Пушкин хорошо понимал, что основная проблема исторического романа - это взаимоотношение истории и современности, представителем которой является художник. Критикуя неудачных подражателей Вальтера Скотта, поэт дальше замечает: «В век, в который хотят они перенести читателя, перебираются они сами с тяжелым запасом домашних привычек, предрассудков и дневных впечатлений». Модернизация истории, перенесение в историческое прошлое понятий, мыслей, чувств, нравов современности, нежелание или неумение воспроизвести минувший век во всей его истине - основная черта неудачного исторического романа, основной источник всех дурных его качеств. И в зависимости от типа, от характера отображения исторического прошлого Пушкин различал основные направления в историческом романе современной ему эпохи.

Пушкин определил основную причину искажения истории французскими романтиками. Историческая истина приносилась ими в жертву политическим целям. Пушкин не раз указывал, что те или иные деятели исторического прошлого становились у романтиков рупором идей писателя. Историческое прошлое «применялось» к политическим потребностям современности самым откровенным образом. Пушкин был глубоко уверен, что «французская», т. е. романтическая, критика начнет искать и в его «Борисе Годунове» политических «применений».

Исторический роман французской романтической школы характеризуется резко выраженным историческим субъективизмом. Право па свободное вмешательство художника в историю, подчинение ее фактов идеям писателя теоретически обосновывалось де Виньи в его предисловии к роману «Сен-Марс». Пушкин боролся с историческим субъективизмом как во французской, так и в байронической форме. Еще в 1825 г. поэт высмеивал Б. Федорова, который в своем романе «Князь Курбский» «байроничает, описывает самого себя». И французам, и Байрону Пушкин противопоставлял Шекспира и Вальтера Скотта.

Борьбу противоречивых тенденций Пушкин находил и в русском историческом романе. Так, например, уже в 1825 г. он устанавливает влияние Вальтера Скотта на историческую беллетристику Бестужева, отмечая в то же время недостаточно конкретный и не совсем верный в национально-историческом плане образ одного из героев его повести.

Моралистическое, нравоучительное отношение к истории было присуще «нравственно-историческим» романам Булгарина, в которых нравоучительность сочеталась с откровенно реакционными целями, сформулированными, например, в предисловии к роману «Дмитрий Самозванец».





Такая интерпретация поведения народа в 1812 г. означала и. более глубокое по сравнению с 1823-1825 гг. понимание Пушкиным роли народа в истории. В «Борисе Годунове» народ выступает в качестве судьи происходящих событий. Как бы ни бушевали политические бури, их результат может быть прочен только при народном одобрении. Все, что вызывает отрицательный приговор народа, должно погибнуть, сойти с исторической сцены. Такова одна из основных и наиболее глубоких идей трагедии Пушкина.

В «Рославлеве» народ выступает не только как судья, исторически решающая сила, но и как участник событий. Правда, это все еще стихийная сила. Но этой стихией движет сознание необходимости борьбы с врагом-захватчиком. «Никогда, - замечает Полина,

Европа не осмелится уже бороться с народом, который рубит сам себе руки и жжет свою столицу». Народ - стихийная, но активная и решающая сила и крупных исторических событиях; народ добр, но ожесточается против врага. Сознание национальной независимости и чувство патриотизма ему в высшей степени свойственны, и ото чувство движет им в минуты «бедствия отечества», в грозный 1812 год.

Выразителем патриотических чувств народных масс, истинной патриоткой является в «Рославлеве» Полина. Пушкин запечатлел образ женщины, к которой близки исторические личности жен декабристов, воспетых Некрасовым. Образ Полины как бы дополняет галерею образов русских женщин, созданных Пушкиным: его гений нарисовал не только милую и пленительную, но покорную своему жребию Татьяну, но также и образ мужественной и решительной патриотки, сумевшей понять и вы с око оценить героический подвиг народа, борющегося за независимость Родины.

Но Полине совершенно чужда враждебность к передовой западной культуре, в частности к французской, прогрессивной, восходящей к революционному 1789 г. Полина ненавидит Наполеона как врага родины, но ей смешно французоедство, сменившее французоманию московского дворянского общества. Народ и Полина, как выразительница его патриотических чувств и представительница истинной культуры, противопоставлены образу «полупросвещенного» и равнодушного к «бедствиям отечества» дворянства. Признанные руководители дворянского общества изображены Пушкиным как «обезьяны просвещения» и «патриоты ухи». Таков довольно легкомысленный отец Полины.