами, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами. Ратники московские ездили на лодках по Волхову с кольями, баграми и секирами: кто из вверженных в воду всплывал, того кололи, рассекали на части. Сии убийства продолжались пять недель и заключались грабежом общим\".
И так почти на каждой странице — казни, убийства, сожжение пленных при известии о гибели царского любимца злодея Малюты Скуратова, приказ уничтожить слона, отказавшегося опуститься на колени перед царем и так далее.
Вспомните, ведь пишет человек, убежденный, что самодержавие необходимо в России.
14 декабря
Он не хотел, чтобы его книга стала источником вредных мыслей. Он хотел говорить правду. Так уж получилось, что правда, им написанная, оказалась \"вредной\" для самодержавия.
И вот 14 декабря 1825 года. Получив известие о восстании (для Карамзина это, конечно, мятеж), историк идет на улицу. Он был в Париже 1790-го, был в Москве 1812-го, в 1825-ом он идет по направлению к Сенатской площади. \"Видел ужасные лица, слышал ужасные слова, камней пять – шесть упало к моим ногам\".
Карамзин, конечно, против восстания. Но сколько среди мятежников своих — братья Муравьевы, Николай Тургенев Бестужев, Кюхельбекер (он переводил \"Историю\" на немецкий).
Через несколько дней Карамзин о декабристах скажет так: \"Заблуждения и преступления этих молодых людей суть заблуждения и преступления нашего века\".
После восстания Карамзин смертельно заболевает — простудился 14 декабря. В глазах современников он был еще одной жертвой этого дня. Но умирает не только от простуды, рухнуло представление о мире, утеряна вера в будущее, а на престол взошел новый царь, очень далекий от идеального образа просвещенного монарха.
Писать Карамзин больше не мог. Последнее, что он успел сделать, — вместе с Жуковским уговорил царя вернуть из ссылки Пушкина.
Николай Михайлович умер 22 мая 1826 года.
А XII том замер на междуцарствии 1611 – 1612 года. И вот последние слова последнего тома — о маленькой российской крепости: \"Орешек не сдавался\".
Сейчас
С тех пор прошло более полутора столетий. Нынешние историки знают о древней России куда больше, чем Карамзин, — сколько всего найдено: документы, археологические находки, берестяные грамоты, наконец.
Зачем она нам сейчас? Об этом хорошо сказал в свое время Бестужев-Рюмин: \"Высокое нравственное чувство делает до сих пор эту книгу наиболее удобною для воспитания любви к России и к добру\".
