В жизни
каждого человека наступает момент, когда он
вдруг начинает задумываться о цели и смысле
жизни, о проблемах соотношения личности и
бытия, о своем месте в мире людей. И каждый,
наверное, испытал мучительную боль, не
находя ясных ответов на поставленные
вопросы.




Во
все времена проблемы бытия особенно
волновали передовых представителей
человеческого общества, в том числе и
художников слова — поэтов и писателей.



Но ни в
одной литературе мира “проклятые вопросы”,
как назвал их Достоевский, не стояли так
остро, как в русской. По словам Евтушенко, во
все времена “поэт в России больше, чем поэт”.



И, конечно
же, эти вопросы не могли не волновать
гениального поэта Пушкина, явившегося “началом
всех начал” в русской классической
литературе. Поэт спрашивал:



Дар
напрасный, дар случайный,



Жизнь,
зачем ты мне дана?



И в каждый
период жизни у Пушкина был свой ответ на
этот вопрос. В одном он уверен полностью:



Блажен, кто
смолоду был молод,



Блажен, кто
вовремя созрел.



Так говорил
поэт в “Евгении Онегине”, считая, что
каждому возрасту в жизни соответствует
определенная манера поведения: в молодости
нужно жить полной жизнью, наслаждаться
всеми ее радостями, удовольствиями и
весельем, пока есть любовь, жар молодого
сердца, дружеские встречи и беззаботные
пиры. Уйдет молодость — уйдет жизнь:



Мы ж
утратим юность нашу



Вместе с
жизнию другой.



Но пока
сердце молодое бешено бьется в груди, поэт
призывает:



...Тряхнем
рукою руку,



Оставим в
чаше круговой



Педантам
сродну скуку.



Однако,
повзрослев, Пушкин пересматривает свое
отношение ко многим вещам. Порой в его жизни
наступают моменты, когда существование
кажется бессмысленным, безотрадным:



Цели нет
передо мною;



Сердце
пусто, празден ум,



И томит
меня тоскою



Однозвучной
жизни шум.




Жизнь
представляется поэту как совокупность трех
этапов: утра — молодости, дня — зрелости и
вечера — старости, после которой неизменно
приходит ночь, олицетворяющая смерть; и
человек не в силах изменить этот закон
природы. “Но зачем тогда ум, душа, талант? —
спрашивает себя поэт. — Зачем порывы и
стремленья?”



Кто меня
волшебной властью



Из
ничтожества воззвал,



Душу мне
наполнил страстью,



Ум
сомненьем взволновал?..



Мрачные
серые дни сменяются светлыми, радостными, а
сомненья — уверенностью в господстве
положительного начала, ведь Пушкин —
неисправимый оптимист, и вот он уже
призывает:



Если жизнь
тебя обманет,



Не печалься,
не сердись!



В день
уныния смирись:



День
веселья, верь, настанет.



И тем не
менее мысли о смерти не покидали поэта, и
размышления об этом часто встречаются в его
произведениях:



Я говорю:
промчатся годы.



И сколько
здесь ни видно нас,



Мы все
сойдем под вечны своды —



И чей-нибудь
уж близок час.



Он
предчувствовал свою раннюю гибель и
томился мыслями о ней, о чем мы можем судить
по проникновенным строкам стихотворения “Брожу
ли я вдоль улиц шумных...”:



День каждый,
каждую годину



Привык я
думой провождать,



Грядущей
смерти годовщину



Меж их
стараясь угадать.



Но умирать
Пушкин не хочет, он полон жажды жизни,
творчества и любви. Пронзительно доносится
сквозь века его голос:



Но не хочу,
о други, умирать;



Я жить хочу,
чтоб мыслить и страдать;



И ведаю, мне
будут наслажденья



Меж
горестей, забот и треволненья...



Поэзия
Пушкина зрелого периода точно озарена
светом вечности, и в этом источник ее
гармоничности, ее возвышенности, ее
философского звучания. Поэт говорит о
смерти, как мудрец, философ, с глубокой и
просветленной грустью. Мысли о смерти для
Пушкина неотделимы от мыслей о вечном:



И пусть у
гробового входа



Младая
будет жизнь играть,



И
равнодушная природа



Красою
вечною сиять.



Жизнь не
заканчивается со смертью какого-то одного
конкретного человека, и поэт, посетивший в
1835 году такое дорогое ему Михайловское, в
котором его “минувшее... объемлет живо”,
слушая приветственный шум сосен, глядя на
младую разросшуюся рощу, “зеленую семью”,
приветствует “племя младое, незнакомое”.
Нет страдания, а только свойственная
Пушкину “светлая печаль” в строках:



...не я



Увижу твой
могучий поздний возраст,



Когда
перерастешь моих знакомцев



И старую
главу их заслонишь



От глаз
прохожего.



Поэт как бы
передает эстафету жизни будущим поколениям,
но верит, что связь времени, связь поколений
неразрывна — она в памяти:



...И обо мне
вспомянет.



Память о
Пушкине — вечная память.



Не
зарастает и не зарастет “народная тропа” к
всеобъемлющему, всегда современному
творчеству, не зарастает и не зарастет
тропа к поистине святым местам, где жил и
творил А.С. Пушкин, где он нашел последний
свой приют.