Сопоставляя живую жизнь и абстрактное умозрение, Лермонтов пробуждает в своих героях высокие чувства, наполняет их внутренний мир сверхчеловеческими идеалами, заставляет их испытать всю полноту счастья и всю горечь страдания. Перед Демоном, наблюдающим пляску Тамары, вновь возникают картины прежней связи с миром
И вновь постигнул он святыню
Едва ль сравнится с той улыбкой,
Пред ним катилися тогда»
Любви, добра и красоты!

Сближая и разъединяя героев, повествуя о приобретениях и утратах, когда каждое приобретение означает одновременно и утрату, а каждая потеря оборачивается приобретением, Лермонтов сохраняет объективную меру их оценки. Решающим остается для него причастность к земной, естественной жизни, любовь к добру и вера в него. Вместе с тем трагическая коллизия эпохи, угаданная в «Демоне», состояла в том, что гармония между разумом и чувством в данном обществе невозможна, что она неотвратимо ведет к разъединению этих начал, к борьбе между ними, так же как невозможна гармония между миром естественной цельности и отвлеченной, абстрактной духовности. Неизбежность поражения Демона коренится не только в его внутреннем мире, не способном к добру, несмотря на искреннее к нему стремление. В «Демоне» заложена глубокая правда о веке, порождающем дисгармонию и постоянно отторгающем человека от гармонии вселенной, не дающем обрести абсолютное счастье.

объективно подготавливает впечатление Демона, недавно тосковавшего об утраченной гармонии с мировым целым. «В Тамаре Демона привлекла именно живая жизнь, он ощутил цельность непосредственной жизни в гармоническом согласии ее чувственной и духовной сторон и их открытого, детски простого и естественного выражения («И были все ее движения Так стройны, полны выраженья, Так полны милой простоты…»). В Демоне разум отделился от чувства, он стал абстрактным, лишенным объективной опоры, распался с природой. В Тамаре духовное не отделено от чувственного, а выступило в гармонии. Но, в отличие от Демона, она – «свободы резвое дитя» – едва прикоснулась к пучине познания («И часто тайное сомненье Темнило светлые черты…»). Естественный мир в «Демоне» уже распадается изнутри. Тамара предчувствует, что ее ожидает
…мечты о прежнем счастье цепью длинной,
Как будто за звездой звезда,
Родным когда-то языком»
И незнакомая семья
Слегка играющий порой,
Но луч луны, по влаге зыбкой

Дальнейший путь Тамары – потеря естественности и приобретение знания. Путь Демона – от познанья к естественности и гармонии. Сближая пути героев, Лермонтов одновременно и разъединяет их: светлое начало, торжествующее в Тамаре, в конце концов побеждает («Ее душа была из тех, Которых жизнь – одно мгновенье Невыносимого мученья, Недосягаемых утех. Творец из лучшего эфира Соткал живые струны их, Они не созданы для мира, И мир был создан не для них!»), а злое начало Демона обрекает его на полное одиночество и безраздельный эгоизм («И вновь остался он, надменный, Один, как прежде, во вселенной Без упованья и любви!..»). Тамара пронесла любовь через страдания, Демон отверг любовь, и его страдание не искупило душевных мук.
В нем чувство вдруг заговорило
Отчизна, чуждая поныне,
И улыбается она, веселья детского полна.

Третья картина, развернутая в четырех строфах (V, VI, VII, VIII), рисует патриархальный, естественный мир, не лишенный противоречий, но опирающийся на обычай. Здесь все устойчиво и раз навсегда заведено, и лишь свадебный пир нарушает установленную бытовую неподвижность. На этом фоне возникает образ княжны Тамары, в которой воплощено высшее одухотворение природы, внутренняя гармония и цельность, не сознающая себя, а живущая простой, естественной жизнью. Отдаленно эта гармоническая жизнь напоминает образы райского блаженства, незамутненного разумом. Явная перекличка воспоминаний Демона о «лучших днях» («Когда бегущая комета Улыбкой ласковой привета Любила поменяться с ним…») с детски чистым обликом Тамары
Судьба печальная рабыни,
Как жизнь, как молодость, живой…