Именно Демон, а не человек, мог «всю жизнь, века без разделения и наслаждаться и страдать». Демону были под стать нечеловеческие страдания: «Что повесть тягостных лишений, Трудов и бед толпы людской Грядущих, прошлых поколений. Перед минутою одной Моих непризнанных мучений?» Именно Демону свойственно безграничное презрение или ненависть к окружающему

* Где нет ни истинного счастья,
* Ни долговечной красоты,
* Где преступленья лишь да казни,
* Где страсти мелкой только жить,
* Где не умеют без боязни
* Ни ненавидеть, ни любить

Он обречен на полное одиночество в этом пошлом мире, и отсюда его опустошенность: ничто не могло возбудить «В груди изгнанника бесплодной Ни новых чувств, ни новых сил». Однако Демон мечтает о возрождении, возможность которого кажется подчас реальной:

* На мгновенье Неизъяснимое волненье
* В себе почувствовал он вдруг.
* Немой души его пустыню
* Наполнил благодатный звук
* И вновь постигнул он святыню
* Любви, добра и красоты».
* Но затем опять та же гордая замкнутость:
* Когда ж он пред собой увидел
* Все, что любил и ненавидел,
* То шумно мимо промелькнул
* И, взор пронзительный кидая,
* Посла потерянного рая
* Улыбкой горькой упрекнул…

Типизированный Лермонтовым характер нашел свое наиболее законченное выражение в образе Демона, как он дан в шестой редакции поэмы. Тот же характер раскрывается и в лирических стихотворениях поэта, о которых Белинский писал: «В них… нет надежды, они поражают душу читателя безотрадностью, безверием в жизнь и чувства человеческие, при жажде жизни и избытке чувства»1.

Ситуация Демон — Тамара напоминает ситуацию Арбенин — Нина. Но условно-романтическая трактовка Демона освобождает героя от ревности, от подозрения в измене, снижающих его величие. Близкие к этому отношения Печорина и Веры («Княгиня Литовская») точно так же мельчит обыденный мотив их разлуки и замужества Веры. Гибель Тамары — результат столкновения обыкновенного, но живого в своем душевном смятении человека с титанической натурой Демона. Злой дух торжествовал— он приобщил Тамару к своему миру. Об этом говорит облик лежащей в гробу Тамары:

* Улыбка странная застыла,
* Едва мелькнувши на устах;
* Но темен, как сама могила,
* Печальный смысл улыбки той:
* Что с ней? Насмешка ль над судьбой,
* Непобедимое ль сомненье?
* Иль ‘к жизни хладное презренье?
* Иль с небом гордая вражда?
* Как знать? Для света навсегда
* Утрачено ее значенье!

Романтична поэма и по своей форме: построение ее подчинено задаче раскрыть внутренние переживания центрального героя, противопоставленного всему окружающему миру,— отсюда обилие монологов героя, патетически-декламационный слог, единый во всей поэме, одинаковый в речи автора и его любимого героя. От редакции к редакции романтизм поэмы не ослабевает, но,, как это было в «Мцыри», по сравнению с предшествующими ей поэмами, редакция «Демона» 1838 года обнаруживает воздействие реалистической манеры лермонтовских произведений 1836—1837 годов: перенесение места действия на Кавказ, что ослабляет отвлеченность поэмы, обрисовка быта и использование преданий горцев, большая психологическая мотивированность характеров Демона и Тамары.

Все это, однако, не выводит поэму за пределы романтизма. Но при неизменно романтическом характере поэмы во всех ее восьми редакциях образы Демона и Тамары подвергались существенным изменениям, пройдя в процессе переработок три важнейшие стадии. В редакциях 1829—1834 годов, т. е. в первых трех и в пятой (четвертую составляет лишь небольшой набросок, оставшийся незавершенным), Демон губит монахиню «от зависти и ненависти», ревнуя ее к ангелу, метя небу, пославшему его: «Красавице погибнуть надо, Ее не пощадит он вновь. Погибнет: прежняя любовь Не будет для нее оградой!» В шестой редакции мотив мести перестает играть сколько-нибудь существенную роль.

Пораженный красотой Тамары, при виде ее вновь постигнув «святыню любви, добра и красоты», Демон убирает со своего пути жениха Тамары и ангела и, добившись любви Тамары, тем самым губит ее. Торжество Демона в этой редакции заключается не в осуществленной мести, а в том, что и Тамаре стали доступны «к жизни хладное презренье» и «с небом гордая вражда». Последние две редакции не содержат мотива близости Тамары и Демона и снимают его торжество. При описании Тамары, лежащей в гробу, опущены приведенные выше стихи из шестой редакции, в том числе так понравившаяся Белинскому строчка: «Иль с небом гордая вражда», и об улыбке лежащей в гробу Тамары сказано совсем другое:

* О многом грустном говорила
* Она внимательным глазам:

* В ней было хладное презренье
* Души, готовой отцвести,
* Последней мысли выраженье,
* Земле беззвучное прости,
* Напрасный отблеск жизни прежней,
* Она была еще мертвей,
* Еще для сердца безнадежней
* Навек угаснувших очей.

Уже в седьмой редакции появляется клятва Демона, пронизанная стремлением к примирению с небом. Торжество ангела в восьмой редакции приводит к полному поражению Демона. Рассказ о нем завершается прежде отсутствовавшими стихами:

* И проклял Демон побежденный
* Мечты безумные свои,
* И вновь остался он, надменный,
* Один, как прежде, во вселенной
* Без упованья и любви!..

Последние две редакции, таким образом, меняют общий смысл поэмы, резче подчеркивают несостоятельность Демона, привносят в произведение мотив примирения с действительностью. Это достигается даже ценой нарушения внутренней логики поэмы: слова. «Демон… вновь остался… без упованья» противоречат всему предшествующему тексту, где «упованье» является одной из важнейших черт его характера. Такие несоответствия, а главное противоречащее всему творчеству Лермонтова, в том числе и творчеству последних лет, ослабленное звучание последних двух редакций, свидетельствуют о том, что они являются результатом автоцепзуры.